Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Сиворг, поглаживая на груди священный амулет, некоторое время молчал. Этот ростовский князь довольно умен. В облике его чувствуется сила, честолюбие и уверенность. Такие люди не отступают от своих слов.
— Я выслушал тебя, Ярослав, а теперь послушай меня. Слова твои разумны, но добрая воля сильнее рассудка. Мое племя ни в чем не нуждается. У нас есть всё: охота, рыболовство, скотоводство, богатые нивы, бортные леса, болотная руда, железо, умелые ковали и гончары. Зачем нам ходить под десницей великого князя и платить дань?
— Я не люблю повторять дважды, Сиворг. Либо ты примешь мое условие, либо я захвачу Медвежий угол силой.
— Ты чересчур отважен, Ярослав, но не думай, что ты не уязвим. Сейчас я подниму руку, и ты будешь убит.
— Еще раз скажу: глупо. Моя смерть ничего не изменит. Дружина одолеет твоих воинов и прольет много крови. Ты потеряешь всё, Сиворг, даже свою голову. Теперь я хочу услышать твое окончательное решение.
Сиворг понимал, что Ярослав не отступится. Война же не принесет племени пользы. Он глянул в лица жителей селища и увидел в них смятение. Соплеменники не пойдут на сражение с дружиной ростовского князя. И тогда вождь сказал:
— Я принимаю твоё условие, князь Ярослав. Мои люди не станут больше нападать на корабли и готовы приносить тебе дань.
Летописец напишет: взяв с племя клятву «жить в согласии» и платить ему дань, Ярослав «отыде в престольный град свой Ростов».
Глава 29
МУКИ ЯРОСЛАВА
Первыми заметили ладьи, вошедшие из Вёксы в озеро Неро, ростовские рыбаки. Они во всю мочь погнали свои легкие челны к посаду, всполошено закричали:
— Булгары, булгары идут!
В городе ударили в набат. Тысяцкий Будан тотчас приказал собирать войско, а затем взобрался на стены крепости.
«Вот и пришел грозный, недобрый час», — подумал он и крикнул горожанам:
— Смолы, бревен и глыб поболе! Всё сгодится!.
Прибежал на стены и наместник. Зоркие глаза его, наполненные тревогой, вдруг стали изумленными, а затем веселыми.
— На первой ладье княжеский стяг, Будан Семеныч. Княжеский!
— Да быть того не может, — растерянно произнес тысяцкий. — Булгары с умыслом стяг Ярослава подняли. Издеваются, нехристи!
— Ты в своей кузне, почитай, половину зрения потерял. Да то ж наши ладьи, наши!
И чем ближе подходили корабли к крепости, тем всё радостней становилось на ее стенах. Когда князь Ярослав вышел с ладьи на причал, на него обрушился торжествующий гвалт:
— Жив!
— Жив наш князь!
— Слава Ярославу!
С колокольни храма Успения пресвятой Богородицы забил праздничный перезвон.
Ярослав глянул на стены и почему-то не увидел Березини со Святославом. Никак, за озером в новом тереме дожидаются. Уж так соскучился он по своей ладушке и ненаглядному чаду!
Настежь открыли входные ворота крепости. Встречу выбежали наместник Озарка и дружинники. Их лица хоть и были разутешенными, но что-то в них князя и настораживало.
— Здрав буде, княже. С добрым возвращением, — с поясным поклоном приветствовал Ярослава наместник.
— И тебе доброго здоровья, Озарка.
Обнялись, облобызались по древнему русскому обычаю.
— Как вы тут? Что-то боярина Колывана не вижу. Аль недуг одолел?
На лицо Озарки набежала тень.
— Да как тебе сказать, княже… В хоромах поведаю.
И поведал, тяжело, неспешно, с мрачным лицом. Вначале о появлении в Ростове дружинника Дерябы, о всеобщей скорби, о посылке к великому князю гонцов, дабы прислал новую дружину, а затем — об исчезновении из Ростова Колывана, сотника Горчака и прибежавшего в город дружинника.
Ярослав хмуро слушал и не мог внять, для каких целей всё это понадобилось?
— Ты что-нибудь понимаешь, Озарка?
— Да, княже… Мне трудно поведать. Язык не поворачивается… Ты уж, княже, крепись.
— Березиня?! — вскочил с кресла Ярослав.
Боярин отвел глаза.
Князь так тряхнул наместника за ворот малинового кафтана, что от него оловянные пуговицы отлетели.
— Да сказывай же!
— Крепись, Ярослав Владимирович… Березиня и сын твой Святослав отравлены.
— Что-о-о? — закричал Ярослав и в безумном отчаянии, с побелевшим лицом, опустился на лавку. Из глаз его потекли слезы. Жуткая весть, боль и терзание исказили его лицо. Ему стало трудно дышать, и Озарка побежал к оконцу, дабы распахнуть его, в покои плавными птицами залетели багряные осенние листья. Затем боярин кинулся к дверям и увидел в сенях Заботку.
— Лекаря зови!
Потрясение было настолько тяжелым, что оно свалило Ярослава. На какие-то минуты он даже потерял сознание.
Лекарь Фалей засуетился и перепугался. Он никогда не мог подумать, что могучий организм молодого князя может быть подвержен тяжелому недугу.
Ярослав никогда ни на что не жаловался, и Фалею, дабы не забыть свое лекарское искусство, приходилось исцелять людей из княжеского окружения.
Князь распростерся на ложе и тихо бредил:
— Березиня… Какая ты у меня пригожая… Сыночек. Ступай же ко мне, сыночек…
* * *Ярослав встал с ложа на третьи сутки. Лицо его осунулось, глаза провалились, на лбу прорезалась глубокая морщина.
— Рано тебе подниматься, батюшка князь. Полежал бы еще, — сердобольно молвил Фалей.
— Належался. Кличь Озарку.
Боярин находился в соседней комнате. Он так и не отлучался в свои хоромы.
— Немедля отошли в Киев послов, чтобы отец мой дружину не высылал. Пусть гонцы скачут дорогой к Смоленску.
Когда Озарка отдал приказание, он вновь вернулся в покои князя.
— А теперь повтори всё, что мне поведал, но более подробно.
— А может, не вспоминать, княже?
Боярин боялся, что Ярослав вновь начнет жутко переживать, что приведет его к новому потрясению.
— Досконально, Озарка. А за меня не тревожься. Выдержу.
После длительного рассказа, наместник заметил, что на лице князя исчезло смятение, лишь глаза оставались измученными.
— Я не допускаю даже мысли, что Березиня могла отравить себя и сына. Пузырек с зельем, оставленный на столе, всего лишь хитроумная задумка Колывана.
— Но челядь слышала, как Березиня говорила, что она не хочет больше жить.
— Вот на эти слова и полагались Колыван и Горчак. Но им меня не провести… Тела искали?
— Искали, княже. Недалече от беседки обнаружили в камышах челн. Но вот что странно. На челне оказались две веревки с тяжелыми каменьями. Тоже загадка, княже.
— Загадка, — сумрачно протянул Ярослав. — Возможно, Колыван со своими подручными, увез Березиню и Святослава в лес и зарыл в земле. Иуда!
— Но Прошка с Устиньей тоже исчезли.
— Здесь я загадки не вижу. Прохор понял, что убийцы тоже не оставят его в живых. Вот он и скрылся в лесах. Не в первой ему в глухомань забиваться… Завтра я поплыву за озеро, а сейчас оставь меня, Озарка. Мне о многом надо подумать.
Разговор с боярином дался Ярославу с трудом. Душа его по-прежнему мучительно страдала, но он не подавал виду, и когда Озарка вышел, князь стиснул ладонями свою голову и застонал. Застонал горько и безутешно.
— Березиня!.. Сыночек!
Сейчас ему не хотелось жить, и он признал безжалостную правоту слов своей возлюбленной. Бывают такие минуты, когда человек не способен уже управлять своими чувствами и готов на самый безысходный шаг…
Нет, нет! Надо гнать из головы черные мысли. Березиня не могла отравить своего сына: она души в нем не чаяла. Вот и он должен жить, жить с глубокой раной в сердце. Колыван нанес ему едва ли не смертельный удар… Но как он сумел придумать такое злодейство? Для этого нужна необыкновенная смелость. Неужели он думает, что бегство спасет его? Он привык жить в роскоши, и в леса не кинется. Подастся в Киев? Но это громадный риск. Отец, проведав о его злодеянии, прикажет боярина жестоко наказать. Как бы Владимир Святославич не относился к своему сыну, он не пощадит Колывана. (А уж про сотника и Дерябу и говорить нечего). На что тогда уповал старый боярин?
Ярослав не находил разумного ответа.
На другой день он приплыл на ладье к беседке, к месту гибели Березини и сына. Он присел на ложе и закрыл глаза, вспоминая нежные слова своей лады и милое лепетанье сына. Его сердце опять заныло, душа застонала, и он впал в тягостную кручину.
И час, и два Ярослав не выходил из беседки. Озарка с Могутой забеспокоились.
— Нельзя князя оставлять одного, — молвил Озарка.
— Надо его чем-то отвлечь, — кивнул Могута.
Оба вошли в беседку. Лицо Ярослава было чернее тучи, взгляд потухший, страдальческий, на щеке застыла скорбная слеза.
«Крепко же любил князь свою Березиню», — подумалось Озарке.
При виде бояр, Ярослав отвернулся, смахнул со щеки слезу и глухо спросил:
