Юлия Яковлева - Краденый город
Таня нехотя сползла со стула.
– Ну, Бобка, только попробуй потом опять что-то выдумать!
И пошла за солью.
Идти надо было по длинному общему коридору, мимо соседских дверей, на кухню – там соль висела в деревянной коробочке над их столом. А потом по длинному коридору обратно. За это время можно много успеть.
Едва за Таней закрылась дверь, Бобка выскочил из-за стола с тарелкой в руках. Подлетел к резиновой галоше, которая валялась на полу среди разбросанных вещей. Брать с собой галоши тетя Вера не собиралась. Работая ложкой, Бобка быстро переложил кашу в новую посудину. Предусмотрительно оставил в тарелке немного. Задвинул потяжелевшую галошу так далеко под кровать, как только мог дотянуться. Поспешно уселся на место, метнул тарелку на стол. Заметил серую колбаску пыли, приставшую к рукаву, сдул ее на пол.
Когда Таня вернулась с солью, Бобка уже подносил ложку ко рту. Только учащенный стук сердца напоминал о его проделке. Но стука сердца Таня, по счастью, слышать не могла.
– Ты же говорил, что соли мало, – опять начала сердиться сестра. Но все равно обрадовалась, что каши теперь совсем на донышке.
Бобка молча добавил соли. Перемешал. Сунул ложку в рот.
– Ладно, можешь не доедать, – смягчилась Таня.
И тут заметила мишку. Краешек скатерти, видно, сполз с него от Бобкиных маневров.
– А это еще что такое? – она взяла мишку в руки. – Откуда это у тебя, Бобка?
Клятва, которую он дал старшему брату, была страшной. И Бобка пожал плечами:
– Не знаю.
– Как это?
– Он сам, – ответил Бобка.
– Мишка?
– Ну голу-у-убушка, ну ми-и-и-иленькая! Ну у-у-у-умница… – донеслось из коридора.
Голос тети Веры пробормотал что-то в ответ.
Таня и Бобка глядели друг на друга.
Послышалось ясное тети-Верино:
– Мы сами уезжаем.
И оба голоса точно легким ветром отнесло прочь, к входной двери.
– С этим, – строго ткнула Таня пальцем в мишку, – мы не закончили.
И неслышно выскользнула в коридор.
– Как хорошо, что я вас здесь застала, – бубнил незнакомый женский голос. – Я сперва к вам на работу. А мне – ушла. Спасибо хоть на проходной адрес дали.
Голос тети Веры процедил:
– Странно.
Оба голоса двигались к двери. Невидимая в темноте коридора Таня неслышно шла за ними.
Тетя Вера пятилась спиной, то и дело спотыкаясь о соседские вещи: из-за узлов и чемоданов длинный коридор напоминал перрон. Маячил бледный треугольник тетиной блузки. Темная громоздкая тень наступала на него.
Таня подумала, что тетя Вера похожа на птичку с белой грудкой. На птичку, которая, припадая на крыло, выманивает кошку подальше от гнезда. Только это была не кошка, а какая-то очень толстая женщина.
– Ну ду-у-у-ушенька, – мурлыкала она.
В руке у нее Таня заметила ключ на шнурке с деревянной грушкой.
– Да вы поймите! – пятилась тетя Вера. – Я вас совсем не знаю!
– Ну ду-у-у-усенька! Только за вещичками нашими присмотри. А то соседи растащат.
Таня вдруг поняла: никакая она не толстая. Просто на ней надеты сразу и пальто, и каракулевая шуба.
– Да ведь и вы меня не знаете! Как вы можете просить незнакомого человека? Может… Может, я у вас сама вещи растащу! И вообще, это беспредметный разговор. Мы сами уезжаем.
С улицы нетерпеливо прогудел автомобиль. Женщина вскинула голову. Еще один гудок ворвался через кухонное окно. Кто-то там явно беспокоился. От третьего гудка – длинного, буравящего – голос толстой женщины преобразился.
– Никуда ты не поедешь. И ничего ты у меня не растащишь. Ты пальцем у меня ничего не тронешь.
Тетя Вера решительно схватилась за дверную ручку. Скрипнула дверь, в квартиру с лестницы дунуло кафельной прохладой и немножечко гнилью.
– Вон, – коротко приказала она.
Понятно: начинается, как это называл дядя Яша, разгон папуасов. Тетю Веру недаром боялся даже дворник. Вот как решительно она выпроводила нахальную толстуху.
Таня быстро юркнула обратно в комнату и больше ничего не слышала.
– Я не понимаю, с чего это вы обращаетесь ко мне на «ты», – пустила первую отравленную стрелу тетя Вера.
Но голос ее был беспомощным. Стрела не долетела, упала.
А голос толстой женщины, напротив, сделался жестким. И сладким. Каждое слово – как черствый пряник.
– Знаю я тебя. Очень хорошо знаю. Знаю, что ты у меня ни ложечки не сопрешь. И ни в какую эвакуацию ты не поедешь. Потому что все я про тебя знаю!
У самой двери горела слабенькая лампочка. Тетя Вера, пятясь, вступила в конус желтоватого света. Лицо ее стало серым, цементным, неживым. Гостья отметила это с удовольствием.
– Видела я папочку где следует, – мурлыкала она, и в мурлыканье этом слышалась отчетливая угроза. – Там все черным по белому написано. И про трех твоих деток тоже. Откуда они взялись. И с кем ты переписываешься.
Она подступила совсем близко к тете Вере. Теперь обе стояли под лампочкой. Толстая женщина улыбнулась накрашенными губами. Перед носом у тети Веры блеснул ключ. На кольце у него покачивалась деревянная грушка. Тетя Вера скосила на нее глаза.
Глава 11
– Тетя Вера! А я все съел! – радостно крикнул Бобка. И объяснил куда-то вниз: – Это тетя Вера.
Но тетя Вера даже не обратила внимания. Лицо у нее было белым.
– Где Шурка?
– Да здесь я. Что? – высунулся Шурка из-за ширмы.
– Какой у нас кавардак. Все разбросано. Неужели не могли убрать, пока меня дома нет?
Тетя Вера на ходу выудила двумя пальцами, бросила на стол ключ на шнурке. Стукнулась о стол деревянная грушка. Тетя Вера тут же прихлопнула его книгой, будто это не ключ, а ядовитое насекомое.
– Да мы…
И тут тетя Вера заметила мишку. И хотя мишка за столом пил чай по всем правилам, она нахмурилась.
– Бобка… Какая у тебя чудная игрушка. Новая, главное.
Мишка, справедливости ради, был потрепанный.
Бобка доверчиво подбежал к тете Вере, продемонстрировал ей мишку.
– Ни разу его раньше не видела. Чей он?
– Мой.
Тетя Вера взяла мишку в руки.
– Где же ты его взял?
– Это подарок, – объяснил Бобка.
Шурка обмер, сделал Бобке страшные глаза. Тот кивнул.
Но тетя Вера не заметила эту пантомиму. Она уставилась почему-то на Таню.
– Подарок? – переспросила она совсем уже нехорошим тоном. – От кого?
Бобка кивнул: да, подарок. Но тетя поняла иначе.
– Господи, – выдохнула тетя Вера. – Таня, ты опять?
Но не завопила, не схватила Таню за руку, не процедила очередное «потрясающе», а только молча упала на стул. Схватилась кончиками пальцев за виски. И когда казалось, что она уже никогда больше не заговорит, произнесла:
– Все. Я больше не могу.
Эти же самые слова она повторила и дяде Яше. Больше ничего слышно не было: тетя Вера умела говорить одними губами, и дядя Яша ее понимал.
Таня, Шурка и Бобка рядком сидели на диване. Как на скамье подсудимых, оскорбленно думала Таня.
– Ничего, – обычным голосом сказал дядя Яша. – Может, оно и к лучшему.
– Куда уж лучше? Когда эти дети ограбят магазин? Убьют кого-нибудь? Я за ними здесь не услежу.
– Здесь хотя бы понятно, что и как. А там?
– Ничего нигде уже не понятно, – выдохнула тетя Вера и стала смотреть в сторону.
– Война быстрее кончится, чем вы бы до места добрались, – принялся уговаривать ее дядя Яша. – Да и с тюками этими тащиться… И потом, на вокзалах такой хаос. Все толкаются, считают узлы, поезда берут с боем. Все друг друга теряют. И потом…
Но тетя Вера напрасно ждала, что потом.
– Оставаться в городе намного безопаснее, – подытожил дядя Яша.
– Мы остаемся?! Мы что, никуда не едем? – изумленно встрял Шурка.
– С ними остаться? – всплеснула руками тетя Вера. – С ними?!
– Шурка, Таня, Бобка! Обещайте вести себя хорошо, слушаться, – попросил дядя Яша. – Таня, ты же старшая. Ты подаешь им пример.
Тетя Вера закатила глаза. И сказала:
– Ага. Полюбуйся.
Мишка таращился на дядю Яшу своим единственным глазом. Вместо другого – оборванные нитки.
Дядя Яша пожал плечами. Шурка уставился на свои ботинки.
– Он мой, – упрямо повторил Бобка.
Дядя Яша не понял ничего.
– Да, один глаз – это, конечно, непорядок. Но не беда, – пробормотал дядя Яша. И вытянул откуда-то из-под стула серовато-зеленый мешок.
Шурка радостно ахнул. Таня уставилась во все глаза. А дядя Яша продолжал как ни в чем не бывало:
– Сейчас мы этого мишку живо прооперируем. Вернем ему полноценное зрение.
Развязал мешок. Стал что-то искать.
Бобка радостно следил за ним.
Тетя Вера смотрела на мешок. У нее задрожали губы.
Таня удивилась: чего это она? Радоваться же надо!
Дядя Яша ловко вставил в иглу нитку. Приладил пуговицу с четырьмя дырочками на то место, где у мишки когда-то был глаз. Игла заходила туда-сюда. Нитка тоже была серовато-зеленая. Военная.
– Ура-а-а! – завопил Шурка.
– Да, – хмыкнул дядя Яша.
