Светлана Кайдаш–Лакшина - Княгиня Ольга
— Нет, нет! — жестко, как колючая трава в высохшей степи, говорит скифка. — Ты меня слышишь, быстро говори… Что и когда?
Марина опять открывает глаза и садится на полу: теперь голова ее опущена, она смотрит в пол и говорит ровным безжизненным голосом: «Рыбий яд… Дала в вине… ночью…»
В одном из мешочков — склянка, потому что княгиня Ольга слышит, как что‑то льется в чашу, и Марина глотает так громко, кажется, на весь терем слышно… Да, нянька тоже здесь…
— Какой рыбы? — спрашивает Гелона; княгиня Ольгу бьет озноб. «Она напрасно теряет время!» — проносится у нее в голове…
— Что биться с этой дурой?! Где Святослав?!
«Это ты дура, а не она!» — говорит она себе.
Скифка поднимается с колен и склоняется перед княгиней Ольгой в поклоне.
— Не тревожься, княгиня… Прости меня и няньку, но три последних дня она давала князю Святославу сильное противоядие… — Помедлив, добавляет: — из вербены…
…Даже венок на голове из вербены спасает от ядов. Это жреческая трава…
Но княгиня Ольга ее уже не слышит: «Жив, жив, жив…»
— Венки из вербены и васильков — травы кентавра–скифа Хирона….Любовь к василькам навечно сохраняется у скифов и у вас, славян…
Искусные руки Гелоны пристегивают к поясу золотую чашу…
Примечание автора
Михаил Васильевич Ломоносов (1711–1765) считал, что «единородство славян с сарматами, чуди со скифами для многих ясных доказательств не споримо».
Василек — по–латыни Centaurea cyanus — трава кентавра синяя — любимое растение славян. Отношение к нему может служить доказательством устойчивости русского менталитета, глубинной связи его с греческой архаической культурой. Когда Геракл сражался с кентаврами (скифами), то нечаянно ранил Хирона стрелой, отравленной ядом Лернейской гидры. Помог Хирону василек. Не с этой ли поры любовь к васильку синему сохраняется в глубинах славянской души?
Вот что пишет об этой, на его взгляд, странной любви писатель Владимир Солоухин: «Давно втолковывали людям, что это растение — вредоносный и злой сорняк, а люди, когда спросишь о любимом цветке, продолжают твердить по–прежнему: василек.
Просветительский агрономический разум вскипает в ярости перед чудовищной обывательской тупостью, а тупой обыватель («обывательница») очарованно смотрит на синий–синий цветок и срывает его, не только не испытывая никакой враждебности и ненависти, но радуясь и любя. И ничего уж тут не поделаешь. Такова власть красоты». Однако это не только власть красоты, но и глубинного, уходящего в толщу тысячелетий знания и любви. Узость и примитивность такого «агрономического» знания налицо.
Не зря василек называют любимым цветком русалок, и больше всего он любит поля ржи. Рожь — русалка — и рядом василек… Лечебную силу его знал не только кентавр Хирей, но и все древние целители.
Современные специалисты по лекарственным растениям называют василек растением с широким спектром действия: он помогает при заболеваниях почек, сердечно–сосудистой системы, болезнях глаз. Вот славяне и сохраняют любовь к цветку Хирону, что бы и кто бы им на него ни наговаривал. И за это часто получают прозвище «тупых обывателей».
Любовь к природе у славян носит сакральный характер.
Подобные разногласия и непонимания разделяет славян с европейцами, где давно утеряна сакральность отношения к жизни и природе и преобладает природе агрономический разум, о котором пишет Солоухин..
По свидетельству римского естествоиспытателя Плиния, Пифагор оставил немало трудов о лекарственных травах, но они до нас не дошли. Известно, однако, что
Средь трав, заслуживших хвалу Пифагора,
Первой по праву горчица его похвалу получила.
Как известно, горчица — это исконно русская трава. Хвалил ее и капусту…
Как ни пытались сломать или переменить менталитет русских, никогда это не кончалось победой. Почему? Вспомним необъяснимую любовь к василькам русского народа…
В глубинах народной памяти все это хранится незримо для всех. Но скоро, скоро несметные сокровища прошлой славянской жизни выйдут на поверхность, и весь мир увидит сокрытое, как когда‑то явлено было Европе античное прошлое, погребенное под развалинами погибшей Римской империи…
В 1506 году в развалинах терм императора Тита, в августе 70 года взявшего Иерусалим, недалеко от бассейна крестьянин Феличе де Фредис обрабатывал свой виноградник и наткнулся на подземную камеру с инкрустированным полом, где обнаружил знаменитую скульптурную группу «Лаокоон». Как напишет впоследствии художественный критик, «из этой группы паросского мрамора, как из каменной тюрьмы, вырвался дух древнего языческого мира и вновь вернул себе господство над миром. Весь Рим и днем и ночью бежал к термам: туда шли и кардиналы и весь простой народ».
Вспомним миф о Лаокооне, троянском прорицателе, жреце Аполлона. Когда греки, осаждавшие Трою, потерпели поражение и не сумели взять осадой город, они решили притворно уйти из‑под его стен, оставив только деревянного коня — в дар богине Афине, внутри его были спрятаны воины с оружием. В раздумье стоит над деревянным конем сам троянский царь Приам. Троянцы склоняются принять дар своих врагов. Один Лаокоон яростно возражает против этого, пытаясь убедить своих сограждан не принимать дары от «данайцев, дары приносящих». Но тщетно сражается с легковерием и доверчивостью земляков всевидящий прорицатель. Он даже проткнул коня копьем, и все услышали звон оружия.
Боги в заговоре против Трои! И они насылают помрачение На троянцев: те будто ничего не слышат и никакое опасение не проникает в их сердца. Лаокоон вместе с сыновьями совершает на берегу моря жертвоприношение Посейдону. Внезапно по морю приплывают две огромные змеи, они набрасываются на детей Лаокоона и душат отца вместе с ними. (По другой версии — жрец остается в живых, чтобы вечно оплакивать смерть детей.)
Змеи скрываются в Трое в храме Афины. Ошеломленные троянцы толкуют это страшное событие как наказание богини за непочтение к ней, поскольку Лаокоон пытался отвергнуть дар греков.
Афина сражается с Аполлоном, боги ведут свою битву. Бедные люди не могут верно истолковать увиденное, довериться подлинному предостережению. Они не понимают происходящего перед их глазами, слепо верят всем богам, уверенные в том, что их дары умилостивят всемогущих. Но боги и богини смеются… И над человеческой глупостью, и над напрасной доверчивостью смертных к ним, небожителям.
Аполлон помогал троянцам. Его жрец пытался своей прозорливостью предостеречь их от ложного шага. Но все было тщетно… Троянцы втянули деревянного коня в город, ночью из него выскочили греческие воины, и Троя погибла в огне пожаров.
Лаокоон приносил жертву Посейдону, потому что Аполлон вместе с Посейдоном возводили стены Трои, когда она строилась… Не помогло… Заговор богов нельзя одолеть! Потом ходило много толкований о трагической судьбе Лаокоона: будто он нарушил запрет Аполлона вступать в брак и иметь детей и за это был наказан. Однако тут другое: Аполлон, конечно же, знал — не мог не знать! — предвидел судьбу своего жреца и запретом не иметь детей хотел уменьшить его страдания.
Если бы Лаокоон погиб один, он бы страдал несравнимо меньше. Если бы троянцы вняли его предостережениям, Троя бы не погибла!
О, это мучительное «если бы…»
Быкай, не быкай, а быка не добудешь…
Возможно, что на Руси так говорят с древнейших времен: когда быка приносили в жертву славянскому Перуну, троянцы — своим богам, имен которых хитрые греки не сохранили.
Глава 21
Сокрушение гордости
Когда княгиня Ольга стала христианкой, то труднее всего ей давалось понимание гордости как сильного греха. Казалось, что гордость защищала от княжеской неумелости верно рассудить споры людей, ставила на высоту, которую не достигали волнения торжищ и площадей, высоко поднятая голова спасала от собственных оплошностей и ошибок. Тебя обидели — а ты отвернулся с пренебрежением и пошел прочь — думайте что хотите, я даже и объясняться не собираюсь…
Князь Олег был горд, и князь Игорь был горд, и княгиня Ольга была горда…
Помнится, какой вызвала невероятный гордый гнев уверенность древлянского князя Мала, что княгиня Ольга после смерти мужа согласится пойти за него замуж, чтобы спасти свое Киевское княжество. Его князь Мал считал присоединенным к Древлянскому княжеству. И для княжества этот гнев был благом, потому что заставил ее действовать быстро и решительно и помог ей сокрушить древлян.
Древлянская земля покорена, и теперь княгиня Ольга посещает ее совсем с другим чувством — да, в этом чувстве много гордости, гордости за то, что она, вдова князя Игоря, это сумела сделать.
