Ирина Даневская - Путь к власти
Кардинал перечитал это послание в четвертый и в пятый раз, но, убедившись, что смысл письма ясней не становится, с досадой отложил его в сторону, спрашивая себя: уж ни сошел ли с ума этот достойнейший человек? Да и в самом деле, как можно заподозрить, что принцесса Генриетта, которой только исполнилось пятнадцать, переписывается с главой могущественнейшего ордена Европы! А тон письма говорит о том, что сам отец Жозеф не только не сомневается в такой возможности, но и уверен, что дело обстоит именно так. Более того, капуцин настойчиво советует приставить к Ее Высочеству толковых агентов с целью перехвата дальнейших писем и предотвращения личных встреч принцессы с Великим магистром.
– Он определенно сошел с ума, – недоуменно произнес Ришелье. – Ему везде мерещатся заговоры, особенно если дело касается «Молчаливых»… Да, с тех пор как генеральный викарий капуцинов Окино переметнулся к вальденсам и над орденом нависла угроза упразднения, эти «Молчаливые» захватили нешуточную власть. И, хотя с того времени прошло почти восемьдесят лет, ситуация ничуть не изменилась. Даже ордену Иисуса[38], который создал Папа для борьбы с протестантами, не удалось ее переломить. Но у де Молина должны быть дела поважнее, чем стремление заручиться дружбой девочки, хоть и сестры короля Франции… С другой стороны, отец Жозеф никогда не давал плохих советов…
Кардинал задумался. Он хорошо помнил роль капуцина в своем собственном возвышении, да и представить себе не мог, что безумие могло поглотить кипучий ум этого гениального человека. Это было невероятнее, чем даже предполагаемое существование переписки.
– Что же, – сказал себе этот второй, а на самом деле первый властитель Франции, – я ничем не рискую. Поступим так, как просит Жозеф. Капуцин никогда не давал плохих советов, а по его возвращении из Рима я смогу узнать подробности…
Решив так, Ришелье решительно дернул за шнурок звонка.
– Рошфор[39], пригласите ко мне мадам Дессанж, – приказал он вошедшему. – Она должна прибыть незамедлительно. Да, и разыщите Лемерсье[40]. Он еще не ознакомил меня с проектом моего будущего дворца. Скажите ему, пусть поторопится. Первому министру Франции пристало иметь дом, достойный его положения.
Рошфор согласно кивнул и исчез так же быстро, как и появился.
Кардинал откинулся на спинку кресла. Огонь, горевший в камине, отбрасывал причудливые тени, которые плясали в унисон мыслям этого великого человека.
В тот момент Арману-Жану дю Плесси, кардиналу де Ришелье, уже исполнилось сорок лет. Высокого роста, худощавый, с болезненным цветом угловатого лица и слишком прямыми волосами, чуть тронутыми сединой, он не был красавцем, и ничто в его внешности не располагало к себе людей. Но цепкий внимательный взгляд, высокий лоб мыслителя или поэта, тонкие подвижные пальцы выдавали в нем человека незаурядного, но отнюдь не гения, которым он в действительности был.
Прошел только год с тех пор, как этот необыкновенный человек сумел заполучить реальную власть в государстве, постоянно расшатываемую происками его врагов, спорами короля с матерью, и, наконец, неприязнью Людовика к нему самому. Выполняя функции первого министра Франции, Ришелье фактически еще не получил это звание и зависел от королевских милостей едва ли не больше, чем последний дворянин королевства. Чтобы так высоко подняться, ему понадобилось долгих двадцать лет взлетов, падений, успехов и поражений, забвения и восхождения, и вот только сейчас, достигнув вершины, господин первый министр начал понимать тяжесть того бремени, которое он на себя взвалил.
Да, в ту пору Франция была слабым разобщенным государством, где королевскую власть оспаривали могущественные губернаторы и принцы крови. Казна, так заботливо пополняемая первым министром короля Генриха IV, Сюлли, была истощена еще в первые годы правления регентши Марии Медичи. Непоследовательная внешняя политика этой ветреной дамы отнюдь не укрепила престиж Франции, зато отвернула от нее старых добрых союзников – Англию и Венецию, а гугенотские восстания раскачивали королевский трон не хуже, чем буря утлое судно в океане. Ришелье понимал, что договор при Монпелье[41], где несколько лет назад потерпел поражение герцог де Роан и его сторонники, дает возможность обеим воюющим сторонам собраться с силами, но никак не гарантирует ни мира, ни спокойствия в государстве. Теперь же к существующим проблемам добавилась еще одна, так что письмо отца Жозефа сулило сделать его и без того неспокойные ночи бессонными.
– Де Молина… – тихо проговорил кардинал. – Какого дьявола ему понадобилось закручивать дружбу с глупой девчонкой? Или не такой уж и глупой?
Через пять дней после известия о смерти д’Эгмона Генриетта Французская настолько пришла в себя, что решилась покинуть свои покои, чем несказанно обрадовала фрейлин и особенно баронессу Сент-Люс. Именно Элен и было разрешено первой переступить порог спальни Ее Высочества, куда во время добровольного заточения принцессы вход был категорически запрещен.
Девушка нашла принцессу немного бледнее обычного, довольно спокойной. Генриетта даже улыбнулась подруге.
– Итак, Элен, – произнесла принцесса, видя немой вопрос в ее глазах, – неприятности не появляются и не исчезают сами по себе. За ними всегда стоит чья-то воля и интерес. Вот только сидеть и предаваться отчаянию я больше не стану!
Элен ничего не поняла, но не решилась расспрашивать Генриетту, которая вертелась перед зеркалом.
– Я ужасно выгляжу, – проговорила принцесса, оглядев себя. – Нужно одеться. Ни друзья, ни враги не должны видеть, в каком я отчаянии.
Она подошла к туалетному столику, позвонила. Через некоторое время вошла высокая дама, лет сорока, с резкими чертами лица, присела в реверансе.
– Ваше Высочество…
– Что вы здесь делаете, мадам Дессанж? – удивилась принцесса.
– Ее Величество, королева-мать приставила меня к вам в качестве камер-фрейлины. Она считает, что мадам Дантрэг слишком легкомысленна и не может далее исполнять свои обязанности.
– Королева-мать, король или Его Высокопреосвященство? – уточнила Ее Высочество, протягивая гребень Элен и жестом приглашая помочь ей с прической.
– Какая разница, Ваше Высочество? Все делается для вашего блага, и я не думаю, что вы в том положении, что можете что-либо возразить, – решительно произнесла дама.
– И где сейчас мадам Дантрег? – перебила ее Генриетта.
– Она с мужем отбыла в Прованс, в имение графа. Свежий воздух пойдет ей на пользу. Бедняжка так слаба здоровьем, – вздохнула графиня.
– Да, будем надеяться, ей станет лучше, – безучастно проговорила принцесса, обдумывая возвращение мадам Дессанж. – Ну что ж, – продолжила она через некоторое время, когда ничего придумать так и не удалось, – поскольку вы опять моя… – она кашлянула – камер-фрейлина, то будьте любезны немедленно заняться моими туалетами. Сейчас я собираюсь надеть розовое платье с рубинами, а к вечеру мне понадобится… зеленое с золотым шитьем, с отделкой из брюссельских кружев.
Лицо дамы постепенно наливалось краской.
– Ваше Высочество, – решительно начала она, – я здесь…
– Полагаю, затем, чтобы исполнять мои желания? – наивно поинтересовалась Генриетта. – Впрочем, если вас что-либо не устраивает, вы всегда можете составить компанию мадам Дантрег, и я буду рада дать вам разрешение удалиться.
Возмущенная мадам Дессанж громко хмыкнула, выдавив презрительную улыбку. Генриетта тоже улыбнулась. Затем встала и вплотную приблизилась к фрейлине.
– Мадам, я действительно не могу сейчас оспаривать Ваше назначение, – преувеличенно спокойно произнесла принцесса, – но…
Тут ее глаза сузились и метнули такую молнию, что графиня отступила на шаг.
– Но, – продолжила Генриетта, – если вы будете совать нос в мои дела (затем вас и приставили) и я вас застану за этим занятием, то…
– То что? – с язвительной ухмылкой поинтересовалась графиня.
– То я собственноручно выкину вас из вон того окна или другого, если оно окажется на подходящей высоте, – невозмутимо ответила Генриетта. – Я думаю, что Его Высокопреосвященство извинит меня. А теперь уходите, и без моего разрешения не показывайтесь мне на глаза!
Она улыбнулась, глядя на бледное от ярости лицо мадам Дессанж.
– Да, и займитесь моими туалетами. Помните, розовое, с рубинами?
И видя, что мадам не собирается уходить, принцесса неожиданно метнула маленький кинжал, который воткнулся в дверь в нескольких дюймах от головы мадам Дессанж. Графиня закричала и отскочила от двери.
– Я же сказала, убирайтесь! – воскликнула Генриетта, доставая второй кинжал и прицеливаясь. – Я ведь могу и не промахнуться…
Не дожидаясь продолжения, бледная от ужаса мадам Дессанж выбежала из комнаты.
