Николай Струтинский - На берегах Горыни и Случи
Отец задумался. А потом подошёл к матери и предложил:
— Уйдём отсюда в Советскую Россию!
— Кто тебя туда пустит? И как мы уйдём?
— Нелегально, через границу!
Такое намерение напугало мать. Как можно уходить с насиженного места, всей семьёй, да ещё тайно?… И всё же она согласилась.
На государственной границе служил сержантом наш родственник Фабиян. Отец обратился к нему за помощью.
— На тебя, Фабиян, вся надежда. Только на тебя!
Фабиян от удивления широко открыл глаза.
— Ты что, Владимир, с ума сошёл?! Я служу в пограничной страже и стану переводить тебя через границу? А моя присяга? У меня трое детей, я их люблю не меньше, чем ты своих. Нет, я не могу выполнить твою просьбу и, прошу тебя, никому ни звука о твоих хлопотах. И я никому не скажу. Обещаю!
Смирившись с судьбой, отец отправился на заработки. Он закладывал фундаменты будущих домов, сооружал из кирпича сараи, ставил печки, штукатурил.
Несмотря на тяжёлую жизнь, отец урывал время для чтения книг. Материальные условия позволили ему закончить только четыре класса. Но ещё в детстве полюбил он сказки, стихи, рассказы, которые тайком доставал у панских слуг.
За книгами, газетами я ходил в соседнее село Рясники к Лукьяну Ткачуку.
Лукьян Ткачук, по прозвищу Король, возглавлял левое крыло «сельробовцев». Грамотный, умный и честный человек, он пользовался большим уважением односельчан.
Король неведомо откуда получал нелегальную литературу и давал её читать моему отцу. Бывало, отец сам ходил к нему, чтобы «отвести душу», но чаще всего посылал за «запрещёнными книжками» меня. Я охотно выполнял это поручение. Обычно отправлялся утром, шёл вдоль любимой Горыни, сворачивал в парк Майстрова, взбирался на Маслюкову гору и оттуда подолгу любовался живописным пейзажем.
Ткачук и его жена относились ко мне, как к сыну. Не помню случая, чтобы они забыли угостить меня чем-нибудь: варениками с вишнями, пирогом с фасолей, кружкой молока или яблоком.
После угощения Лукьян клал мне за пазуху книжки и газеты и при этом поучал:
— Только будь осмотрительным, не попадайся на глаза постерунковым!…
Недостатки угнетали нашу семью. Выход оставался один: продать усадьбу — небольшую глиняную хату и клочок огорода, прилегавшего к Горыни.
Летом 1933 года родители подписали документы о продаже-купле, и злотые царской чеканки появились на столе. Помню, отец клал монету на ноготь большого пальца левой руки и второй монетой стучал по кончику, прислушиваясь к «золотому» звуку. Затем брал вторую монету, третью, четвёртую… В один из дней отец ушёл в Ровно, прихватив большую часть денег.
— Дал задаток, Марфа! — сказал он, когда вернулся из города. — Знаешь, где будет новый участок? Возле Липенского леса, где в 1922 году я работал у купца бракёром? Земли там неважные. Необходимо выкорчевать пни и кусты.
— Хорошо, Владимир, я согласна, хуже чем здесь нам нигде не будет.
Мама со слезами на глазах прощалась с соседями:
— Не поминайте лихом, люди добрые…
Она уселась с малышами на подводу, гружённую скудными пожитками, и мы выехали из двора. Отец, Ростислав, Жорж и я следовали за подводой пешком.
На противоположном берегу Горыни остановились. Оглянулись. Рядом с курганом виднелась чисто выбеленная родная хата… Мы покинули её навсегда… Стало грустно. Я посмотрел на остальных. У всех в глазах блестели слёзы… Немного погрустили — и снова в путь…
К вечеру прибыли на новое место.
— Наконец-то! — произнёс отец. — Вот наш участок земли, за него придётся выплачивать пять лет. Если нарушим срок, помещик с помощью суда нас выселит, а землю продаст другому.
Мама слезла с телеги, огляделась вокруг, трижды перекрестилась:
— Молю о вашем счастье, дети, на новом месте. Да сохранит вас бог от всяких несчастий и бед!
Отец купил в соседнем селе ветхий сарай, разобрал его, перевёз и построил хату. К осени покрыли её камышом.
Раскорчёвка участка изнуряла. На руках лопались мозоли, налитые кровью. Но мы сравнительно быстро очистили полгектара земли и посеяли просо.
В тот год всю весну шли дожди. В низинной местности посев пропал. Все деньги были израсходованы, семья снова осталась без хлеба.
И мы начали батрачить…
КЛЯТВА ПОСПЕЛОВСКОГО
Старинное украинское село Рясники, его крепостные и крестьяне, все поля и угодья принадлежали некогда известному русскому князю Трубецкому. Впоследствии он передал своё имение старшему сыну Андрею, а последний — продал царской казне. Государственный советник Константин Ушинский в конце XVIII века выкупил у казны часть угодий, в том числе парк с красивыми каменными дворцами.
В парке князь Трубецкой воздвигнул «Маслюк». Это — высокая круглая насыпь, поросшая декоративными деревьями. На самой её вершине красовались беседки для княжеских пиршеств.
В рясницких дворцах жила родственница Ушинских баронесса Лидия Александровна Врангель. Она и руководила всем имением.
На лето сюда съезжались многочисленные князья, близкие друзья Константина Ушинского из Петербурга, Москвы и других городов России. А глубокой осенью, когда начинались дожди, жизнь в имении замирала. Лидия Александровна забирала детей Ушинского, прислугу и личного повара в свой фургон, запряжённый тремя парами коней, и уезжала в Петербург.
Лишь ветер гулял зимой по красивым аллеям парка. Когда устанавливалась тёплая весенняя погода, фургон с именитыми пассажирами вновь возвращался.
Десятки женщин и мужчин, постоянные слуги княжеского двора, чистили аллеи, посыпали песком дорожки, высаживали цветы на клумбах. Парк приводился в образцовый порядок.
После победы Великой Октябрьской социалистической революции в России сыновья и дочь Ушинского появились в Рясниках. Вместе с ними прибыл его доверенный в делах. Рясницкое имение распродавалось.
Фруктовый сад, расположенный на юго-западной окраине села, и прилегающий к нему сенокос купил прибывший сюда врач белогвардейских казачьих частей, разгромленных Красной Армией, — Владимир Поспеловский. Это был среднего роста, крепко сложенный, со смуглым лицом и небольшими карими глазами брюнет. Весной Поспеловский приступил к строительству двухэтажного особняка и благоустройству усадьбы. Он носился по саду из конца в конец. Его зычный голос слышался везде: и там, где обсаживали усадьбу живой изгородью, и там, где устанавливали улья, и там, где сооружали беседки. Всё делалось под его строжайшим надзором. Находил время Поспеловский и для посещения больных. Однако за каждый визит брал большие деньги, не считался с возможностями бедных людей.
Жена Поспеловского Марьяна Константиновна, в отличие от мужа, была человечной, добродушной и пользовалась уважением крестьян. Это выводило мужа из равновесия.
Он желчно изрекал:
— Ненавижу бедных! Россию разорили! Какое богатство уничтожили! А ты бы все им отдала. Не спеши, придёт время — они и сами все отнимут!
Семейная жизнь у Поспеловских не ладилась. Но Марьяна Константиновна терпела все обиды: она была матерью троих детей…
Моя старшая сестра Мария в те годы служила нянькой у Поспеловских. К дочери часто приходила мать — Марфа Ильинична. После каждого такого посещения она вздыхала, вытирая слёзы украдкой: «Вот жизнь, не успела девушка подрасти — и уже батрачка…»
Отец, преследуемый полицией, не мог найти постоянную работу и обеспечить семью. И когда барыня предложила матери работу, она охотно согласилась. Мать стирала и гладила господское белье, натирала полы, мыла посуду. За это барыня платила ей деньгами, отдавала поношенные детские вещи.
Игорь, старший сын Владимира Поспеловского, был женат и проживал в Ровно. Из-за частых семейных неурядиц он запил. Его выгнали из дому. Игорь шатался по барам в Ровно и Здолбунове, проводил дни и ночи за игрой в карты. Чтобы скрыться от уплаты долгов, он сбежал в Рясники. Но Владимир Поспеловский отказался от спившегося сына. Игорь временно остановился в нашем доме. Отец предупредил:
— Веди себя достойно, не компрометируй меня перед людьми.
В одной из крестьянских хат Игорь открыл нелегальную школу, стал учителем. Желавшие учиться, — а таких кроме меня набралось десятка полтора, — платили ему по одному злотому в неделю. С большим интересом изучали мы географию, русский язык и другие предметы.
Тяжело было сыну барина жить на подачки. Он истощал, чёрные глаза запали.
Игорь обедал вместе с моими родителями. Когда его угощали самогонкой, он осушал стакан одним духом.
— Вам бы, Игорь Владимирович, жениться на дочери помещика, — как-то намекнул отец. — Пусть даже некрасивой, зато заживёте по-человечески.
Игорь признался, что сам возлагает надежду на такой случай.
— Скоро этим займусь. И если, даст бог, мне улыбнётся счастье, клянусь, Владимир Степанович, поставлю на ноги вашего Колю. Выведу его в люди!
