Владимир Рынкевич - Наука умирать
18 ноября в полдень Корнилов получил телеграмму из Ставки: «К Могилёву приближается большевистская экспедиция во главе с назначенным советским правительством новым главнокомандующим Крыленко[10]. В целях безопасности всем заключённым и полку текинцев предлагаю покинуть Быхов в произвольных направлениях поездом, подаваемым из Могилёва к 6 часам вечера. Духонин».
Корнилов собрал всех пятерых, прочитал телеграмму. Лукомский сказал:
— Ну, далеко на этом поезде мы не уедем.
Корнилов молчал и направился к своим текинцам проверять лошадей.
— А нам с вами, Иван Павлович, придётся жён подковывать, — грустно пошутил Марков. — Чтобы от нас не отстали.
У Романовского, однако, был вполне реальный вариант: близкий родственник в Сумах. Не очень, конечно, близкий, но на некоторое время приютит женщин.
— Но кто же их туда отвезёт?
И об этом подумал Романовский:
— Вы же знаете, что здесь стоит польская часть Довбор-Мусницкого[11], а начальником штаба там мой хороший приятель, подполковник Ряснянский[12]. Надо срочно получить разрешение на выход в город, найти Ряснянского, а вечером есть поезд Минск—Харьков. Через Сумы...
План Романовского удался на сто процентов. Он умел составлять очень хорошие планы, умел их выполнять. За это его многие не любили. Вечером госпожи Романовская и Маркова выехали в Сумы.
Над Быховом стояла туманно-печальная тихая осень. Сад опустел, осыпался, потемнел. Решили: надо собираться к поезду и уезжать, а в поезде переодеться и скрываться поодиночке. Текинцы оставили лошадей с коноводами с тем, чтобы те отогнали их в Могилёв, и к шести часам зашагали к вокзалу.
Однако поезда не было. Люди волновались, метались между станцией и гимназией, пробивались к Корнилову, но тот ничего не мог объяснить.
Марков уже не в первый раз возвращался с вокзала, пытаясь догнать ушедших раньше Деникина и Романовского, когда из тени домов к нему вышел поручик Линьков. Он был в шинели, а через плечо — ещё одна шинель — в скатке; в руке большой саквояж.
— Здравствуйте, господин Марков. Я вас жду, — сказал поручик, останавливаясь.
— Здравствуйте, поручик. Я, знаете, спешу. Надо собраться к поезду. Спасибо вам за помощь в Бердичеве.
— Не спешите, Сергей Леонидович. Поезда сегодня не будет. Слышите, на той улице солдаты шумят? Это ваши текинцы со станции возвращаются. Так что планируйте отъезд на завтра. И пораньше. Если не завтра, то послезавтра здесь будет то же, что и в Бердичеве. Я принёс вам солдатскую шинель, а в саквояже — шапка и всё остальное.
— Предлагаю ехать со мной в Петроград. У меня есть документ на денщика.
— На денщика — это здорово, — Марков даже засмеялся. — Я как раз репетировал матерщину. А в Петрограде не будет так, как в Бердичеве?
— Там я вас представлю как генерала, признающего советскую власть. Будете по-прежнему читать лекции в Военной академии — ведь образованные военные всегда будут нужны. Это, наверное, за вами?
Из темноты выступили фигуры генералов и сопровождающих их солдат.
— Сергей Леонидович! — крикнул Деникин. — Мы думали, что вы заблудились.
— Встретил старого знакомого. Ещё по Маньчжурии. Он мне принёс маскарадный костюм: форму солдата-денщика.
— Прекрасно! — воскликнул Романовский. — Мы с Антоном Ивановичем как раз обсуждали такой вариант. Будете изображать денщика в дороге.
— Вот и я то же предлагаю, — сказал поручик, снимая скатку шинели. — Переодевайтесь, Сергей Леонидович.
Шинель и саквояж передали солдатам. Деникин пригласил поручика на чай, тот вежливо отказался.
— Мы с ним погуляем, — сказал Марков. — Вспомним старое.
И они остались вдвоём на тёмной улице засыпающего городка. Здесь можно говорить, думать, решать. Говорить о перевёрнутой России, думать о будущем, решать свою судьбу. Решать, может быть, самый главный вопрос жизни, возникший перед русскими людьми осенью 1917. Но Сергей Леонидович не собирался говорить о России с большевиком, не задумывался о далёком будущем и тем более не хотел ничего решать. Всё было решено: он знал, что должен делать, куда и с кем надо идти.
Линьков его не понимал:
— Ведь эти генералы во главе с Корниловым затевают гражданскую войну, — говорил он. — Их планы известны: ехать на Дон и поднимать против советской власти казаков и офицеров. Начнут братоубийственную войну против своего народа. Ведь это так? Вы, наверное, здесь вместе с ними какие-нибудь стратегические планы уже строили?
— Было, — и Марков засмеялся. — Между моими пасьянсами рассматривали различные планы разгрома германской армии на нашем фронте, но... Вы и ваши единомышленники убедили солдат, что России не нужна победа над немцами, не нужна военная слава. Ваш Ленин уже приказал Духонину начать мирные переговоры с немцами. Почему? Разве они нас победили? Или он действительно немецкий шпион?
— Вы сами не верите в эту бессовестную клевету. Ваш бывший император заключил позорный мир с японцами, что ж, он тоже японский шпион? Вот я вспомнил наш длинный разговор в Маньчжурии. Помните? Падение Порт-Артура и в самом деле стало началом падения самодержавия. Вы там, под Сандепу, усмехались над моим вольнодумством, но я же был прав. Такое государство не может существовать. Оно было устроено так, чтобы у власти обязательно оказывались бездарнейшие люди. Десяти миллионам мужиков, которые их ненавидят, они раздали винтовки. Вот мужички ими и воспользовались. А вы или ваши начальники хотят всё повернуть обратно.
— Михаил Георгиевич, я не начинаю войну, ноя не могу изменять своим боевым товарищам, своему долгу перед Россией — защищать её от врагов, а вы падаете на колени перед врагами государства.
— Но в новой России, которую создаст Учредительное собрание, всё будет по-другому. И у нас с вами будут общие враги и общие друзья. Мы создадим сильную свободную страну.
— А для этого я должен объединиться с вами и вашими соратниками, например с господином Иорданским, который и сейчас мечтает разорвать нас, генералов, на части за то, что честно воевали за Россию против немцев? Поздно уже и холодно. Спасибо за помощь.
— Неужели нам нельзя мирно жить вместе в одной России?
— Под руководством Ленина и Троцкого не удастся. Вы это знаете. Знаете и то, что таких, как я, много, и уверен, будет ещё больше. Может быть, даже больше, чем вас, хотя вы в большевики.
— Каламбур у вас получился.
— Что ж, посмеяться всегда полезно, только вот почему-то мне не до смеха.
— Я на прощанье скажу вам тоже без шуток: я не хочу сражаться с вами, генерал Марков, и с вашими друзьями. Я вас уважаю и хочу видеть гражданином новой России. А вы хотите сражаться против меня и моих товарищей. Хотите нас уничтожить.
Так они разошлись в ночи, оба взволнованные предчувствиями грозного будущего. «Почему эти культурные благородные люди не хотят присоединиться к нашей народной правде?» — с искренней горечью думал один. «Почему этот интеллигентный образованный человек идёт вместе с чернью, одураченной хитрыми негодяями, и действительно не понимает, что эта чернь никогда не примет в свои ряды дворян-офицеров и уничтожит их, как уничтожит всех лучших людей России?» — недоумевал другой. И почему-то никто из них не подумал о том, что можно просто отойти в сторону и наблюдать за происходящим или, например, уехать за границу и ждать, чем всё кончится. Нет. История распорядилась так, что они оказались в числе главных действующих лиц. Впрочем, и уехавшие не остались зрителями — они тоже играли свои роли, дополняя великий спектакль необходимыми эпизодами.
Едва успели отужинать и сидели над застывшим чаем, обмениваясь тревожными замечаниями, как издали донеслись голоса часовых, хлопанье дверей, послышались шаги на лестнице, и в столовую вошёл знакомый всем полковник Кусонский из Ставки. Его усадили за стол и в напряжённом молчании ждали, что он скажет. Услышали странное:
— Я знаю, господа, что вас обеспокоило отсутствие обещанного поезда, но это сделано по приказу Николая Николаевича. Мы узнали, что отряд Крыленко остановился в Орше, а в Могилёв прибудет только небольшая делегация во главе с генералом Одинцовым. Генерал и его люди, разумеется, никакой опасности ни для вас, ни для нас не представляют. Поэтому генерал Духонин отложил отправку поезда и просил меня передать вам, чтобы вы оставались на месте.
— Это, знаете... — начал Корнилов и остановился, подбирая слова.
— Это легкомыслие! — воскликнул Деникин. — Если не воспользоваться более резким словом. Крыленко к нам не поедет? Кто это так ловко одурманил вас? Его же Ленин назначил Верховным главнокомандующим! Он обязан прибыть в Ставку.
