Рустам Ибрагимбеков - Белое солнце пустыни
Сашенька осталась в поезде под присмотром многочисленной прислуги и охранников.
В Педженте в ту пору было лишь несколько глинобитных домов; отдельно от остальных располагалась таможня — небольшой двухэтажный дом белого цвета, окруженный глухим, белым же глиняным забором, — там поселился новый таможенник по фамилии Верещагин…
«Кавалер, храбрец, большой физической силы человек», как сообщил о нем Алимхан и рассказал о первом же деле, благодаря которому тот прославился и запомнился всем надолго: контрабандисты, набрав беспошлинного товару, стали уходить морем на баркасе. Верещагин выбежал из таможни с пулеметом и после нескольких предупредительных окриков в упор расстрелял баркас, изрешетил его. Баркас стал тонуть. Тех, кто доплывал до берега, Верещагин самолично брал в плен, оглушая ударами своего здоровенного кулака. Затем связал всех одной веревкой и так, гуськом, пешим ходом, доставил их в красноводскую тюрьму, тогда именуемую острогом…
Дворец, резиденция Алимхана, был почти завершен — высокое, отделанное цветными изразцами, с резными арками и балконами здание красиво выделялось на фоне окружающего пейзажа и предназначалось для отдыха и приема гостей.
Поселок вокруг быстро разросся — дворцу требовались рабочие руки, обслуга. Здесь, на побережье, остро пахло морем, было прохладно, особенно вечерами, и само море синим лоскутом далеко просматривалось меж глинобитными домами, особенно синее на фоне желтого песка.
Алимхан, Лебедев и Абдулла прошлись по комнатам, поднялись на второй этаж; Лебедев уже был в тюбетейке; он сделал несколько толковых замечаний по поводу конструкции здания, и мастера, следовавшие за ними, согласились с русским специалистом.
Потом все трое спустились в подвалы, где были сложены картины, утварь и прочие ценности, предназначенные для украшения покоев дворца; там они провели несколько часов, советуясь друг с другом, иногда споря, причем Алимхан часто уступал, поняв, что ему действительно попался редкий знаток Востока…
— А если вам будет скучно, можете посетить в таможне вашего соотечественника Верещагина, — сказал на прощание Алимхан Лебедеву. Затем он повернулся к Абдулле. — Ты встречался с ним?
— Приходилось, — усмехнулся Абдулла.
— Ну и как кончались ваши встречи?
— Пока вничью… как в шахматах.
— Неплохо. Верещагин крупный шахматист в своем деле!
…Они вышли из дворца, уселись в коляску и покатили на станцию, оставляя за собой шлейф песчаной пыли. Железнодорожная станция располагалась на границе песков, в трех часах езды от Педжента.
Алимхан обронил фразу, запомнившуюся Абдулле:
— Этот Лебедев умный человек. Смотри, чтобы он не сбежал в свою Россию. У русских это называется ностальгией.
— Я понимаю, друг Алимхан, — с легким оттенком иронии ответил Абдулла.
Алимхан, повернувшись, пристально посмотрел на него, и они оба рассмеялись.
В Бухаре цвел урюк, пахло свежей листвой, ароматным дымом от жаровен с горками желтого плова.
Здесь Алимхан был постоянно занят своими многочисленными делами. Абдулла же почти все свое свободное от поручений хозяина время проводил с Сашенькой.
Они гуляли по саду, окружающему роскошную резиденцию правителя, беседовали, играли в нарды — этой восточной игре обучил Сашеньку Абдулла, и она, сражаясь с ним, проявляла великий азарт.
Абдулла все больше привязывался к русской женщине, боясь этого и одновременно стремясь к ней. Он проклинал себя за возникшее чувство, стыдясь и терзаясь, ибо по-прежнему был очень предан Алимхану, но все равно стремился к Сашеньке, злясь на себя и на Алимхана, однако вел себя очень сдержанно.
— Абдулла, ты такой робкий, — смеялась Сашенька, заставляя трепетать его сердце.
Как-то, гуляя по саду, Абдулла рассказал Сашеньке о той молодой женщине, которую он когда-то увидел на станции, на российской земле — всю в белом, с белым зонтом, в белых по локоть перчатках, — рассказал о ее лице, о глазах, глядя при этом на Сашеньку. Это было почти прямое признание, но Сашенька «наивно» спросила:
— Абдулла, а ты, часом, стихов не пишешь? — и улыбнулась.
Абдулла обиделся. Он считал это занятие недостойным настоящего воина. Поняв это, Сашенька тотчас попросила у него прощения, ласково прикоснувшись к его плечу.
— Значит, тебе нравятся русские барышни? — спросила она погодя, когда он успокоился.
— Очень нравятся, — признался Абдулла. — Они красивые и светлые, как… — он поискал сравнение. — Как пустыня… — закончил он.
Сашенька сдержала смех, подумав, что Абдулла опять обидится.
— Наверное, еще никто не сравнивал женщин с пустыней, — заметила она как можно деликатнее.
— Для нас пустыня — это жизнь.
— Значит, женщина и жизнь одинаковые понятия? Да, Абдулла?
— Да.
— Все женщины?
— Почему — все?.. Я же говорил об одной… — Он страстно взглянул на Сашеньку, но та перевела разговор на другое:
— Абдулла, у тебя есть гарем?..
— Есть, небольшой… — ответил он.
— Скажи, какую из женщин твоего гарема любишь больше всех?
— Никакую, — отвернувшись, коротко бросил Абдулла.
— Но это же глупо!.. Если бы я была мужчиной и имела гарем, я бы любила в нем каждую женщину. Это же так прекрасно!.. Каждая женщина по-своему очень интересна.
Абдулла улыбнулся и пожал плечами, поняв, что она снова кокетничает.
…Однажды Сашенька вроде бы в шутку предложила Абдулле убежать в горы, которые белели вдали снежными вершинами, ослепительно сверкающими на солнце.
— Я соскучилась по снегу, понимаешь? — говорила она и все чаще вспоминала Петербург.
Вспомнила, как в затуманенном свете газовых фонарей стоял под ее окном приехавший за ней Абдулла, как он волновался, ожидая ее, как одергивал полы черкески, как проводил рукой по газырям и как темнели его глаза, когда он видел ее выходящей из подъезда.
Алимхан заметил их взаимную приязнь, но, считая себя человеком светским, относился к этому вполне интеллигентно. Все же, позвав Абдуллу к себе на ужин, как бы невзначай поинтересовался его личными делами: как у него дома, как поживают жены?
Абдулла, поклонившись, поблагодарил хозяина за заботу, а тот, улыбаясь, продолжал:
— Мой друг Абдулла, кызыл-паша, короче говоря, старший евнух сейчас обновляет состав моего гарема. У него на примете много подрастающих красавиц… Я решил тебе, как другу, подарить двух совершенно очаровательных девиц, и притом, заметь, очень сообразительных и игривых. Скоро они появятся в твоем доме.
Абдулла снова молча поклонился, и от Алимхана не укрылось, как пылали щеки его начальника охраны. Удовлетворенный, правитель понял, что Абдулла полностью уловил суть разговора.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся он. — Как поживает твой отец?
— Спасибо, светлейший, хорошо.
— Передай уважаемому Исфандияру мой поклон, — закончил аудиенцию Алимхан.
Абдулла покинул кабинет, решив впредь избегать встреч с Сашенькой. Он оценил деликатность Алимхана, но разозлился на него за то, что тот не прибегнул к прямому мужскому разговору.
Целую неделю он самозабвенно занимался делами или делал вид, но с Сашенькой не встречался.
— Абдулла, — капризно сказала она, как-то остановив его в одной из увитых цветами галерей дворца, — если ты будешь избегать меня, я обижусь всерьез!.. В чем дело?..
— Поверь, госпожа, я очень занят, — ответил Абдулла, пряча глаза.
Вскоре до Бухары дошли слухи о перевороте в России. Потом там началась Гражданская война. Русские уничтожали русских. Алимхан жаловался Абдулле, что перестал понимать все происходящее в России: зачем нужно русским истреблять людей, которые являлись цветом нации и составляли гордость, славу и мощь империи; почему не щадят они ни уникальную и единственную на всей земле русскую интеллигенцию, ни даже священников, ниспровергая тем самым самого Господа Бога?..
На окраинах империи появились неизвестные до того русские люди. Они призывали дехкан к свободе и к мировой революции. Что это значило, толком не понимал никто — понимали лишь одно: нужно разорять тех, кто богаче тебя, и уничтожать их… В Средней Азии началась война между красноармейцами и «басмачами» — так назывались люди, подобные Абдулле. Эта война обещала быть очень длительной, как все войны России на Кавказе и в Средней Азии.
В Бухаре пока было спокойно, но встревоженный всем происходящим вокруг Алимхан решил спрятать свои ценности, закопав их в потайных местах пустыни. Руководить этой операцией было поручено Абдулле, и тот четко выполнил приказание правителя: закопал клады в разных местах, а всех, кто помогал ему в этом, собственноручно расстрелял.
Пришло время, и начались волнения в самой Бухаре. По приказу Алимхана Абдулла жестоко расправился с зачинщиками, призывающими дехкан выходить на улицы с требованиями все той же свободы: поотрубал им головы на площади.
