Виктор Поротников - Спартанский лев
Но и этого Ксерксу показалось мало. Ослеплённый гневом царь повелел срыть городские стены и башни и засыпать крепостные рвы. Кварталы Вавилона, где проживали ремесленники и купцы, зачинщики восстания, были затоплены водами Евфрата. Под топор палача угодили многие жрецы, подстрекавшие к неповиновению. Главный храм Вавилона — Эсагила, святилище верховного бога Мардука, и зиккурат Этеменанки были разграблены персами по приказу Ксеркса. Золотая статуя бога Мардука была увезена в Персеполь и переплавлена. Из этого золота были отчеканены монеты. Тем самым Ксеркс уничтожил Вавилонское царство, формально входившее в состав державы Ахеменидов на правах унии. Без статуи Мардука стало невозможно справлять новогодние праздники, во время которых по местному обычаю, всякий новый правитель Вавилона получал царскую тиару из рук бога в храме Эсагила.
С уничтожением Вавилонского царства исчезала и титулатура вавилонских царей, входившая в титулатуру персидских владык со времён Кира Великого.
По распоряжению Ксеркса Вавилония перестала существовать и как сатрапия Персидского царства, её территория была присоединена к вновь образованной сатрапии Ассирия со столицей в городе Арбелы.
* * *
После подавления восстания Шамаш-рибы Ксеркс вдруг утратил свой воинственный настрой. Он уже не рвался в поход на Элладу с таким рвением, как до мятежа вавилонян. Ксеркса опять начали терзать сомнения относительно похода на Запад. Его грызла неотступная тревога: стоит уйти с войском в Грецию, как здесь в Азии тотчас заполыхают восстания. Усмирённый и залитый кровью Вавилон по-прежнему страшил царя. Ему казалось, что вавилоняне затаились и ждут, когда персидское войско переправится через Геллеспонт, чтобы поднять очередное восстание.
А ведь ещё есть Египет, тоже недавно бунтовавший. Причём египтяне не только гораздо многочисленнее вавилонян, они смелее и организованнее жителей Месопотамии.
«Может, в Египте уже зреет заговор, — размышлял Ксеркс. — Кто знает, покуда я строю корабли и собираю войска в Каппадокии, египтяне втайне копят силы для мятежа. А если Египет и Вавилон восстанут одновременно, то оставленных в Персии войск никак не хватит, чтобы подавить оба восстания».
Ксеркс стал подумывать о том, чтобы самому остаться в Сузах, а завоевание Греции поручить Мардонию или Отане. Однако тогда вся слава достанется другим, а про Ксеркса станут говорить, что он трусливее своего отца и других персидских царей, которые имели обыкновение стоять во главе войск, а не отсиживаться вдали.
Но была и другая причина. Если вдруг во время похода персов на Элладу где-то опять вспыхнет восстание, то бороться с ним придётся ему, Ксерксу. Причём бороться не во главе лучших войск, но с теми отрядами, какие останутся в Мидии и Персиде.
После мучительных раздумий Ксеркс принял решение: самое надёжное — это послать в поход на Грецию всё мужское население Египта и Вавилонии, а заодно и тех сатрапий, где хотя бы раз в прошлом случались возмущения против власти персидского царя. Ксеркс составил для себя список таких стран. В него вошли кроме Египта и Вавилона: Лидия, Кария, Иония, Элам, Армения, Фригия, Внутренняя Сирия, Бактрия, Парфия, Маргиана и страна кадусиев.
«Если все мужчины из этих стран уйдут в далёкий поход, то оставшиеся дома женщины, дети и старики вряд ли отважатся на восстание», — думал Ксеркс.
Царь немедленно затребовал у своих полководцев отчёты о численности собранных войск. После ознакомления с ними Ксеркс вдруг объявил, что количество отрядов, стоявших у Суз, нужно удвоить, а воинство, расположившееся станом в Каппадокии, и вовсе увеличить в три раза. Для этого он повелел набирать в войско всех мужчин в возрасте от двадцати до сорока пяти лет. И в первую очередь из Египта и Вавилонии. Вербовщики были посланы также в Армению, равнинную Сирию и в горную Мидию. Наборы в войско опять начались в Бактрии, Парфии, Эламе и Маргиане, хотя за год до этого там уже набрали десятки тысяч воинов, конных и пеших. Для объяснения такого приказа Ксеркс объявил своим полководцам, что намерен двигаться на Запад вплоть до берегов Адриатики, повсюду оставляя гарнизоны во избежание восстаний в тылу.
Через три месяца равнина возле Суз уже не могла вместить всех войск, собравшихся здесь в ожидании приказа о выступлении к Геллеспонту. Каждый день войска съедали сто тысяч капиф[170] зерна и пятьдесят тысяч иртаб[171] кунжутного масла, выпивали тридцать тысяч иртаб молока и десять тысяч иртаб вина.
Наконец, Ксеркс приказал выступить в поход. Двигаясь в Каппадокию, персидские и мидийские отряды были подобны саранче, отнимая у жителей селений и городов на своём пути все съестные припасы, какие у них были. Там, где проходило разноплеменное войско Ксеркса, воцарялось запустение: окрестные жители старались спрятаться сами и угнать подальше скот.
Артабан пытался внушить Ксерксу, что столь огромное войско не только лишено маневренности, но таит в себе угрозу прежде всего для самого царя царей.
«Владыка! — говорил Артабан. — Посуди сам, что может произойти, если, на беду, наше войско окажется в совершенно безлюдной местности, да ещё к тому же пересечённой реками и горами. Уничтожив все взятые с собой припасы, наше войско просто-напросто развалится на неподвластные единому командованию орды. Голод лишит всех этих мидян, парфян, саков и кадусиев страха и почтения перед царём царей. Царский обоз станет для них как заблудшая овца для голодного волка. Ради утоления голода эти необузданные люди, всю жизнь не расстающиеся с оружием, поднимут меч и на самого царя!»
Ксеркс пропускал предостережения Артабана мимо ушей, поскольку угроза голода казалась ему нереальной. Он знал, что в Каппадокии и соседней Фригии собраны запасы зерна, достаточные, чтобы прокормить в течение нескольких месяцев даже самое несметное войско. После переправы через Геллеспонт дальнейший путь персидского войска проляжет через Фракию, где также собраны большие запасы продовольствия.
Лето было на исходе, когда возглавляемое Ксерксом войско добралось наконец до каппадокийских Криталл, близ которых вся равнина была покрыта шатрами и крытыми повозками обоза. Тут собралось несметное воинство, численность которого с точностью не могли назвать царю ни Мардоний, ни Артафрен, ни Отана.
Ксеркс пожелал узнать, из каких народностей состоит его войско.
Мардоний поведал царю, что в персидском войске собраны отряды из сорока шести племён. При этом Мардоний заметил, что отряды из Фригии, Лидии, Карии, Ионии, Мисии и Писидии присоединятся к войску возле города Сарды, где состоится всеобщий смотр собранных сил.
Слыша изумлённые перешёптывания своих приближенных, которые поражались многочисленности отрядов, собранных под персидскими знамёнами, Ксеркс самодовольно усмехался. Такого несметного войска не было ни у Кира Великого, ни у Камбиза! Даже Дарий ходил на европейских скифов с гораздо меньшим воинством.
«Теперь персы станут слагать обо мне легенды! — думал Ксеркс. — Моя неукротимая воля двинула в поход всю Азию! Моё бесчисленное войско хлынет в Грецию подобно бурному горному потоку и сметёт всё на своём пути. Моя месть Афинам будет сравнима лишь с карающим гневом богов, от которого нет спасения!»
На военных советах льстецы из персидской знати наперебой твердили Ксерксу, что как на небе одно светило — солнце, так и всей Ойкуменой должен править один царь. Они повторяли при этом знаменитое изречение Дария: «Один мир — один царь!» Правда, Дарию не удалось осуществить этот девиз на деле. Зато у сына Дария, владеющего троном Ахеменидов, есть все возможности не только наказать дерзких афинян, но и завоевать всю западную часть Ойкумены.
Развернув перед Ксерксом карту милетянина Гекатея[172], Мардоний с горящими глазами водил по ней пальцем, показывая сколь, огромна держава Ахеменидов и как ничтожно мала по сравнению с ней Греция, омываемая Эгейским и Ионическим морями.
— Что нам жалкая Греция, царь! Мы раздавим её, как копыто коня давит скорпиона. За Грецией лежат более богатые страны. Прежде всего — Италия, рядом с которой находится большой цветущий остров Сицилия. От Сицилии рукой подать до Ливии, где стоит Карфаген, основанный финикийцами. Ливия соседствует со страной иберов, там, по слухам, богатые залежи серебра. Между Ливией и Иберией есть узкий пролив, ведущий из Срединного моря в Океан, который окружает всю Ойкумену. Карфагеняне называют этот пролив Столпами Мелькарта[173]. По преданию, Мелькарт, покровитель Карфагена, воздвиг на высоком ливийском берегу и на иберийском мысе, лежащем напротив, два огромных каменных столпа, тем самым отметив край Ойкумены.
