Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия
Придворные засмущались и опустили глаза. Принц отказался идти приветствовать регента. Дело в том, что Бирону надобно было даровать титул "высочества", как новому правителю России. Но принц Антон наотрез отказался это делать, и за ним стала в позу и его жена, принцесса Анна Леопольдовна.
— Его высочество не желает меня видеть? — все понял Бирон. — Но я не враг ему. И смогу при случае это доказать. Прошу вас за мной господа.
Бирон проследовал в покои, где лежал в колыбели в окружении мамок новый император России. Регент почтительно склонился перед колыбелью. Вслед за ним поклонились все остальные.
— Я господа и дамы клянусь верно служить новому императору России. И клянусь действовать во благо народа империи. И если принц Антон и принцесса Анна не явились сюда, я сам вынужден от имени малолетнего императора даровать себе и принять титул "высочества" как назначенный по воле усопшей государыни регент!
Младенец при этих словах заплакал и заворочался в колыбели. Мамки кинулись к нему. Герцог еще раз поклонился колыбели и покинул покои царственного младенца. Так началось короткое царствование императора Иоанна Антоновича…..
Бирон после этого удалился в свои покои. Он сразу приступил к исполнению своих обязанностей. Тем более что на встрече с ним настаивал начальник Тайной розыскных дел канцелярии генерал Андрей Иванович Ушаков.
— Что уже могло случиться, Андрей Иванович, — спросил герцог. — Неужели в первый день моего регентства кто-то планирует заговор?
— Вы смеетесь, ваша светлость? — удивился Ушаков. — И напрасно! С такими делами шутить нельзя.
— Садитесь, генерал. Прошу вас. И не обижайтесь на меня. Я не хотел смеяться и готов вас выслушать.
Ушаков сел.
— Я ведь только что стал регентом и еще не знаю как себя вести.
— Ваша светлость….
— Мне присвоен титул высочества, генерал. Я все-таки регент Российской империи.
— Простите, ваше высочество, сегодня рано утром мне принесли бумаги, расклеенные на стенах домов. Вот прочтите.
Бирон взял лист бумаги и прочитал:
И не царь теперь нами властвует,
И не русский князь отдает приказ,
А командует, потешается
Злой тиран Бирон из Неметчины!
Герцог поднял голову.
— Что за ерунда? Я еще не успел стать регентом и меня уже назвали тираном. Что я им сделал, генерал? Ведь они не знают даже, каким я стану правителем. Ведь может быть, что я буду лучше остальных, и при мне им будет хорошо.
— Это чернь, ваше высочество! Она и не на то способна. Им надобен страх! А то смерть императрицы многие восприняли с радостью. Думают, что конец власти и порядку пришел!
— Вы нашли тех, кто сие написал? — спросил Бирон.
— Мои люди уже пошли по следу. Через день-два они попадут ко мне.
— Я бы хотел узнать, за что они меня так ненавидят. И я желаю сам с ними говорить, генерал.
— Как будет угодно вашему высочеству. Но это еще не все. Гвардия неспокойна. Пока они буянят только в кабаках, но кто знает, что будет завтра?
— Я прикажу сменить караулы во дворце только солдатами лейб-гвардии Измайловского полка.
— Это верно, ваше высочество, но этого недостаточно. Преображенцы и семеновцы имеют друзей среди измайловцев.
— Но мой брат Густав подполковник гвардии Измайловского полка!
— Немецкие офицеры полка мало, что смогут сделать. И тем более ваш брат. Он не популярен среди солдат. Слишком жесток и крут. Его не любят.
— Вы правы, генерал, — согласился с Ушаковым Бирон. — Что вы советуете сделать?
— Пусть Миних стянет в столицу армейские полки. Они станут противовесом гвардии ежели что.
— Думаете, что в армии я больше популярен, генерал? — горько усмехнулся герцог.
— Нет. Но если ввести в город полностью Ингерманладский пехотный полк, Ингерманладский драгунский полк, Ижорский пехотный полк, и Печорский драгунский полк, они станут противовесом вашим врагам. Армейцы не сильно любят гвардейцев. Скоро они не договорятся.
— Я подумаю над этим. У вас все?
— Да, ваше высочество. Я ваш верный слуга!
— Я не забуду вашей службы, генерал. И вы всегда будете мною отмечены.
Ушаков поднялся и поклонился регенту.
— Я служу трону империи Российской, ваше высочество. Я желаю быть полезным, и всегда буду стоять на страже интересов особ царствующих.
После Ушакова к Бирону явился князь Никита Трубецкой. Его назначили распорядителем погребальных церемоний.
— Ваше высочество, я пришел за приказом выдать деньги на погребение государыни императрицы.
— Деньги? — Бирон посмотрел на Трубецкого. Он хорошо знал, что князь Никита вор. Такого казнокрада было поискать. — И сколько же вам надобно денег?
— Двадцать тысяч золотом, ваше высочество.
— Сколько? Князь, вы, что сошли с ума? Врачи сейчас бальзамируют тело государыни и готовят его для выставления в церкви.
— Но для украшения гроба и траурного кортежа надобно….
Трубецкой развернул список. Бирон не дал ему возможности зачитать. Он сказал:
— Князь, после свадьбы шутов много чего осталось. Берите со складов все. И страусовые перья можно забрать у шутов. Кувыр коллегия ликвидируется. И им они более не понадобятся.
— Но мы хороним императрицу, ваше высочество. Все должно быть новое. Можно ли брать с шутовской свадьбы ткани и перья у шутов для украшения гроба государыни?
— Можно. Я даю вам сей приказ, князь! Вы намерены его обсуждать?!
— Никак нет, ваше высочество! — до самой земли поклонился Трубецкой. — Как вам будет угодно…
После ухода Трубецкого Бирон засел с Пьетро Мира в кабинете, и они стали пить вино. Герцог приказал никого не пускать к нему в течение получаса.
— Ты представляешь, какие это люди, Пьетро! Они уже назвали меня тираном!
— А ты чего ждал от русских, Эрнест? — спросил Мира. — Твоя проблема в том, что ты немец. И потому ты всегда у них будешь виноват. Им нужен кнут. Они понимают только язык кнута. Так возьми кнут в руки, если они так его хотят.
— Пьетро! Ты же знаешь, что кнут, это не по мне. Да и русские не всегда слушаются его. В этом ты не прав. Я дольше тебя живу в России. От них можно ожидать чего угодно.
— Но ты правитель империи.
— Да. Хоть я и не совсем еще сие осознал, Пьетро. Кстати, а что намерен делать ты? Ведь Анна Леопольдовна готовит приказ о ликвидации кувыр коллегии. Она имеет на сие право, друг мой. Здесь я не могу ей помешать.
— Да теперь, когда нет государыни, мне не дорога сия служба, Эрнест. Со смертью Анны Ивановны шутовство престанет приносить доходы. А стало быть, какой в нем толк? Я бы хотел вернуться к музыке. Ты можешь это устроить?
— А что ты желаешь? Играть на скрипке у сеньора Арайя?
— Нет, — замотал головой Пьетро. — Только не в капелле у Франческо Арайя. Я бы мог создать свою капеллу. И Мария Дорио будет петь у меня.
— Вот как? Это возможно. Я буду твоим покровителем. Это будет капелла герцога Бирона.
— Спасибо тебе, Эрнест! Ты настоящий друг.
— Но это разве все чего ты желаешь? — спросил Бирон.
— А чего же еще, Эрнест? Я и так заработал в России достаточно крупную сумму денег. В Италии я буду очень богатым человеком. А музыка мое призвание. Наверное, даже большее чем шпага. Да и Мария желает снова петь. И я намерен предоставить ей такую возможность….
Год 1740, октябрь, 17 дня. Санкт-Петербург. Дом Пьетро Мира.
Пьетро вернулся домой к полудню. Мария ждала его. Она знала, что должен был просить Пьетро у Бирона в первый день его регентства.
— Что? — спросила она, когда он вошел. — Получилось?
— Да, Мария. У меня будет капелла! И ты снова станешь петь. Это будет личная капелла герцога.
Дорио бросилась к нему на шею:
— Пьетро! Арайя сдохнет от зависти! Я ему покажу какую певицу он потерял. Против герцога Бирона он не пойдет. Слишком сеньор Франческо труслив. Но не обманет ли твой Бирон? Капелла будет создана?
— Зачем ему обманывать меня? Я его друг, Мария. Да и совсем не дорогое это удовольствие — капелла.
— Вот как? Я думала что наоборот. Капелла сеньора Арайя обходилась императрице Анне дорого.
— Все относительно, Мария. Дорого обходилась России шутовская кувыр коллегия. А капелла Арайя и одной сотой тех денег не забрала из казны государства. А нынче кувыр коллегию ликвидируют. Да и мой друг и покровитель герцог Бирон богат несметно.
— Пьетро!
Она снова обняла его и поцеловала. Но радостная весть почему-то не рассеяла тревоги в её душе. Мира заметил эту нервозность любовницы и спросил:
— Ты не рада, Мария?
— Рада, Пьетро, но…. Но что-то меня тревожит. Мне пугает этот город без императрицы Анны. Ты не заметил, что он стал нам враждебен?
— Что за ерунда, Мария. Ничего не изменилось. Придворные кланялись Бирону до пола! Он теперь первая фигура в России. Но я хочу тебя не развлекать разговорами, любимая. Я хочу тебя любить.
