Ольга Елисеева - Потемкин
В этом письме Потемкин прямо не говорит о получении корреспонденции императрицы, но упоминание об изменившейся позиции Иосифа II является ответом на письмо Екатерины 30 мая. Следовательно, почта из Петербурга, наконец, дошла до рук светлейшего князя. По другим письмам корреспондентов видно, что обычно курьер покрывал расстояние от Северной столицы до Крыма за 10–14 дней, в зависимости от того, где именно находился Потемкин. Таким образом, майские письма императрицы пришли к Григорию Александровичу с опозданием на полмесяца. Это не могло не вызвать у него подозрений, о которых он, однако, ничего не сказал Екатерине в письме 13 июня.
Неизвестно, была ли выяснена причина такой задержки, но светлейший князь, считавший сохранение секретности информации о передвижении русских войск на Юге главным залогом успеха, заподозрил перехват. Находясь в Херсоне, он не мог быстро выяснить, на каком этапе пересылки происходит утечка. Вероятнее всего, она совершалась еще в Петербурге, где находились все иностранные министры. Между тем операция по присоединению Крыма вступила в решающую фазу. В создавшихся условиях Потемкин прибег к экстраординарной мере. Следующее письмо Екатерине, помеченное 10 июля, он отправил уже по завершении операции, после присяги татарской знати. Оно будет получено в Петербурге только 19 июля. Таким образом, императрица, а вместе с нею и тайный перехватчик более месяца не имели сведений о положении дел в Крыму. Именно тогда там разворачивались главные события.
Корреспонденцией светлейшего князя ведал с 1782 года его управляющий в Петербурге М. А. Гарновский. В годы Второй русско-турецкой войны он не раз жаловался, что важная информация из писем Потемкина императрице попадает через Безбородко и членов проавстрийской группировки к союзникам, а те, в свою очередь, делятся ею с французами. «Нет тайны в делах наших, которой бы не знали посол и вся канцелярия, — говорил управляющий о «цесарцах». — Мудрено ли после сего, что дела наши в отношении к прочим державам европейским пришли до такого замешательства?»50 В 1783 году связь венского кабинета с Версалем была еще более тесной. Сам Александр Андреевич считал нужным делиться с австрийской стороной сведениями ради сохранения союза. «Если бы я не крепко корячился, во многих случаях не уважая, что и сердятся, не огрызался и не слаживал дела, то система наша с Венским двором в ничто бы обратилась»51, - писал он в ноябре 1787 г. С. Р. Воронцову.
Действовал ли Безбородко подобным же образом и в 1783 году? Еще в письме 22 апреля Потемкин просил Екатерину сохранять «все движения наши» в тайне от Иосифа II, а также «облечься твердости» против «внутренних бурбон-цов», под которыми подразумевались члены проавстрий-ской партии. Итак, светлейший князь считал нужным оставить в неведении о событиях в Крыму именно союзника России. Это ему удалось.
Екатерина в продолжение июня не выражала никакого беспокойства относительно событий на Юге. Она полагала, что князь ускакал в Крым, и была уверена, что дело там уже завершено, поскольку так считали в Константинополе. «Сказывает Булгаков, что они (турки. — О. Е.) знают о занятии Крыма, только никто не пикнет, и сами ищут о том слухи утушать»52, - писала Екатерина 10 июля. Булгаков сообщал 15 (26) июня: «Министерство боится войны; разглашает под рукою, что татары сами поддались, стараясь тем уменьшить клеветы на наружное свое нерадение о защищении веры. Посему, кажется, настоит одна опасность, то есть ежели чернь взбунтуется и свергнет султана. В сем случае нет уже надежды при молодом султане сохранить Порту в миролюбии»53.
В середине июля терпение императрицы подошло к концу. Она испытывала смешанное чувство раздражения и страха из-за того, что ничего не знала о положении в Крыму. «Ты можешь себе представить, в каком я должна быть беспокойстве, не имея от тебя ни строки более пяти недель, — писала Екатерина 15 июля. — … Я ждала занятия Крыма по крайнем сроке в половине мая, а теперь и половина июля, а я о том не более знаю, как и папа римский»54.
Только через через дня она получила письмо Потемкина, отправленное еще 10 июля из лагеря при Карасубазаре о присяге татарской знати. «Все знатные уже присягнули, теперь за ними последуют и все… Со стороны турецкой по сие время ничего не видно. Мне кажется, они в страхе, чтоб мы к ним не пришли, и все их ополчение оборонительное»55. В конце письма князь кратко упоминает о своей недавней болезни. Григорий Александрович щадил императрицу и не сообщил ей, что перед отъездом из Херсона в Крым он находился при смерти из-за приступа болотной лихорадки, рецидивами которой страдал со времен Первой турецкой войны. Отправляясь в дорогу, светлейший князь соборовался. Однако Екатерине он писал лишь, что «занемог была жестоко… спазмами и, будучи еще слаб, поехал в Крым».
16 июля, находясь все еще в лагере у Карасубазара, Потемкин испрашивал милость офицерам, особенно много потрудившимся при занятии Крыма. «Суворову — Владимирской, и Павлу Сергеевичу [Потемкину], графу Бальмену — Александровской. Не оставьте и Лашкарева, он, ей богу, усердной человек, и очень много я его мучил»56. Награды не заставили себя долго ждать. Суворов с благодарностью писал Потемкину 18 августа: «Малые мои труды ожидали… одного только отдания справедливости. Но Вы, светлейший князь! Превзошли мое ожидание»57.
Однако Григория Александровича беспокоила необходимость расположить к России население ханства. В том же письме Потемкин сообщает о работах, уже начатых на полуострове. «Упражняюсь теперь в описании топографическом Крыма… Татар тревожит посеянной от турков очаковских слух, что браны будут с них рекруты. Я ныне дал им уверение, что таковой слух пущен от их злодеев и что он пустой. Ежели, матушка, пожалуете указ, освобождающий их от сего, то они совсем спокойны будут… Ассигновать нужно, дабы угодить магометанам, на содержание нескольких мечетей, школ и фонтанов публичных… Турки по сие время везде смирны… Ежели быть войне, то не нынешний год. Теперь настает Рамазан; и кончится двадцатого августа, то много ли уже останется до осени?» Потемкин знал, что в Рамазан мусульмане не станут воевать, а осенью кампания начаться не может, так как обычно к концу октября — началу ноября военные действия завершались и армии вставали на зимние квартиры.
После приведения жителей к присяге в Крыму было открыто земское правительство, состоящее из татарских мурз под общим руководством начальника войск, расположенных в Крыму, барона О. А. Игельстрома. Оно составило для Потемкина Камеральное (общее) описание Крыма. Было сохранено территориальное деление полуострова на шесть каймаканств, привычное для местных жителей. Татары оставались при новом правлении собственниками своих земель, сельские общины — джиматы, — как и прежде, выполняли функции мирского самоуправления. По просьбе мусульманского духовенства часть доходов была выделена Потемкиным на содержание духовных и светских школ медресе и мектебе58. Эти меры позволяли светлейшему князю расположить к себе измученное неурядицами население полуострова.
29 июля светлейший князь, наконец, получил сердитое письмо императрицы от 15 июля. «Вы ожидали покорения Крыма в половине мая, — отвечает на упрек Потемкин, — но в предписаниях, данных, сказано сие учинить по моему точно рассмотрению, когда я найду удобным… Полки в Крым вступить не могли прежде половины июля, а которые дальние, из тех последний сегодня только пришел. Большей части полков марш был по семьсот верст, притом две, иным три переправы через Днепр и Ингулец… Невольным образом виноват, не уведомляя Вас, матушка, долго. Но что касается до занятия Крыма, то сие, чем ближе к осени, тем лучше, потому что поздней турки решатся на войну и не так скоро изготовятся»59. К концу июля стало ясно, что если война не начнется в 1783 году, то для укрепления позиций в Крыму Потемкин получит осень и зиму.
В этом же письме Григорий Александрович сообщил о присяге мусульманского духовенства и простого народа. «Говорено было мне всегда, что духовенство противится будет, а за ними и чернь, но вышло, что духовные приступили из первых, а за ними и все. Мусульманское духовенство Крыма было настолько раздражено пренебрежением бывшего хана к религиозным традициям, что, получив от Потемкина заверение «соблюдать неприкосновенную целость природной веры татар», не только само согласилось присягнуть, но и склонило к этому остальные слои населения. Потемкин сумел достигнуть понимания с духовенством, выделив, часть доходов на содержание наиболее почитаемых мечетей. Кроме того, он направил в Петербург заказ на печатание Коранов для крымских мулл60.
Путешествовавший вместе с Потемкиным по Крыму в 1787 году Франсиско де Миранда рассказывал о взаимоотношениях князя с татарским духовенством. «Утром я свел знакомство… с муфтием, который, когда князь Потемкин в 1783 году овладел Крымом, сделал ему комплимент, сказав, что "будет вспоминать этот день, как женщина помнит того, кто лишил ее невинности". С муллами общались, стоя у окна, а те находились снаружи. Каждому из них подарили какой-нибудь предмет одежды… Затем отправились в ближайшую мечеть, где обнаружили сборище дервишей, долго забавлявших нас своими завываниями. Князь подарил им 300 рублей».
