Патрик О'Брайан - Капитан первого ранга
В действительности жасмин, как оказалось, рос у стены библиотеки. Через библиотечные окна Джек и Стивен различали знакомые, как будто серебристые звуки адажио, доносившиеся из глубины дома, словно из музыкальной шкатулки. Манера исполнения удивительно напоминала опыты Софи в живописи: легка, воздушна и изящна, как ее этюды на полотне. Правда, Стивен Мэтьюрин вскоре поморщился, услышав минорное «ля» и режущее слух «до». В начале первой вариации он смущенно посмотрел на Джека, чтобы убедиться, что того тоже покоробили фальшивые интонации. Но приятель, казалось, был целиком поглощен рассуждениями миссис Уильямс о том, как следует сажать кустарник.
И тут клавиш коснулась чья-то другая рука. Красивые звуки адажио разнеслись над стылой лужайкой более звонко. Новая рука тоже чуть фальшивила, но стиль исполнения был смел и свободен. В трагической первой вариации чувствовалась жесткость, что указывало на понимание смысла пьесы.
— До чего же дивно играет наша дорогая Софи, — умилилась миссис Уильямс, склонив голову набок. — И мелодия такая славная.
— Разве это мисс Уильямс играет, мадам? — воскликнул Стивен.
— А кто же еще, сэр? — вскричала миссис Уильямс. — Ни одна из ее сестер не может с ней сравниться, а миссис Вильерс и нотной грамоты толком не знает. Разбирать ноты для нее, видите ли, скучно, а скучной работой она заниматься не станет. — И, шлепая по раскисшей дорожке к особняку, миссис Уильямс принялась излагать свои взгляды на тяжелую, скучную работу, вкус и прилежание.
Миссис Вильерс встала из-за фортепьяно, но недостаточно проворно, чтобы избежать возмущенного взгляда миссис Уильямс, которая косо смотрела на Диану вплоть до конца визита. Она не сменила гнев на милость даже после объявленного Джеком намерения устроить бал в честь знакомства и годовщины битвы при Сент-Винсенте.
— Вы помните, мадам, сражение, которое дал сэр Джон Джервис у мыса Сент-Винсент? Дело было четырнадцатого февраля девяносто седьмого, в день святого Валентина.
— Ну конечно, сэр, однако, — добавила она с жеманной улыбкой, — мои девочки слишком молоды, чтобы помнить что-либо подобное. Надеюсь, мы победили?
— Конечно, мама, — зашептали ей дочери.
— Ну, конечно же, победили, — отозвалась миссис Уильямс. — Скажите, пожалуйста, а вы там были?
— Да, мадам, — ответил Джек Обри. — Я служил тогда третьим лейтенантом на «Орионе». Поэтому я всегда отмечаю годовщину этой битвы вместе с теми из друзей и сослуживцев, кого удается собрать. А поскольку здесь есть бальная зала…
— Заявляю вам, душки мои, — изрекла миссис Уильямс по пути домой. — Этот бал дается исключительно в вашу честь, и я не сомневаюсь, что его откроет Софи в паре с капитаном Обри. День святого Валентина, как же! Френки, ты вся испачкалась шоколадом. Если будешь есть столько пирожных, то покроешься пятнами. Что тогда с тобой будет? Ни один мужчина не взглянет на тебя. На тот маленький торт пошло, должно быть, с дюжину яиц и полфунта масла. Не торт, а разорение!
Диану Вильерс захватили с собой после некоторых колебаний, отчасти потому, что было бы неприлично оставлять ее одну, отчасти потому, что миссис Уильямс полагала, что не может быть никакого сравнения между девицей с приданым в десять тысяч фунтов и вдовой, у которой этих десяти тысяч нет. Хотя после некоторых раздумий и наблюдений миссис Уильямс пришла к заключению, что флотские джентльмены, пожалуй, не так надежны, как местные эсквайры и их стоеросовые отпрыски.
Диана без труда читала мысли тетушки, поэтому на следующий после визита к морякам день она приготовилась после завтрака пойти следом за ней в ее комнату, чтобы, готовя почву, «немного поболтать о том о сем». Она ожидала чего угодно, но только не широкой улыбки и неоднократного упоминания слова «лошадь». До сих пор под этим существительным подразумевалась главным образом гнедая кобылка, принадлежащая Софи.
— Как добра Софи, снова позволившая тебе воспользоваться ее лошадкой. Надеюсь, на этот раз она не будет вся в мыле.
Молодая женщина поняла, что в тетушкином словоблудии кроется ловушка. Мамаше надо было расчистить поле битвы и преодолеть нежелание Софи лишить своей лошади кузину, которая могла бы совершать верховые прогулки с капитаном Обри или доктором Мэтьюрином. Диана сделала вид, что поддалась на удочку, но с презрением выплюнула приманку и поспешила в конюшню, чтобы посоветоваться с Томасом, поскольку в Марстоне вот-вот должна была состояться большая конская ярмарка.
По пути она увидела Софи, шагавшую по тропинке, которая вела через парк в Гроуп, где находился особняк адмирала Хеддока. Девушка шагала быстро, размахивая руками и твердя на ходу: «Штирборт, бакборд».
— Эй там, на борту! — крикнула Диана через живую изгородь и удивилась, увидев, как кузина залилась краской.
Случайный выстрел угодил в цель: Софи побывала в адмиральской библиотеке, где изучала списки личного состава флота, морские мемуары, «Словарь моряка» Фалконера, «Военно-морскую хронику». Адмирал, тихо подошедший к ней сзади в стоптанных домашних туфлях, произнес:
— Это у вас «Военно-морская хроника», не правда ли? Ха-ха! Тогда вот что вам нужно, — сказал старик, доставая том за 1801 год. — Правда, мисс Ди уже побывала здесь, значительно вас опередив. Она заставила меня объяснить, для чего перед боем занимают положение с наветренной стороны и какая разница между шебекой и бригом. Тут есть статейка о сражении, но автор не знал, о чем писать, поэтому напустил туману на оснастку, которая имеет особое значение для шебеки. Я вам сейчас найду эту заметку.
— Что вы, не надо, — страшно смутилась Софи. — Просто я хотела немного узнать про… — И голос ее замер.
Знакомство продолжалось, но не продвигалось в желательном для миссис Уильямс направлении. Капитан Обри не мог быть более дружелюбным, он и так был, пожалуй, чересчур дружелюбен. Не было ни говорящих взглядов, которые ей так хотелось увидеть, ни томной бледности лиц, ни сколько-нибудь заметных предпочтений. Казалось, он был равно счастлив обществом как Френсис, так и Софи; иногда миссис Уильямс сомневалась, действительно ли он то, что им нужно, и начинала верить ужасным историям о пороках морских офицеров. Разве не странно, что он живет с доктором Мэтьюрином? И еще ее беспокоило пристрастие Дианы к верховой езде.
Насколько она слышала, Диана была куда лучшей наездницей, чем Софи. Миссис Уильямс не могла этому поверить и все-таки страшно жалела, что сделала ей такой подарок. Бедная мать терзалась сомнениями: она была уверена, что Софи тронута ее добротой, но при этом знала, что дочь никогда не станет рассказывать ей о своих чувствах. Она была уверена и в том, что Софи не последует ее советам делать себя более привлекательной в глазах джентльменов — старшая дочь ни за что не станет прихорашиваться или хотя бы подкрашивать губы, прежде чем войти к гостям.
Если бы миссис Уильямс увидела Диану и Софи со сворой охотничьих собак молодого мистера Эдварда Сэвила, то она расстроилась бы еще больше. Софи, кстати, вовсе не любила охоту: ей нравилось скакать галопом, но она находила скучным ожидание и страшно жалела бедную лисицу. Ее кобылка была резвой, но недостаточно выносливой, в то время как сильный, с обрезанным хвостом мерин Дианы имел крутой, как своды собора, круп и неутомимое сердце. Весившую пятьдесят с небольшим килограммов Диану он мог возить с утра до позднего вечера, а за убийством лисы наблюдал с живым интересом.
Охота началась в половине одиннадцатого утра, а теперь солнце клонилось к горизонту. Охотники добыли двух лисиц, но третья, матерая самка, затеяла с ними старую, хитрую игру, заведя преследователей за Плимтоном в буераки с влажной пашней, двойными изгородями для крупного рогатого скота и широкими канавами. Она оторвалась от загонщиков всего на одно поле, но успела выдохнуться и направлялась к ей одной известной дренажной трубе. У последнего препятствия Джека осенило, и он поскакал направо, срезав угол, в результате чего они с Софи оказались к своре ближе всех. Но впереди была крутая насыпь, высокая изгородь, лужа грязи перед ней и наполненная водой широкая канава сзади. Софи печально посмотрела на препятствие, направила к нему свою усталую лошадь, не испытывая никакого желания преодолеть его, и почувствовала благодарность к кобылке, когда та наотрез отказалась прыгать. И всадница и лошадь вконец выбились из сил; кроме того, девушке не хотелось наблюдать, как лису рвут в клочья. Гончие снова напали на след; послышался торжествующий, победный голос старой суки, возглавлявшей погоню.
— Ворота, ворота! — закричал Джек, круто повернув лошадь и поскакав легким галопом по направлению к углу поля. Он отворил их наполовину, они провисли и распахнулись влево. Тут к ним подъехал Стивен. Джек услышал, как Софи сказала:
