София Волгина - Век Екатерины Великой
Государыне Елизавете Петровне, как и ее любимой подруге, Мавре Егоровне Шуваловой, и фавориту Алексею Разумовскому, в самом деле понравилась нежная и, как им показалось, вполне разумная немецкая принцесса. Императрица решила, что сделала правильный выбор среди французских, австрийских и прусских невест: не из богатых, не разэдакая красавица, и скорее всего будет знать свое место. Государыня Елизавета чаяла, что для оболтуса Чертушки женитьба станет возможностью хоть немного остепениться. А то бегает вприпрыжку, как малец, уроки, как говорит его учитель профессор Штелин, совершенно не хочет делать, даже русский язык не считает нужным учить. По оному поводу очень возмущались ее наиболее приближенные фрейлины – Елизавета Воронцова, сестра Петра Шувалова, и Мавра Шувалова, его жена. Елизавета сама не получила хорошего образования, но то, как мало знаком с науками племянник, поразило и ее. Пусть воспитатель его и утверждал, что тот сведущ в математике, географии, фортификации, интересуется военным делом – возможно! Однако его странное поведение, глупые выходки, леность и беспечность часто свидетельствовали об обратном. Хотя что с него взять: он и в самом деле был еще мальчиком – по крайней мере, так полагали его два старых любимых камердинера – Крамер и Румберг. Но ведь он не простой смертный, а наследник. Стало быть, следует ему раньше других мужать. Вестимо: женится, и все изменится, станет он пуще понимать требования жизни. А то как можно часами играть со своими игрушечными солдатиками и распивать любимое им немецкое пиво? Для нее, как для тетки Петра, важно было остепенить своего племянника быстрее, и как можно скорее получить наследника во втором поколении, дабы головушка ее освободилась от такой серьезной заботы, как продолжение рода Романовых, рода благословенного и великого её отца. Болезнь принцессы напугала ее изрядно. Не хватало токмо похоронить чужеродную принцессу в своих пенатах, а паче всего, жалко было девицу. Не дал ей Господь такой дочери!
Обеспокоенная императрица пристрастно следила за лечением Софии-Фредерики, сама сиживала у ее постели часами. Ее приватный медикус Иван Лесток токмо и успевал докладывать – колико было сделано кровопусканий, которые порошки изволила употребить принцесса, какова температура с утра и к вечеру. Надобно сказать, и наследник забеспокоился. Приходил, лично осведомлялся о состоянии больной.
* * *К середине весны София Цербстская, наконец, выздоровела. Оставалась всего неделя до дня ее пятнадцатилетия, и императрица выразила желание отпраздновать его в Царском Селе. Графине Румянцевой был отдан приказ не отходить от принцессы ни на минуту и кормить ее каждый час чуть ли не насильно: уж слишком принцесса отощала. Прислуга, безмерно радуясь ее выздоровлению, с благоговением наблюдала посещения герцогини Иоганны и особливо государыни Елизаветы, которая всякий раз щедро обнимала, целовала и одаривала иноземную принцессу, как ежели бы та была ее родной дочерью. Великий князь Петр такожде старался вести себя обходительно и любезно. София радовалась разговорчивости своего жениха, сидящего у ее ног на кровати. Но, к ее безграничному удивлению, его доверчивость доходила до безрассудства: теперь он рассказал ей историю своей любви к юной Лопухиной, мать коей сослали недавно в Сибирь, вследствие чего дочери пришлось последовать за ней. Петр хотел на ней жениться, но подчинился воле императрицы. София, слушая историю любви наследника и размышляя о будущем думала о том, что Великий князь, должно быть, многое в отношениях людей не понимает и, видно, понимать не хочет.
Весь двор уже переехал в Царское село. Принцесса с матерью такожде собрались отправиться туда. Они были наслышаны о необыкновенной красоте царской резиденции и с нетерпением ждали отъезда.
Еще перед болезнью, почти с самого своего прибытия, принцесса Цербстская подружилась с фаворитом государыни, Алексеем Разумовским. Он с удовольствием рассказывал ей о Москве, ее жителях, Петербурге, других городах и, особенно, о Царском Селе. Рассказывал, что с приходом к власти государыни Елизаветы Петровны любимое Царское Село, когда-то принадлежавшее ее матери, императрице Екатерине Первой, перестроили. Теперь, благодаря архитектору Бартоломео Растрелли, оно преобразилось совершенно: перед подъезжающими посетителями представал волшебной красоты дворец.
И вот София с матерью, Великим князем и его любимцами – Андреем Чернышевым и Федором Барятинским – выехали по направлению к Царскому Селу. По дороге Иоганна и Елизавета беспрестанно восхищалась то бесконечными полями, то небесной синевой, то промелькнувшими прозрачными, токмо начинающими зеленеть, лесами, то быстрым бегом лошадей. Завидев же громадный, бесконечной длины голубой дворец, она, казалось, вовсе потеряла дар речи. Ожидания не обманули ни мать, ни дочь.
– Mein Gott, какая красота! – воскликнула юная принцесса после затянувшегося молчания.
Иоганна, обретя наконец дар речи, растерянно отозвалась на французском языке:
– Какое-то бело-голубое волшебство, дворец в стиле барокко! Посмотри, Фике, как красиво он сливается с чистым прозрачным небом!
Обе запрокинули головы, разглядывая витиеватые украшения дворца. Фасад поражал воображение своим грандиозным резным убором. А крыша дворца! Казалось, будто она покрыта золотом.
– Вам, принцесса, нравится здесь? – спросил Андрей Чернышев, камер-лакей наследника.
– Очень! – страстно вырвалось из груди принцессы Софии.
Петр довольно улыбнулся, и, указывая на ворота, сказал:
– Сделаны не где-нибудь в Европе, а здесь же, недалеко, на Сестрорецком заводе.
Принцессе Цербстской непременно захотелось посетить завод, дабы посмотреть, какие еще красоты делаются там.
– Непременно, князь! С большим удовольствием!
– Токмо нескоро еще. Вам сперва надо как следует окрепнуть после болезни, – предупредил строго, но с улыбкой Андрей Чернышев. – Поедем в Сестрорецк ближе к лету, как вы смотрите на сие, Ваше Высочество? – обратился он к Великому князю.
– Разумеется, я и сам давно собирался туда.
Великий князь предложил прогуляться вокруг дворца. В тот день они довольно поверхностно осмотрели часть территории дворца с ее тенистыми аллеями и живописными прудами, потратив на сие около часа. Пленительная в своей весенней красе природа звала их остаться здесь, но, уже изрядно уставши, все прошли во дворец.
Парадные анфилады, простирающиеся вдоль всего огромного дворца, принцессы прошли молча, занятые лицезрением великолепия расписных стен, золоченой резьбы, декоративных украшений из бронзы, мрамора, великолепных картин, огромных зеркал и окон. Они потрясли воображение Софии и Иоганны. Краем глаза юная принцесса заметила, как гордо Великий князь поглядывал, желая видеть производимое впечатление. Не восторгаться было невозможно! А ведь они еще не заглядывали в просторные покои. Но осмотреть Большой зал было необходимо, как сказал Петр Федорович, дабы составить себе представление о грандиозности и красоте дворца.
– Видите, – махнул он рукой в конец зала, – какой он огромный! Ежели стоять здесь у дверей, то знакомых людей на противоположной стороне отсюда не узнаете. Все сие освещает около семисот свечей, и ночью светло как днем.
– Здесь, конечно, императрица проводит празднества и церемонии, – уверенно прошептала Mutter на ухо Фике.
– И балы, и приемы, и маскерады, – громко возвестил услышавший ее Великий князь. – Здесь тетушка Эльза принимает своих сановников, зарубежных дипломатов и посланников. Но пуще всего сей огромный зал и примыкающие к ним помещения пригодны для проведения маскерадов. Кстати, не далее, как в сию субботу у нас состоится очередной карневал с переодеванием. Вам непременно должно принять в нем участие.
– Благодарю, Ваше Высочество! – радостно поблагодарила герцогиня. – Мы обязательно будем!
– Наверное, даже Версаль уступает сему дворцу, – робко предположила принцесса София. – Вы же бывали там, матушка. Можно сравнить их?
– Можно, но здесь, по всему видно, больше прямо-таки восточной роскоши. Ах, молодец, Елизавета! – восхищалась герцогиня.
– Я не был в Версале, – заметил Великий князь, – но ведаю, что у французского короля нет китайского зала, голубой гостиной, зеленой столовой и многого другого. – Великий князь сдвинул брови, стараясь вспомнить еще что-нибудь, дабы поразить принцесс. – Да, а опочивальня императрицы! Все вы увидите своими глазами и оцените, – воскликнул он не без восторга и гордости.
– Да, царица наша, Елизавета Петровна, любит, когда все сверкает и блестит, – вставил свое слово молчаливый Андрей Чернышев. – И вы еще не видели Эрмитаж и Монбижу.
– Монбижу? Эрмитаж? Так давайте осмотрим их, – тут же воскликнула герцогиня.
Уже порядком утомленный и заскучавший от долгой экскурсии Петр Федорович возразил:
