Джон Уоллер - Правда и ложь в истории великих открытий
Обзор книги Джон Уоллер - Правда и ложь в истории великих открытий
Джон Уоллер
Правда и ложь в истории великих открытий
Со всей любовью моим родителям посвящаю
Благодарности
В каждой главе этой книги широко использованы научные труды, вобравшие в себя не одну тысячу часов кропотливой работы ведущих историков науки. Часто они начинали исследования, нисколько не сомневаясь в истинности мифов, которые им впоследствии приходилось развеивать. Чтобы отдать должное этим ученым, а заодно порекомендовать читателю то, что еще можно прочесть на данную тему, в конце книги я привожу неполный перечень использованных мною источников. В книге присутствуют мои собственные рассуждения и комментарии, и, если там обнаружатся ошибки или неточности, всю ответственность за них несу только я.
Этой книгой я также обязан всем тем, кто привил мне любовь к истории. Прежде всего это Томас Изон, Джефри Гренфель-Хилл, Саймон Скиннер, Морис Кин, покойный Майкл Махони, Джо Кейн, Джанет Браун и особенно Эверетт Мендельсон. Студенты, которых мне случилось обучать в Оксфордском, Лондонском и Гарвардском университетах, убедили меня в необходимости поделиться моими представлениями об истории важнейших открытий в науке с широкой публикой. Сотрудники Лондонского центра по изучению истории науки, технологии и медицины при Имперском колледже, а также лондонского Центра истории медицины при фонде «Wellcome», обратили мое внимание на те исследования, которые легли в основу настоящей книги. Сотрудники архива Историко-медицинской библиотеки при фонде «Wellcome», Бейкеровской бизнес-библиотеки при Гарвардском университете и Каунтвейской медицинской библиотеки, музея-лаборатории Александра Флеминга при больнице Св. Марии, Королевского астрономического общества и Калифорнийского технологического института любезно позволили мне воспроизвести некоторые иллюстрации из книг их собраний.
Не менее признателен я Ричарду и Пенни Грэм-Йоол, Адаму Хеджкоу, Дариану и Элисон Штиббе, Йону Терни, а также Джейн, Майклу и Сьюзен Уоллерам за редакторские замечания и желание меня подбодрить. Мой отец, Майкл Уоллер, умело меня вдохновлял, воодушевлял и наставлял на путь истинный. Сотрудники издательства «Оксфорд юниверсити пресс» Майкл Роджерс и Эбби Хедон, а также издательский редактор Сара Банни тоже старались в меру своих сил. Наконец, я хочу поблагодарить мою жену, Абигейл, за неизменную любовь и поддержку.
Джон Уоллер, декабрь 2001 г.Введение
Кому нужна история
Отразите всю неприглядность, прыщи, бородавки, всё то, что вы увидите во мне, иначе я вам не заплачу ни гроша.
Распоряжения, отданные Оливером Кромвелем художнику Лели, собиравшемуся писать его портретВеликий биолог Луи Пастер игнорировал «неудобные» данные, если они противоречили его идее. Считающийся основоположником генетики Грегор Мендель сам не был менделистом. Славившиеся своей чистотой больничные палаты Джозефа Листера на самом деле были безобразно грязны. Александр Флеминг ввел в некоторое заблуждение весь мир, представ единственным открывателем пенициллина. Наконец, общая теория относительности Эйнштейна была «подтверждена» лишь в 1919 году, когда один английский ученый беспардонно подтасовал полученные результаты.
Книга, которую вы держите в руках, об этих и некоторых других недавних открытиях историков. Мне хотелось, чтобы плоды их трудов стали достоянием широкого читателя. Хотя результаты исследований, которыми я пользуюсь, явно вредят репутации крупных деятелей науки, я бы не отнес эту книгу к бессмысленному иконоборчеству. В ней я прежде всего стремился показать, как ведутся научные дискуссии, как обретается научное бессмертие и какие сложные взаимоотношения возникают между учеными и обществом. Обращая внимание читателя на исследования, которые готовы высветить «все до последней бородавки», я тем не менее оказываюсь лишь на одной стороне исторического водораздела, и, поскольку данный водораздел проходит через весь корпус истории, я вправе проиллюстрировать его примером, взятым из эпохи классического Рима. Вот начальные строки из «Горацио», первой из цикла эпических поэм Томаса Бабингтона Маколея, озаглавленного им «Сказания Древнего Рима» и написанного в 1842 году.
Клусийский царь Порсенна
Поклялся всем богам,
Что славный дом Тарквина
Терпеть не будет срам.
Он всем богам поклялся
Вести большую рать,
И вот уже во все концы
Им были посланы гонцы
Отряды собирать.
Это стихотворение, столь популярное в викторианских школах, до сих пор заставляет читательское сердце биться учащенно и поднимает воинский дух. Но у «Сказаний Древнего Рима» есть еще одно достоинство: они безупречны с исторической точки зрения. В основу этих стихотворений легла не богатейшая фантазия Маколея, а источники по истории Древнего Рима. В них рассказывается, как в VI веке до н. э. враги Рима, возглавляемые этрусским царем Порсенной, устремились к берегам Тибра, грабя все на своем пути. Закалившееся в продолжительной, победоносной кампании войско взирало через реку на город, жителям которого грозила смерть и бесчестье, а самому городу — разрушение. Однако один из римских консулов быстро догадался, как можно спастись. План был прост. Мост через Тибр был настолько узок, что по нему одновременно мог пройти только один человек. Поэтому небольшая горстка людей сумеет сдерживать натиск неприятеля до тех пор, пока другие не разрушат мост за их спиной. Поскольку этим отважным воинам была уготована смерть в воде, единственным утешением для них стала мысль о том, что любая римская матрона могла лишь желать своему сыну такой смерти — смерти во имя спасения других. Однако поначалу только Горацио вызвался идти на мост, после чего еще двое воинов последовали его примеру.
Именно эта «отважная троица» противостояла этрусскому воинству. Как и предвидел консул, конструкция была настолько узка, что бой превратился в серию поединков. Это позволило Горацио и его соратникам одолеть лучших воинов, посланных царем Порсенной. Когда мост стал заваливаться, двое добровольцев, сражавшихся вместе с Горацио, бросились к берегу, а он остался прикрывать их отход. Ему же самому шансов на спасение не оставалось. Он мог лишь, преодолев страх, готовиться к гибели. Уставший, раненый, в тяжелых доспехах, Горацио прыгнул с моста и исчез в водах Тибра. От этого зрелища оцепенели и римляне, и их противники:
Застыли в изумленье,
Открыв глаза и рот,
Те, кто пришел с войной на Рим,
Те, кто был горд бойцом своим,
Но шлем мелькнул, и вот
Ликует Рим, и даже враг
Восторг сдержать не смог никак.
Горацио жив! Он выбрался на римский берег, и его героический поступок тут же примирил воюющие стороны, восхищенные его отвагой. Нам неведомо, быстро ли удалось врагам Рима справиться с сентиментальностью и пожалеть о своем поступке. Ясно лишь то, что отвага Горацио спасла Рим. Если верить Маколею, признательные сограждане обессмертили это событие: «Теперь прекрасный обелиск стоит на берегу. / Стоит свидетельством того, что я вам здесь не лгу».
Однако, осматривая сегодня римские развалины, вы зря будете искать памятник Горацио. Конечно, время не пожалело город, и отсутствие памятника не обязательно должно свидетельствовать о том, что вся история вымышлена. Только вот в подробных и надежных хрониках, датированных VI веком до н. э., говорится о том, как отряды этрусков, не встретив особого сопротивления, овладели Римом. Несколько часов спустя те римляне, которые не погибли во время осады, составили имеющие традиционно жалкий вид колонны беженцев. Эти хроники также говорят о том, что все лавры в той войне достались непримиримому врагу Рима Порсенне. О Горацио в хрониках нет ни слова.
Однако давайте зададимся вопросом: как сия сказка вообще появилась? Частично это можно объяснить тем, что к тому времени, когда миф о Горацио утвердился в Риме, Римская империя стала самым могущественным государством в мире и нуждалась в славном прошлом, чтобы возвеличить свое настоящее. Миф о Горацио оказался как нельзя кстати, поскольку позволял утверждать, что среди римлян никогда не переводились отважные воины. Популярность этого сюжета объясняется еще и другим обстоятельством: к I веку н. э. Рим был уже столь богат и горд собой, что просто не мог поверить в историю о царе Порсенне, который некогда напал на этот город и одолел его защитников. В такой атмосфере миф воспринимался как непреложный факт. Другими словами, миф о Горацио отражает искреннее желание отыскать истину. По крайней мере, вы получаете то, о чем исподволь мечтаете.
О НАУКЕ БЕЗ ПРИКРАСНа первый взгляд может показаться, что наука — совсем не та область, где есть место пропаганде, которую так любил Тит Ливий. В конце концов, наука — это прежде всего поиск истины, и диалектический характер научного метода таков, что выживают только идеи, выдержавшие суровую проверку экспериментом. Однако после прочтения этой книги многим придется засомневаться в сей непреложной истине. Настаивая на существовании пропасти между мифом и реальностью, я все-таки хочу заметить, что следствия из примеров, включенных в книгу, не следует переносить на всю науку или всех ученых. Но они, эти примеры, говорят о том, что даже в науке нельзя ничего принимать на веру.
