Йозеф Томан - Калигула или После нас хоть потоп
У черноволосой от гнева над прямым носиком собрались морщинки. Почему не ей отдал он письмо? Почему доверяет дочери больше?
Хозяин в сопровождении рабов принес Луцию ужин и вино. Дамы благосклонно разрешили ему приняться за еду. После такой дороги! Он ел быстро и незаметно наблюдал… У черноволосой взгляд блуждающий, рыжеволосая смотрит мечтательно, глаз не опускает, когда встречается взглядом с Луцием, Какого же цвета эти глаза? Колышется пламя светильников, глаза женщины светлеют до зеленых и потом снова темнеют до индигово-синих тонов, как море на различной глубине. Да. как море!
Речь Макрона вполне соответствует его облику. Своеобразна, резка, простовата, кумир солдат совсем не изменился, став приближенным императора. Он не скрывает своего происхождения, не играет в благородство и утонченность. Он такой, какой есть. Он даже несколько кокетничает своим низким происхождением: теперь этот важный сановник может позволить шуточки насчет своего прошлого. Поэтому солдаты боготворят его, а патриции этим обеспокоены и смущены. Как вести себя с этим оригиналом, от которого разит навозом.
– С женщинами, гром и молнии, разве это путешествие, едем, как на мулах! – засмеялся Макрон. – Этим неженкам нужны удобства, хотя всю дорогу сидят в носилках на подушках, да еще на двойных…
– Невий, – одернула его черноволосая.
– Ну что я опять такое сказал, дорогая Энния?
Луций не спускал глаз с рыжеволосой. Никогда он не видел ее так близко.
Она великолепна. Действительно римская царевна, как ее называют в народе.
Он улыбнулся ей. Она вернула ему улыбку, хищно обнажив красивые зубы.
Луций вспомнил: когда император возвысил Макрона, Макрон выгнал первую жену и женился на молодой Эннии из всаднического рода. Макрон может все, что захочет. Как император.
– Выпьем, дорогие! – предложил Макрон.
Встали, возлили вино в честь бога Марса.
– За здоровье императора! – произнес Макрон.
Подняли чаши. Луций чокнулся с Макроном.
Когда сели, Луций спросил, скрывая напряжение:
– Надеюсь, император здоров…
Макрон нахмурил мохнатые брови, неподвижные жесткие зрачки настороженно уставились на Луция. Сейчас они уже не солдаты… Сейчас сподвижник императора, хотя и подвыпивший, внимательно изучает лицо сына старого республиканца Сервия.
– Какое там здоровье, милый. При последнем издыхании, кончается, – бросает он дерзкие слова.
Зрачки Луция загорелись, словно в них вспыхнули молнии.
– О боги, – овладел собой юноша. – Пошлите императору еще много лет жизни!
– Правильно, Луций, – сказал Макрон, и по лицу его, словно вырубленному из граба, скользнула незаметная усмешка, – это важно для всех нас и для тебя, Курион, ведь ты будешь награжден императором… – Макрон специально помедлил. – А там, кто знает, сирийский легион пока без легата, Вителлий остается на Востоке. Если император захочет, почему бы Риму не завести одного молодого легата? – У Луция дух захватило: этот человек слов на ветер не бросает. Он способен добиться и невероятного.
– Легион новобранцев мы перевели из Альбы на Дунай, – продолжал Макрон. – Там нас варвары беспокоят. Сирийский легион отдохнет в Риме и потом пойдет на север. А без легата мы его не отправим, это тебе ясно? – Он постучал пальцем по столу. – Все зависит от императора. Времена сейчас неспокойные, ему теперь нужно железное здоровье.
Луций почтительно склонил голову и сказал, изобразив на своем лице преданность и заботу:
– В общем, это в интересах всей империи. Жаль, что нельзя остановить время, а его преклонный возраст…
Макрон по своей привычке перешел в наступление:
– …его преклонный возраст вынуждает думать о том, что будет, когда Тиберий скончается, не так ли?
У Луция мурашки пробежали по спине; женщины инстинктивно почувствовали, что лучше всего не проявлять интереса к этой беседе, и начали перешептываться. Но не пропустили ни одного слова из разговора мужчин.
– Ну, как ты думаешь, что будет? – медленно спросил Макрон. – Республика?
Луций побледнел. Глаза Валерии, обращенные к Макрону, сверкали гневом.
Зачем он мучает Луция? Она знала, что отец Луция является главой республиканской оппозиции в сенате. Но разве юноша в этом виноват?
Неожиданно Макрон взял Луция за руку и дружески сказал:
– Ну ничего, мальчик. Я знаю: отец и сын – это не одно и то же. Ты уже почти наш человек.
Наш человек! Все в Луций запротестовало. Покупает меня императорской лаской. Обещанием назначить легатом. Нет, нет, ни за что. Он оглянулся, как затравленный зверь, который ищет, куда бы скрыться. Сердце колотилось где-то под самым горлом. Нет, я не ваш человек, у меня тоже есть честь, родовая, я не унижусь до роли императорского прихвостня. Губы у него тряслись, он не мог говорить.
Макрон рассмеялся:
– Хочешь знать, что будет! Слишком много, мой дорогой, хочешь знать.
Знаю ли я? – Он одним глотком опорожнил содержимое чаши. – Я не знаю ничего, мальчик, но думаю, что все будет просто. Разве у нас нет наследника? – рассмеялся он громко. – Разве у нас нет Калигулы?
Луций с трудом овладел собой. Он чувствовал, как хитрый царедворец играет с ним, словно кошка с мышью. Успокоился. Быстро нашел дипломатический ход.
– Ну конечно же, Гай Цезарь, – сказал он, пытаясь пылкостью речи усилить значение произносимых слов. – Лучше и не придумаешь.
– И для тебя хорошо. Ведь вы, кажется, давнишние приятели, – улыбнулся Макрон. – Вместе изучали риторику и состязались в играх.
Калигула тебя любит.
Луций скрывал за улыбкой свое восхищение – чего только не известно этому человеку о каждом! Но относительно любви Калигулы он ошибается.
Наоборот, Калигула всегда завидовал Луцию, который не раз его побеждал. Он ненавидел его за это. Что будет теперь, спустя столько лет?
Макрону надоел этот разговор, ему было лень подстерегать и нападать. И он заговорил о другом:
– А что нам, собственно говоря, известно, мой Луций? Возможно, Тиберий весной снова воспрянет, а мы тут попусту мелем чепуху. – Он повернулся к женщинам:
– Вы, неженки, радуйтесь вместе со мной, что мне удалось удрать от этих негодяев! Выпьем!
На вопросительный взгляд Луция Макрон ответил смехом, зазвенел и смех женщин, Эннии – похожий на звон рассыпавшихся бусинок, и глубокий, чувственный смех Валерии. Макрон рассказывал подробности и энергично размахивал руками:
– У меня в здешних местах нет виллы, понятно? Но почти у десяти сенаторов в Таррацине есть летние дворцы, и сенаторы приглашали меня к себе, когда прослышали, что я поеду мимо. Как ты думаешь, Луций? Кому отдать предпочтение? Ведь девять все равно будут оскорблены, а десятый бог весть что за это потребует. У этого болтуна Приска – ведь ты его знаешь?
– вилла ближе всех. Это крупный землевладелец да еще поэт. Срам, да и только. Бык и зяблик заодно. И этот балбес всю ночь напролет будет мне читать стихи о скотоводстве или как твой старый прадед Катон давать рецепты, как выращивать волов или как использовать навоз, – и все это гекзаметром! Ну скажи, Курион, нужно ли мне это? Что я навоза, что ли, вдоволь не нанюхался?
– Невий! – с упреком воскликнула Энния.
Луций вежливо улыбался, он был растерян. Умышленно или спьяну все это говорится? Вся империя знает, что Макрон – доверенное лицо императора – бывший раб и пастух. Но, услышав все это прямо от него, как к этому отнестись?
Всемогущий же Макрон, который пропустил сегодня не один секстарий вина, да еще вопреки приказу императора не разбавленного водой, был в прекрасном настроении.
– Валерия, эта рыжая лисица, – кивнул он в сторону дочери, – привыкла вращаться среди знати. У нее были прекрасные учителя, поэты, философы, – рассказывал Макрон. – И теперь она меня все время поучает:
"Отец, говорит, ты должен вести себя как благородный и выражаться изящно!"
– пародирует он манеру дочери. – А почему, собственно, мои милые, осмелюсь я спросить? – И добавляет грубо, как обычно:
– О, боги, стоит ли мне коверкать язык? Это не для меня, глупые выкрутасы. Я никогда не буду так красноречив, как наш удивительный Сенека. Каждому свое, не так ли?
– Отец!
– Хожу я, видите ли, как слон, топаю, как стадо кобыл, а когда разговариваю, то ору, как на пастбище, но я тебе скажу, рыжий гусенок, я могу орать, могу топать, могу все, понимаешь?
Женщины умолкли, очевидно, это привело в чувство подвыпившего префекта быстрее, чем их укоры. Он сплюнул, снова выпил и стал рассказывать о том, какой сброд живет в Риме. Эта ленивая и продажная толпа только и ждет удобного случая, чтобы устроить бунт. Поднимется цена и хлеб на один асе – скандал! При раздаче хлеба стоит снизить долю на человека на восьмую часть модия в месяц – скандал! Сошлем в изгнание пару дерзких комедиантов – скандал! И так без конца.
Луций размышлял: чего ждать от выскочки. Давно ли сам едва дотягивался до кормушки, а сегодня уже среди тех, которые ни в чем не испытывают недостатка. Макрон, не умолкая, говорил и хвастался, что со своими преторианцами раздавит чернь, как тараканов. Луций слушал рассеянно. Он не спускал глаз с рыжеволосой дочери Макрона. Он видел, что и девушка за ним наблюдает. Ее сочные губы молчали, но Луцию казалось, что он слышит голос, который ласкает его слух. Слова Макрона отрезвляют его, Луций стряхивает очарование и вновь погружается в него.
