Мика Валтари - Тайна царствия
Мне хотелось разрыдаться! Едва я избавился от Марии из Беерота, как уже другая, куда более опасная девушка хотела накрыть меня своим колпаком! Мне оставалось лишь одно – объяснить ей все! Хорошо взвешивая слова, я начал:
– Не знаю, сумеешь ли ты понять то, что я хочу сказать, но ты ведь тоже кое-что повидала в своей жизни и тоже не все можешь объяснить. У меня есть причины полагать, что человек, чью жажду ты утолила и с которым я разговаривал ночью на берегу – некий Иисус из Назарета.
– Я слышала о нем! – к моему великому удивлению воскликнула она. – В Декаполе легионеры только и говорили о том, что он творил чудеса, исцелял больных, воскрешал мертвых и обещал создать новое царство для сынов Израиля, за что в Иерусалиме он был распят, однако его ученики под носом у Понтия Пилата выкрали его тело, чтобы люди считали, будто он воскрес из мертвых. Неужели ты хочешь сказать, что он на самом деле воскрес и что именно его я встретила у колодца?
– Он действительно воскрес! – подтвердил я – В этом знак того, что он – Сын Божий, и я полагаю, что он обладает властью как на земле, так и на небесах. Ничего подобного до сих пор еще не случалось! Сейчас он прибыл в Галилею и назначил встречу своим приверженцам у одной из гор; безусловно, ты встретила его на пути сюда.
– Но как он мог испытывать жажду, если он в самом деле Сын Бога? – разумно заметила Мирина.
– Откуда мне знать? – буркнул я в ответ. – Я сам ощупывал его спину и обнаружил следы от кнута на его плечах! Могу засвидетельствовать, что он из такой же плоти и крови, как и все мы, но при этом он действительно Сын Божий! И не спрашивай меня, как это может быть! Я только убежден в том, что это – одна из прекраснейших его тайн! Я полагаю, что его царство не может быть земным, как это считают сыны Израиля.
Мирина раздумывала над моими словами, а ее расширившиеся от удивления глаза блуждали где-то в пустоте.
– Если он действительно таков, как ты мне его описал, – пробормотала она, – тогда он послал тебя для того, чтобы ты заменил мне погибшего брата, а не просто передал эти деньги. Таким образом, он связал нас вместе, как связывает за лапки пары голубей. Я тоже жажду обрести его царство, каким бы оно ни было, лишь бы не оказалось похожим на эту жизнь, которой с меня и так достаточно. Давай вместе отправимся к этой горе и бросимся ему в ноги, чтобы он принял нас в своем царстве так же, как он дал мне в твоем лице брата, а тебе – сестру.
– О Мирина, уверяю тебя, что мне не нужна сестра! – ответил я – Ты ошибаешься! Не может быть и речи о том, чтобы я взял тебя к этой горе, потому что, с одной стороны, я сам не знаю к ней пути, а с другой, – его ученики могут меня убить, подумав, что я выслеживаю их священные тайны! Постарайся понять! Они уверены, что это царство предназначено лишь для прошедших обрезание иудеев, и не допускают к нему ни римлян, ни греков, ни даже самаритян, которые не признают их храма. Это дело намного сложнее и опаснее, чем ты себе представляешь. И все же, если ты обещаешь хорошо вести себя и не мешать мне, если они не сразу заберут в это царство всех верящих в него, я обязуюсь вернуться и рассказать тебе все, что мне удастся узнать; если же будет по-другому, то я не смогу вернуться, однако, надеюсь, что ты сохранишь добрые воспоминания обо мне.
Она швырнула кошель мне в лицо и насмешливо произнесла:
– Ладно! Как утопающий хватается за соломинку, я была готова ухватиться за Иисуса из Назарета и считать тебя своим братом, хотя ты этого совершенно недостоин! С братом мы понимали друг друга с полуслова, а иногда для этого достаточно было лишь одного взгляда, смеялись над одним и тем же, даже над голодом и нищетой! Ступай же прочь, мужчина с каменным сердцем, который считает, что за деньги можно купить живого человека! Поспеши поскорее добраться до своей горы! Только мне покажется странным, если тебя допустят в это царство, после того как ты оставишь меня в отчаянии и бросишь в объятия смерти! Что может знать такой богач, как ты, об отчаянии и одиночестве?
Я прочел в ее зеленых глазах решимость покончить с жизнью хотя бы для того, чтобы досадить мне. Однако твердость ее слов зародила в моей голове одну мысль, которая поначалу казалась совершенно абсурдной: а вдруг назаретянин действительно желал, чтобы я смилостивился над ней и принял как собственную сестру. И еще я понял, что его царство для человека не только было источником наслаждений, но и требовало совершения нелегких поступков.
– Ну что же, сестра моя Мирина, – суховатым тоном произнес я, – давай отправимся туда вместе, однако не обижайся на меня за последствия!
– Не говори со мной таким неприятным тоном! – произнесла она, видимо не испытывая никакого удовольствия от выраженного подобным образом согласия, – Если ты собираешься взять меня с собой, обращайся со мной, как подобает брату, и прими меня от чистого сердца! Иначе у меня нет желания отправляться в путь вместе с тобой!
Мне не оставалось ничего другого, как по-братски обнять ее хрупкое тело, расцеловать в обе щеки и нежными словами попытаться утешить ее. Она пролила еще несколько слезинок, а затем мы вместе вышли из театра, не встретив никаких возражений со стороны напевавшего перед кувшином вина старого грека.
Солнце закатилось за горы. В роившемся от потоков людей городе повсюду зажглись светильники и факелы. Я так торопился поскорее добраться до гостиницы, что даже не догадался купить девушке новую одежду, и ее облачение танцовщицы с украшенными сандалиями вызывало заигрывание со стороны прохожих. У меня было предчувствие, что ученики Иисуса пустятся в путь именно этой ночью: действительно, трудно было представить себе более благоприятный момент, чем завтрашний день, когда толпы отъезжающих из Тивериады заполонят все дороги; ни один из путешественников не привлечет к себе внимание. Эти мысли заставили меня ускорить шаг.
Однако когда я, весь в поту и задыхаясь, добрался до гостиницы, то при ярком свете понял, что допустил оплошность. Элегантно одетый владелец направился в мою сторону, оглядывая Мирину с головы до ног, несмотря на то что привык к причудам богатых постояльцев.
– Какой же ты ненасытный, римлянин! – упрекнул он меня – Сначала, чтобы поразвлечься, ты привез с собой молодую иудейку; я закрыл на это глаза, хотя и знал, что ты прятал ее за шторами своей комнаты. Однако то, что ты делаешь сейчас, превосходит меру моего терпения: в первый же день праздника ты приводишь в мой дом глупую артисточку, которая, как только ты уснешь, станет предлагать себя за несколько драхм другим постояльцем, учинит скандал и удерет, прихватив с собой постельное белье! Нам хорошо известны повадки артистов!
Я посмотрел на Мирину глазами этого грека и лишь теперь заметил, что на ней был убогий плащ танцовщицы, колени испачканы, лицо распухло от слез; создавалось впечатление, будто она прибыла сюда прямиком с какой-то оргии; кроме того, в руках она держала сценические одежды и инструменты брата, что не может служить, рекомендацией для того, кто желает снять комнату в роскошной гостинице! Таким образом, мне стали понятны претензии хозяина, а Мирина, в свою очередь, потупила взор и сочла разумным промолчать, да и возразить владельцу было нечего. И все же я почувствовал обиду за подобные замечания, которые поставили под сомнение мою способность к здравому рассуждению. Поняв всю абсурдность возникшей ситуации, я схватился обеими руками за голову.
– Ты заблуждаешься! – воскликнул я, – Эта девушка – моя сестра; мы поссорились, когда плыли из Александрии, и она увязалась за труппой бродячих артистов; я снова встретил ее в театре Тивериады, ей уже надоели все эти приключения. Надеюсь, у нее здесь будет возможность помыться, опрятно одеться и сделать прическу. Прошу тебя не позорить ее перед другими, и ты не пожалеешь об этом!
Похоже, грек отчасти поверил моей истории, хоть и проворчал, что на его памяти ни один из клиентов, каким бы он ни был пьяным, не называл шлюху, которую тащил к себе в комнату, сестрой. Однако увидев, что я отнюдь не пьян, и поверив, что я знал Мирину прежде, а не подобрал ее где-то на улице, он разрешил нам войти в гостиницу и приказал рабу провести девушку в ванную, парикмахеру – причесать ее и завить волосы, наконец, одному из купцов – принести в комнату одежды. Мне хотелось, чтобы она подобрала приличное и не слишком броское убранство для будущего путешествия, однако когда Мирина вернулась в комнату после купания, ей захотелось примерить все принесенные наряды и повертеться перед зеркалом, которое держал перед ней один из рабов; это так меня утомило, что я не выдержал и бросился навзничь на постель, заткнув уши, чтобы не слышать ее несносной болтовни.
Увидев, что я по-настоящему рассержен, она сбросила весь ворох одежды на пол, отослала раба, присела рядом со мной и прикоснулась к моему плечу.
– Когда женщину купают в благовониях, умело причесывают и красиво принаряжают, она избавляется от горя и страданий! Только не забывай, что я с удовольствием осталась бы в своем изношенном плаще и в старых порванных сандалиях, если бы от этого зависело твое благополучие! Постарайся же улыбнуться вместе со мной и посмеяться над моими поступками, чтобы отвлечься от мрачных мыслей!
