Александр Филимонов - Приди и помоги. Мстислав Удалой
Дрожащий от бешенства Мстислав Мстиславич не стал разговаривать с Коломаном. Приказал бросить юного королевича вместе с супругой в телегу и везти в Торческ, где содержать как преступника — в темнице. Всех остальных, кто с Коломаном держал осаду — в том числе и знатных баронов, и их жен, — отдать в награду своему войску и половцам, пусть по справедливости разделены будут, а те, кому достанется знатная добыча, вольны поступать с ней по своему усмотрению Поначалу такая добыча, кроме хлопот. ничего своим владельцам не принесла — ибо пришлось этих злосчастных баронов защищать от народного гнева двоих-троих галичанам удалось отбить и разорвать на куски.
Галич был взят, и вся земля галицкая завоевана. В городе несколько дней, казалось, шел непрерывный пир. В каждом доме считали за честь принять и хорошо угостить любого Мстиславова дружинника. Из всех храмов изгонялись признаки латинской веры. Горожане сетовали, что краковскому архиепископу Каддубеку удалось бежать из Галича, иначе привелось бы им увидеть, как латинский поп раскаивается в своих заблуждениях, на колу сидючи. Но эта беда была небольшая по сравнению с той радостью, что испытывали люди. Сброшено проклятое иго! В один голос все требовали, чтобы князь Мстислав Мстиславич Удалой сел на галицком столе.
Любо это было князю Мстиславу. Справедливость в этом была — взял он Галич честно, своим мечом изгнал из галицкой земли ненавистных чужеземцев, восстановил веру православную. Кто больше его был достоин галицкого стола? Если не считать князя Даниила Романовича.
А он вскоре после победы Мстислава прибыл к тестю в Галич с малой дружиной — поздравлять и радоваться. Войско герцога, удерживавшее Даниила во Владимире Волынском, узнав о том. что случилось, поспешно сняло осаду и удалилось в свои пределы. Это было окончательным известием о конце войны.
Даниил был искренне рад удаче своего тестя. Галича он не просил, согласен был получить его когда-нибудь в наследство и при этом желал Мстиславу Мстиславичу долгах лет жизни. Единственная размолвка Удалого с зятем касалась боярина Судислава, которого захватили в плен, когда он пытался убежать из Галича. Даниил требовал казни предателя и пособника угров, а Мстислав — неожиданно для всех — помиловал его. Одного Судислава только и помиловал. И вдобавок дал ему в управление Звенигород — городок, который можно было считать пригородом Галича!
Случай с Судиславом поверг многих в изумление. Мстислав Мстиславич приласкал злодея, приспешника Бенедикта Лысого и Прегордого Фили! Словно в один миг забыл, что сей Судислав злодействами превосходил своих покровителей. Забыл князь Удалой и о том, что сам немало претерпел от переветника — в том первом галицком походе. Если бы Судислав и подобные ему не поддерживали угров, то Галич давно был бы за Мстиславом!
Можно было предположить, что на радостях у князя помутился рассудок, можно было думать что угодно, но о своей милости к злодею Мстислав Мстиславич объявил открыто и решения своего менять не собирался. Значит, оставалось только одно объяснение — хитрый Судислав сумел оплести князя какими-то колдовскими чарами.
В нем не было ничего такого, что наводило бы на мысль о его способностях к волшбе. Роста Судислав был среднего, лицо имел обыкновенное — красивое, но в меру. И не подумаешь, глядя на такого, что по его наветам казнены многие и многие — самый цвет галицкого боярства и купечества!
И судьба боярина могла сложиться совсем по-другому — так же, как и пленные угорские бароны, он мог достаться в добычу какому-нибудь половцу, тому же Буркану, и пошел бы пешком в степь, с веревкой на шее. Впрочем — кто знает, может, и Буркана сумел бы околдовать Судислав, и глядишь — через год сам бы встал во главе большой орды. Но так не случилось, потому что Мстислав, наслышанный о делах боярина, когда ему доложили, что Судислав пойман, пожелал лично его увидеть и поговорить с ним. Почему он это сделал? Мстиславу Мстиславичу, переживавшему тогда острое чувство победы, было ли дело до еще одного плененного злодея?
Или это сам Судислав смог внушить князю — на расстоянии — мысль о том, что им необходимо встретиться, прежде чем наденут боярину веревку на шею? Неизвестно, как это получилось, но Судислав был допущен до князя, упал, обнял его ноги и зарыдал.
Может быть, он лучше других понял душу Удалого? Скорее всего, так оно и было. Судислав знал о жизни Мстислава Мстиславича все. Но кто не знал? Каждый русский знал. Но именно Судислав сумел разгадать то, что не удалось никому: у князя, прославленного победами, могучего и непобедимого, была душа ребенка, чистая душа ребенка, болью отзывающаяся на всякую несправедливость. Только человек с такой душой мог отказаться от Великого княжения владимирского, когда оно было в его руках, и посадить на столе совсем чужого ему человека, болезненного и никудышного князя Константина — и лишь на том основании, что стол этот неправильно был отнят у Константина братом! Только юное и горячее сердце могло заставить князя заступиться за дочь — и лишить ее мужа, обрекая Елену на монастырское заточение! Только юноша, вспыхивающий от любой незначительной обиды, мог оставить Новгород, потому что кому-то там его княжение не нравилось — вместо того чтобы взять недовольных и спокойно пустить их в прорубь, под толстый волховский лед! Огромную власть, огромные богатства князь Мстислав отбрасывал в сторону, как надоевшие игрушки отбрасывает ребенок, внимание которого вдруг привлек отцовский меч, висящий на стене, — и, отбросив привычные цацки, старается он дотянуться до недостижимого, падает и больно ударяется об лавку, об пол, но все-таки дотягивается. И трогает и гладит тяжелый меч, пока не отвлечется на что-нибудь другое.
Это Судислав давно понял и твердо был уверен, что с князем надо говорить именно как с ребенком. Самому его приласкать! На это есть много способов — и Судиславу ли, поднаторевшему в хитростях дворцовой жизни, было этих способов не знать? Припав к ногам Мстислава Мстиславича, он просил его о защите, как слабый просит сильного, как младший брат просит старшего. И получил защиту. И был удостоен чести немного поговорить с Удалым. Небольшого разговора хватило для того, чтобы князь захотел и в дальнейшем беседовать с Судиславом как можно чаще.
И именно от Судислава исходило предложение Мстиславу Мстиславичу не просто сесть на галицком столе, венчаться венцом Коломана на царство. Не князем сидеть, уподобляясь другим князьям, коих множество, — царем галицким!
Это было для бесстрашного и непобедимого князя новой игрушкой, каких у него еще не имелось никогда. Царское звание казалось ему особенно заманчивым еще и потому, что обещало охранить от многих случайностей в будущем. С царями ничего плохого не происходит! И разве он не был достоин называться царем?
Так и сделали. Венец, отобранный у Коломана, при большом скоплении народа епископами был возложен на седую голову Мстислава Удалого. Радость была великая! Пиры закатывались широкие, и вместе со всеми галичанами радовался такому возвышению князя и новый друг его — боярин Судислав.
Глава XVII. Галич. 1219–1223 гг
Посол короля Андрея угорского, боярин Ярош приехал в Галич с грозным поручением от своего владыки. Только-только отшумели тогда празднества по случаю царского венчания, и казалось — никакая сила не может возмутить спокойствия Мстислава Мстиславича и никакая угроза не может омрачить его душу. Зять, Даниил Романович, князь во Владимире Волынском, во всем был послушен новому царю. Он уже сделал тестя дедом и обещал тому еще много внуков и внучек. Живи и радуйся, царь галицкий!
И вот в это благословенное время появился Ярош и передал требования короля Андрея немедленно отпустить домой плененного Коломана, а также всех остальных. Ну, Коломан еще ладно, — испугавшись угроз, можно было его привезти из Торческа, где он понемногу привыкал к простой мужицкой пище — хлебу и ячменной каше. Но где найти остальных? Угорскими баронами давно уж торгуют на рынках полуденных стран; персидские купцы купили их у половцев и теперь перепродают подороже. Ярошу было отвечено, что царь галицкий ждет его короля в гости, и если тот захочет прийти с войском, то пусть приходит с войском, пока рука князя не забыла опыта общения с угорскими ратниками. С тем Ярош и удалился, но из Галича уехал не сразу, с неделю жил в доме старого своего знакомого — боярина Судислава.
Кстати сказать, передавая послание королю Андрею, Мстислав Мстиславич едва ли не в последний раз поименовал себя царем — то ли новая игрушка начинала надоедать, то ли не чувствовал в себе должного царского величия. Как-то быстро забылось, что он царь — и сам забыл, и все другие забыли. Венец Коломана лежал без употребления, и Удалой как был князем, так им и остался.
Потянулись дни и месяцы тихой и размеренной жизни. Скрашивать это время приходилось, выдумывая себе занятия. Порой Мстислав Мстиславич, на которого иногда находили приступы злой тоски, с горечью думал о том, что, кроме войны, так ни к чему и не прикипел. Только в походе чувствовал себя непраздно, знал, что занимается делом, на которое не стыдно тратить силы и жизнь. В мирное время, по утрам, прерывая веселые боевые сны, он всегда первым делом сожалел о том, что сон не имеет продолжения, что проснулся он не в шатре, а во дворце, что никакой войны нет, все враги побеждены и новых долго не предвидится. Ничего не поделаешь — приходилось вставать, заниматься какими-то делами: выслушивать просителей, решать судебные споры, если лето — ехать в лес на оленей и буйволов, если зима — на зайцев, лисиц и соболей. За завтраком думать о том, что будет на обед, за обедом — размышлять об ужине. Такая жизнь ему была, впрочем, знакома. Только вместо богатого и славного Галича был небольшой и ничем не примечательный Торопец.
