Эдуард Зорин - Огненное порубежье
— Счастливый ты, Синько, — нахваливал его богомаз. — Все-то у тебя есть. Ни в чем-то ты нужды не ведаешь.
Польщенный купец колесом выпячивал грудь:
— Ум да разум надоумят сразу.
С утра Синько долго сидел на лавке и громко стонал:
— Ой, лихо мне. Ой, сердце заходится. Говаривал мне батенька: не пей меды, да нет на меня плети.
Злата тормошила распухшего богомаза:
— Проснись, леший. И кто только наслал на меня столько бед. Мало что ни кола ни двора — еще и жених горький пьяница.
— Бога не гневи, — ворчал Зихно, протирая глаза, — Нешто мне велика от того радость?
— Так зачем же меды пьешь?
— Синько вон угощает.
И он кивал на исходящего от телесной муки купца.
— Ой, лихо мне, — покачивался Синько.
Хозяйка, улыбаясь, внесла и поставила на стол корчагу меда. Выпив по чаре, мужики оживились; выпив по второй, снова пустились в разговоры.
Едва выбрались из Москвы к концу недели. Еще на дорогу взяли бочонок меду, но пока к нему не притрагивались: на первых порах довольно часто попадались деревеньки, а в деревнях выпить всегда было что.
Потом потянулись глухие леса да болота — вот тут-то и пригодился им заветный бочонок. Но и бочонок не без дна. Скоро и он опустел.
— Слава те господи, — крестилась Злата, глядя на притихших мужиков.
Но пьяные мозги у них еще не просохли, и на развилке свернули они не на ту дорогу. Заехали на гать, а гать была старая, давно уж ею никто не пользовался. Вот и провалились кони в болото. Едва успела Злата с мужиками соскочить с телеги, как уж забулькали вокруг да около пузырьки, и лошади пошли ко дну. Закричал Синько, схватил коренника за хвост, едва сам не утоп в ненасытной трясине. Оттащили его богомаз со Златой в безопасное место, за руки держат, чтобы чего не натворил. А у купца глаза полезли из орбит. Да и было от чего закручиниться: кованый-то заветный ларь с деньгами тоже пошел на раскорм лешему.
Стал заговариваться купец: все про змия какого-то поминал, заклинал нечистую силу. Намаялись с ним Зихно со Златой — вот ведь как судьба-то с человеком распорядилась. Был Синько веселым мужиком, мечтал, вернувшись в Смоленск, справить свадьбу, все о невесте рассказывал, а кому он теперь нужен?..
Долго ли коротко ли они шли, часов не считали — набрели на глухую деревушку в три двора. Постучались в крайнюю избу, попросили напиться. Добрая хозяйка, сжалившись, пустила их переночевать. Накормила, спать уложила, а когда проснулись они — Синька в избе не было. Стали кликать его — не докликались. Все огороды облазили — нет Синька. Вот ведь какая задача: не сквозь землю же он провалился. Ладно бы рядом какое болото, а вокруг сухмень.
— Синько! — кричала Злата. — Где ты, отзовись!
Ни звука в ответ. Пошли в лес. А купец, вот он — рядышком, даже и в чащу не забирался: висит себе на сосне, веревочка вокруг шеи обернута, руки, как плети, брошены по бокам. Плохо начал Синько — кончил еще хуже. А ведь ежели умом пораскинуть, то и правда — куда было ему податься?
Схоронили они незадачливого купца и побрели дальше. Теперь все равно им было куда идти. Решили править на Смоленск — туда и Синько их звал с собой, обещал слово замолвить за богомаза. Теперь слово замолвить за Зихно было некому, но возвращаться в Москву, а оттуда снова идти на Ростов было ни к чему. И тут и там чужбина, а мир не без добрых людей.
Первым добрым человеком на их пути был седобородый старик с лесной заимки.
— Да где вас, милые, нечистая сила носила? — удивился он, разглядывая болтающиеся на их телах лохмотья. — Куды ж ты девку-то ведешь, гляди, как умаялась, сердешная? — набросился он на богомаза.
— Заплутали мы, — объяснил Зихно, — а идем из Суждали и путь держим на Смоленск.
— Далеко же вас занесло.
— Да все попутным ветеркам, — пошутил Зихно.
— Оно и видно. Знать, ветерок вас и пообтрепал, — улыбнулся дед.
Два дня гостили они у старика. Он им и одежду справил, и еды дал на дорогу, но богомазом остался недоволен.
— Не ветерок тебя обтрепал, мил человек, а пьянство и беспутство твое, — сказал он Зихно.
Едва весь мед не выпил у него богомаз, сам лазил по кадушкам, когда старик уходил на рыбалку. Но заветную, самую последнюю корчагу так и не сыскал.
Пошли они со Златой лесом, вышли к реке. У реки стояли стога. Чем стог не постель? Зарылись в сено, уснули.
Утром разбудил их чей-то разговор. Разгреб Зихно сено, выглянул — да так и замер с открытым ртом. На поляне перед рекой отдыхали всадники: кони паслись у воды, а вои грелись вокруг костра. Чернобородый дядька с шишкой на лбу, увидев торчащую из стога богомазову голову, поманил его к себе пальцем.
Зихно икнул и покорно выполз на поляну. Следом за ним выползла Злата.
— И девка с тобой?! — удивился чернобородый. — Кто такие будете?
— Тутошние мы, — быстро нашелся Зихно.
— Из деревни, — сказала Злата.
— По обличью вроде беглые…
— Не, тутошние, — мотнул Зихно головой.
— А коли тутошние, — продолжал чернобородый, — то вас-то нам и не хватало. Сказывайте, да живее, где через речку брод.
— Здесь брода нет, — сказал Зихно, — брод повыше будет.
— За излукой али ближе?
— За излукой. Как увидите березнячок, тут вам и переправляться…
— Ну, гляди мне, — пригрозил чернобородый, — ежели соврал, не сносить тебе головы.
— А чего врать-то? — ясными глазами посмотрел на него богомаз. — Где сказано было, там и есть брод. Сам с вечера коров перегонял.
Едва только скрылись доверчивые вои за бугорком, Зихно закричал:
— Ну, теперь давай бог ноги!
И они припустились к лесу. Но не успели добежать до опушки, как сзади послышался конский топ.
— Э-эх! — выкрикнул чернобородый и, перегнувшись с седла, огрел богомаза голоменем меча по спине.
Повалился Зихно в траву, потерял сознание…
7Крепко перепугался Давыд, узнав, что идет Святослав с волока к Друцку, призвал к себе Летягу, велел собирать войско.
— Покидать надумал нас, князь? — пришел к нему растерянный Глеб.
— Ты уж сам боронись, — смущенно посоветовал ему Давыд, — а мне Смоленск мой спасать надо.
— Да где же мне одному-то супротив Святослава устоять, — пробовал усовестить его Глеб. — Вся надежда была на тебя.
— Своя рубаха ближе к телу.
— Да как же это?
— Запри ворота и жди. Надолго Святослав у Друцка не задержится, — сказал Давыд. — Ему в Киев поспешить надо. А как двинется он к Киеву, тут и Ярослав с Игорем снимут осаду.
— Спалит Святослав Друцк…
— Господь тебе поможет. Своего же слова я не порушу. Мне перед смолянами ответ держать.
С тем и ушел. Провожали его горожане злыми взглядами, вслед Летяге бросали голыши:
— Экой с виду-то храбрый был. А как дошло до дела, зайцем оборотился.
— Не вои вы, а бабы. Квашни вам ставить — не в чистом поле силой меряться.
— Наши-то бабы и то посовестливее будут.
Остался Глеб в Друцке один. Запер ворота, стал высматривать Святослава. А Святослав тут как тут. Долго ждать себя не заставил. Едва прибыл он — черниговцы тоже зашевелились.
Раньше-то только перестреливались через Дручу, а тут полезли на валы. Отогнали их дручане, приготовились отражать новый приступ.
Но вместо приступа явился перед воротами боярин Святослава Нежир. Осадил коня, сложив руки у рта, крикнул сторожам, чтобы звали Глеба. Есть, мол, к нему разговор, а какой — про то скажет только князю.
Вышел Глеб к частоколу, перегнувшись, спросил:
— Почто кличешь?
— Боярин я, Нежир. Послан к тебе князем Святославом.
— Ну так говори, с каким делом.
— Горло у меня не луженое, а дело тонкое. Ступай за ворота, здесь и поговорим.
Выехал Глеб к Нежиру на белом жеребце, остановился поодаль. Боярин поклонился князю.
— Ну так сказывай, с чем прислал тебя Святослав, — сказал Глеб, стараясь держаться с достоинством, потому что знал: глядели на него с валов горожане. А то бы деру дал.
Нежир, оглядывая валы, улыбнулся.
— Подгнил у тебя частокол, князь Глеб, — намекнул он словно бы мимоходом. — Да и ров обмелел.
— Не твое дело, — оборвал его князь. — Сказывай, с чем пришел.
— Оно-то так, — продолжал, улыбаясь, боярин. — К слову только сказано. Стар я, разговорчив, а ежели что замечу, то не по злобе говорю. Пожил бы ты с мое, князь, поглядел бы мир, тогда бы и смекнул, что твои ворота и часу и не устоят перед Святославовыми пороками.
— Может, и дольше устоят.
— Может, и дольше. А уж кровушки прольется…
— Не по моей вине.
— По твоему упрямству.
— Уж ежели ты так о дручанах моих печешься, — сказал Глеб, — то времени бы на слова зря не тратил, а поворотил к Святославу и посоветовал ему идти куда идет, а город мой оставить в покое.
