Георгий Гулиа - Фараон Эхнатон
Тайна пирамиды Сехемхета
Несколько лет тому назад египетский археолог Мохаммед Закария Гонейм под толщей песка обнаружил пирамиду. Это было в Саккара, на виду величественной ступенчатой громады фараона Джосера.
Найденное каменное сооружение относилось к эпохе третьей династии египетских царей. Однако оно было не достроено; но что самое удивительное — алебастровый саркофаг Сехемхета, преемника Джосера, запечатанный по всем правилам, покрытый погребальными венками и в свое время установленный в каменной усыпальнице глубоко под основанием пирамиды, оказался пуст. Обследование показало, что гробница не пострадала от могильных воров. Так куда же девалась мумия?
Ответ на этот вопрос дает новый Саккарский папирус, найденный уже после трагической гибели М. 3. Гонейма.
Ниже приводится дешифрованный текст свитка, возраст которого равен четырем тысячам семистам годам. Я позволил себе сделать лишь небольшие вставки там, где значительно пострадали письмена.
Мудрейший Ненеби — царский зодчий и главный надсмотрщик над парасхитами, великий звездочет и певец — стоял перед храмом Ра, недалеко от пирамиды Джосера. Бескрайняя Западная пустыня, не успев еще накалиться ввиду раннего утра, была милостива к плодородной долине Хапи и не дохнула еще на нее смертоносным дыханием зноя.
Ненеби смотрел на творение зодчего Имхотепа, а слух его был поглощен криками надсмотрщика и посвистами кнутов, которые доносились оттуда, где сооружалась новая красавица, готовая затмить пирамиду Джосера. Фараон Сехемхет, что значит Могучий Телом, — жизнь, здоровье, сила! — поручил величайшему после Имхотепа зодчему Ненеби строительство своего горизонта, в который готовился подняться, подобно Осирису.
Ненеби был и плечист, и высок. На лбу его множество морщин — одна из них находила на другую. Но глаза ученого сияли, как у молодого воина, точно обсидиановые глаза у золотой птицы Нехебт в храме Ра.
Здесь в состоянии созерцания и глубокого раздумья и застал его царский скороход по имени Ха. Это был сильный человек. Ноги его, словно крылья сказочной птицы. Ха не шагает, а летит.
И сказал Ха, поклонившись мудрейшему Ненеби:
— Его величество фараон Сехемхет — жизнь, здоровье, сила! — повелел передать тебе свое благоволение и пожелание львиного здоровья.
— Жизни ему, здоровья ему, сил ему! — воскликнул ученый.
— Ненеби, великий Сехемхет — жизнь, здоровье, сила! — желает видеть тебя и говорить с тобой.
Ненеби был удивлен.
Что случилось?
Почему в такой ранний час понадобился он его величеству фараону?
И спросил Ненеби:
— Не болен ли великий владыка?
— Болен, — ответил Ха. — Он не спал эту ночь, — ответил Ха. — Кожа его сделалась совсем как золото, — ответил Ха.
Ученый задумался. Он думал так крепко, что казалось, не здесь он, а очень далеко, в стране нубийцев или стране шумеров. Пока он думал, бойкий Ха вытащил занозу из ноги. Была та заноза с мизинец, и ни один из царских скороходов не смог бы стерпеть ее.
— Я иду, — сказал Ненеби, точно просыпаясь ото сна.
— Он ждет, — ответил Ха. — Он желтый, как золото, в своем золотом зале, высоком, как небо.
— Иду, — сказал Ненеби.
И он заторопился вместе с Ха.
Ненеби предстал перед живым богом. И сказал ему фараон.
— Я звал тебя, Ненеби. Я ждал тебя, Ненеби. Я думал над твоими словами, Ненеби. Ты говорил, Ненеби, очень резко. Но ты не лгал, Ненеби?..
И ответил Ненеби так:
— Великий царь, я положил себе за твердое правило не лгать. Не лгать, даже если это неприятно тебе, божественному владыке. Правило это весьма обременительное. С ним трудно. С ним очень трудно жить.
Его царское величество выглядел изнуренным. Он выглядел весьма изнуренным. Ему приходилось делать большое над собой усилие, чтобы уловить хотя бы малейшее несоответствие между словами придворного ученого и выражением его лица. Красноватые глаза фараона еще больше покраснели после бессонной ночи. Он был как золото, а глаза точно сгустки крови…
Ненеби говорил:
— Мы, твое величество, живем не во времени Нармера. Миновали и годы Небка. Фараон Джосер пронесся по земле на своей золотой колеснице к долине Иалу. Мы живем в просвещенный век твоего величества. Мы научились считать звезды, как никогда раньше. Мы проникли в тайны великой Хапи и точно определяем день ее разлива. Строение человеческого тела открыто для нас, как небо перед очами. Мы достигли совершенства в бальзамировании. Даже шумерам далеко до нас!.. И вот я спрашиваю твое величество: неужели подобает нам строить громады никому не нужных пирамид? Разве воскреснет когда-нибудь тот, кто пролежал семьдесят дней в растворе чистого натрона, чьи внутренности, высушенные и набальзамированные, лежат в конопах? Рэзме мумия способна ожить, подобно Осирису?
— Я думал об этом, — сказал фараон, морщась, как от зубной боли. — Я думал все время после нашей беседы.
Ученый продолжал:
— Человеческое тело, великий царь, исполнено величайшей гармонии. Его Ка живет в нем же. Ка словно вода в сосуде. Когда человек умирает, его Ка испаряется, будто водяной пар. И пропадает. Никто не видел, твое величество, чтобы пыль обретала душу. Душа умирает вместе с живым существом. Разве ты можешь опровергнуть эту истину?
Фараон колебался. Он не мог сказать ни «да», ни «нет».
— Нет! — ответил за него ученый. — Вот нагляднейший пример. Фараон Джосер приказал зодчему Имхотепу соорудить пирамиду, равной которой нет в подлунном мире. Его божественная мумия была перенесена в вечную усыпальницу. Несметная толпа народа исполнила священный танец May. Чем все это кончилось? Джосер не только не воскрес, но мумия его бессовестно ограблена и уничтожена могильными ворами. Подумай над этим, твое величество.
Фараон сказал:
— Если послушать тебя, Ненеби, то египтяне должны бросать своих покойников шакалам.
Ненеби вздохнул:
— Разве шумеры выбрасывают мертвецов?
— Не знаю, — ответил фараон. — Ты, кажется, забываешь, Ненеби, что Египет один в подлунном мире.
Ученый воскликнул:
— Тем более! Тем более не следует нам подавать пример невежества. Когда в человеке прекращается борьба огня с водою, он умирает. И Ка его тоже умирает. И всего справедливее предавать его земле или воде. Твое величество обессмертит свое имя в веках, если откажется от дорогостоящей пирамиды и подаст великий пример просвещенного погребения. А иначе — подумать только, великий царь! — мы обратим Египет в страну сплошных пирамид и великих мертвецов. Разумно ли это? Надо, чтобы кто-нибудь подал пример! Надо, чтобы кто-нибудь стал наимудрейшим! Пусть Джосер не понял этого. Но ты — великий царь! Ты живешь в просвещенный и великий век! Не надо оглядываться назад, на царственных предков. Надо смотреть вперед, где зарождаются новые поколения и жизнь, полная неведомых тайн. Человек живет в своих подвигах, а не в высохшей мумии с золотой маской.
Фараон по юношеской привычке грыз ногти.
— Ты забываешь, Ненеби, — произнес живой бог, — что фараоны происходят от Ра. И они не подвластны земным законам.
Ненеби беззвучно рассмеялся. Фараон насупился.
— Ты разговариваешь с владыкой Египта, — сказал он грозно.
Ненеби пал к его ногам.
— Ты очень умен, твое величество, — сказал ученый, не поднимая глаз. — Ты очень мудр. И мне трудно спорить с тобой. Я твой раб, и мой долг — наблюдать за строительством пирамиды. Я клянусь, что она затмит громаду Джосера. Она будет красивее шумерских девушек.
Фараон улыбнулся. Ученый продолжал:
— Я возвел четыре ступени над фундаментом. Рабы и днем, и ночью ставят камень на камень. И днем, и ночью скрежещут полозья и мычат быки. Несметное число мер песка подвезено к пирамиде. Когда будет убрана эта песчаная насыпь, перед взором откроется нечто, по сравнению с чем померкнет гробница Джосера. Мы затмим ее пропорцией форм. Все это будет сделано. Но я еще и еще раз спрашиваю тебя: во имя чего? Чтобы и тебя постигла участь Нармера, Небка, Джосера? Чтобы шарили по твоей божественной мумии грязные руки грабителей?
Его величество сжался, точно ему стало холодно. Он молчал. Он долго молчал.
Ненеби говорил:
— Я не хочу убеждать тебя. Я все сказал еще в прошлом году, когда твое величество изволило беседовать со мной в продолжение долгих ночей. Я, твое величество, продиктовал писцу завещание. Я наказываю своим сыновьям предать меня великому, жизнетворному Хапи.
Фараон сказал:
— И ты станешь добычей крокодилов?
— Я избегну грабителей!
Фараон сказал:
— Ненеби, я позвал тебя не ради новой беседы. Во мне созрело твердое решение, и я желаю довести его до твоего слуха. У меня болит правый бок. Горькая желчь на языке моем. И тело мое желтеет и холодеет. Врачи не в состоянии исцелить меня. Я повелел главному жрецу храма Ра предать мое тело Хапи. Он очень недоволен этим. Однако он не смеет ослушаться. Я повелел своему писцу написать мою волю на папирусе и высечь такие же письмена в храме Ра.
