Ривка Рабинович - Сквозь три строя
Я получила несколько заказов на переводы, частным образом, вне рамок работы. Немного дополнительного дохода никогда не помешает, особенно в моем небогатом хозяйстве. С течением времени спрос на переводы рос, и у меня все время была дополнительная работа (принято называть ее халтурой). Халтура сопровождала меня все время, вплоть до выхода на пенсию. Я привыкла к такому образу жизни: приходишь домой, наспех перекусишь и берешься за вторую работу.
У меня не было навыков печатания на машинке, поэтому я нуждалась в машинистке. У нас в редакции были машинистки, каждый журналист-переводчик работал с машинисткой. Я подружилась с одной из них, Любой, тоже нуждавшейся в дополнительном заработке. Она была трудолюбива и печатала быстро, но была одна большая проблема: она жила в Нетании. Когда у нас бывали срочные заказы, я нередко ездила к ней на уик-энды. Мы засиживались до глубокой ночи, и мне приходилось оставаться ночевать, ведь в пятницу вечером нет автобусов для возвращения домой.
Хотя я и не запрашивала высокие цены за свою работу, она приносила мне хороший заработок. Но кто может вычислить цену, которой я расплачивалась за непомерно долгие и напряженные рабочие часы? Я платила здоровьем, недостатком часов сна, отказом от развлечений и встреч с людьми, недостаточным общением с детьми.
Сожалею ли я о том, что превратила себя в «рабочую лошадь» и посвятила все свободное время дополнительным работам? Нет у меня четкого ответа на этот вопрос. Жизнь не предоставляет нам возможность проверки вариантов типа «что было бы, если бы…» Одно могу сказать с полной уверенностью: при одной зарплате, очень близкой к минимуму, у меня не было никаких шансов подняться до приличного уровня жизни. Мы уподобились бы семьям, замкнутым в круге бедности из поколения в поколение, без возможности выбраться.
Кроме денег, в моих дополнительных работах была еще одна положительная сторона: благодаря им я узнала массу вещей, до которых едва ли добралась бы, если бы мне не нужно было читать материалы о них. Многие репатрианты так и остаются со скудными сведениями об истории государства и его лидерах; для меня же дополнительные работы были открытым университетом. Благодаря накопленным знаниям я позднее смогла продвинуться на основной работе и стать корреспондентом и комментатором.
Один из первых заказов на перевод представлял собой серию брошюр о еврейских праздниках. Благодаря этим брошюрам передо мной открылся незнакомый и увлекательный мир еврейских традиций, в который я едва ли проникла бы иным путем.
Моя известность как переводчицы росла, и через некоторое время ко мне обратился огромный заказчик – Гистадрут. От центра культуры Гистадрута я получила много интереснейших заказов. Сотрудники отдела подготовили сборники избранных статей и речей лидеров: Давида Бен-Гуриона, Голды Меир и Берла Каценельсона. Я перевела их, и они были выпущены в свет в виде серии книг под названием «Люди и первоисточники».
Это уже была не халтура, это было прикосновение к святыне. Трудно передать, сколько я узнала из этих книг о периоде до основания государства, о сомнениях и исканиях лидеров, прокладывавших путь молодого государства, о препятствиях, которые им приходилось преодолевать. Все они были социалистами, деятелями рабочего движения; они мечтали построить государство, которое стало бы образцом, «светочем для народов», по выражению Бен-Гуриона. Их подход к общественным и государственным проблемам был мне очень близок.
После того, как сборник избранных статей и речей Бен-Гуриона был переведен и напечатан, руководители культурного центра Гистадрута решили, что нужно вручить эту книгу лично Бен-Гуриону.
Давид Бен-Гурион проживал в то время в Тель-Авиве, в доме на бульваре, носящем теперь его имя. Делегация центра культуры во главе с ныне покойным поэтом Шломо Тани получила разрешение посетить престарелого лидера. И вот мы стоим в рабочем кабинете человека, ставшего легендой при жизни.
Основатель государства был уже очень стар, мал ростом (всегда был) и слаб. Он стоял перед нами в комнате, все стены которой представляли собой стеллажи с книгами. В большинстве это были книги, написанные им, в переводах на множество языков. Трудно было произвести на него впечатление выходом в свет еще одной книги, в переводе на русский язык.
От имени делегации к нему обратился Шломо Тани. Он сказал, что произведения Бен-Гуриона переведены на семьдесят языков (Бен-Гурион кивнул), представил меня как новую репатриантку, сделавшую перевод, и дал мне почетное право вручить лидеру книгу. Я удостоилась его рукопожатия.
Когда мы вышли, я думала о жестокости времени. Человек, прозванный «диктатором», одно слово которого заставляло дрожать генералов, человек, принимавший решения, от которых зависела жизнь миллионов людей, стоял перед нами, погруженный в свой внутренний мир и довольно равнодушный к происходящему вокруг него. Это был последний год его жизни.
Мне довелось присутствовать и на встрече с Голдой Меир, в то время главой правительства, но эта встреча не имела никакого отношения к переведенному мной сборнику. Она пригласила к себе большую группу активистов алии, и я каким-то образом попала в список, хотя и не была активисткой. Встреча была посвящена проблемам абсорбции.
Много слов было сказано на этой встрече, но едва ли из всего этого вышел какой-то толк. Всех просили не говорить о своих личных проблемах, но все в той или иной форме говорили о них. Я тоже выступала. Сказала, что нужно поощрять мелкое предпринимательство среди репатриантов, затрудняющихся найти работу по своей профессии. Для этого нужно строить помещения для магазинов и мастерских в районах, предназначенных для заселения репатриантами, и сдавать им эти посещения за невысокую арендную плату. Ничего подобного, насколько мне известно, не было сделано.
Поведение Голды Меир произвело на меня впечатление. Семь часов продолжалась встреча, и за все это время она ни разу не встала с места, только курила одну сигарету за другой. Никого не перебивала, давала каждому высказать все, что он хотел сказать. Время от времени записывала что-то в блокнот. Мы, люди намного моложе ее, устали до изнеможения, временами вставали и выходили в коридор размяться. Она сидела, как скала.
Из сборника статей и речей Голды Меир я многое узнала об ее вкладе в принятие законов о труде, о ее борьбе за равноправие женщин и за основание института национального страхования. По ее инициативе была создана сеть школ профессионального обучения, от которой в настоящее время почти ничего не осталось. Она лично сформулировала большую часть законов о защите прав работающих по найму.
Многие вещи, о которых говорили и писали политические лидеры прошлого, сегодня уже не существуют. Израиль неузнаваемо изменился – и не во всех отношениях к лучшему. Элементы социализма, такие его ценности, как взаимопомощь, самостоятельный труд во всех отраслях – все это постепенно исчезло. Сам еврейский рабочий класс, на который Бен-Гурион возлагал свои надежды, больше не существует. Мы превратились в народ конторских служащих и чиновников. Место израильтян за станками и на стройках заняли иностранные рабочие, так называемые «эмигранты труда».
Но в то время, когда я была сравнительно новой репатрианткой, идейные основы, заложенные первыми лидерами, были еще в силе. В общественном устройстве было немало элементов социализма – особенно в области абсорбции. Устройством олим занималось правительство, а не свободный рынок, на котором положение репатрианта, не владеющего языком и обладающего профессией, зачастую не пользующейся спросом, всегда ниже положения уроженца страны.
Еще в ульпане учитель объяснил нам, что Израиль является государством социальной помощи. В экономике, говорил он, господствует принцип плюрализма, свободного соревнования трех систем: социалистической, кооперативной (общественной) и капиталистической. Сегодня от всего этого мало что осталось, Израиль стал типичным капиталистическим государством. Государственные и общественные предприятия приватизированы, Гистадрут потерял свою силу; отраслевые соглашения между профсоюзами и объединением предпринимателей об условиях труда уступили место персональным контрактам, условия которых диктуют работодатели. Почти нигде нет больше статуса постоянства, защищавшего работника от произвольного увольнения.
Многим из тех, кто жалуется на тяжелые условия жизни, можно сказать: это тот строй, к которому вы стремились; это то лидерство, которое вы избрали. Вам не на кого жаловаться.
Как ни парадоксально, израильский социализм был побежден капитализмом благодаря голосам малоимущих слоев населения, отданным за правые партии. При всем моем сожалении об этом я должна сказать правду: к концу своего существования израильский социализм в значительной мере обюрократился и утратил свой творческий характер. Частные учреждения и предприятия действуют гораздо эффективнее, конкуренция подстегивает их, заставляет обновляться. Экономика стала намного продуктивнее. Вопрос лишь в том, кто от этого выигрывает. В социал-демократических странах, где тоже царят свободный рынок и конкуренция, есть ограничения, обуздывающие частный капитал, и меры защиты трудящихся. У нас же, как в период первоначального накопления, частный капитал не признает никаких ограничений, а в отношениях между работником и работодателем действует закон джунглей. Выживает только сильный. Да и он в любую минуту может быть уволен.
