Вальдемар Лысяк - Ампирный пасьянс
Над рекой Самбра армия остановилась, и император уселся перед постоялым двором, чтобы изучить карты. В это же самое время рядом остановился исхудавший гражданский, рыжие волосы которого уже начала покрывать седина, хотя ему еще не было и 50 лет. Неожиданно Наполеон поднял голову и заметил его. Через 60 секунд маршал Ней, князь Эльхингенский и Московский, был уже командующим I и II корпусов Великой Армии, двух полков легкой кавалерии императорской гвардии и восьми полков тяжелой кавалерии Келлермана – всего более 50 тысяч человек и 72 орудия.
Во главе этих пятидесяти тысяч командующий центром французов, Мишель Ней, сражался при Ватерлоо. Он был одним из последних, кто покинул поле битвы.
5
Поражение при Ватерлоо вовсе не означало того, что вооруженные силы Франции были брошены на колени, ведь над Луарой стояло 750 французских пушек и 180 тысяч солдат, которыми командовал военный министр, князь Ауэрштадтский и Экмюльский, маршал Даву. Англичане прекрасно знали, что это один из живущих, военный гений которого ни в чем не уступает гению "бога войны", и что битва с ним довольно легко может закончиться вторым Ватерлоо, только на сей раз уже не для французов. Гораздо безопасней было склонить этого человека к уступкам.
Даву, узнав про отставку самого Наполеона, согласился сложить оружие. Но при одном условии: всем французы, кто стал на сторону императора во время Ста Дней, будут амнистированы. Англичане, считая, будто имеют дело с попыткой выторговать максимально мягких условий капитуляции, жестко заявили, что сейчас не время выдвигать подобные требования. Только Даву был человеком, который подобных шуток не понимал. Он ответил, что тогда перейдет со своей армией Луару и покажет, чему сейчас время, а чему не время с помощью пушек и штыков.
3 июля англичане подписали договор в том звучании, который требовал маршал. Статья 12 этого договора еще раз подчеркивала гарантии безопасности для бонапартистов. Только лишь после того Даву сложил с себя полномочия командующего и распустил армию, свято уверенный в том, что упомянутая 12 статья не даст возможности Людовику XVIII поиграться в процессы, связанные с государственной изменой. Англичане подождали, пока его солдаты не разойдутся по домам, после чего лондонское правительство, а конкретно – Батхурст, провело соответственную "интерпретацию" статьи 12, заявив, что договор, подписанный Альбионом, а не Людовиком, не может связывать этому последнему рук в плане репрессий. Очень остроумно, не правда ли? Через сотню с лишним лет некий американский писатель, выезжая из Англии после того, как провел здесь десять лет, спрошенный в лондонском аэропорту журналистом, что он думает об англичанах, ответил:
– С англичанином можно сделать лишь одно – дать ему по морде.
Обманутый Даву не мог дать по морде подписантам договора, поскольку поверил им и разоружился. Он мог лишь плюнуть на все и утопить свои печали и разочарование в бургундском.
6
Имея поддержку англичан, роялистские ультра, изо всех сил желая проявить свою верность Бурбонам "plus royaliste que le roi", немедленно приступили к расчетам с бонапартистами. 24 июля 1815 года по распоряжению короля парижский "Ле Монитёр" напечатал перечень 19 "государственных изменников", которых ждет военный суд. Фамилия Нея открывала этот список смертников [Из помещенных в этом перечне генералов 16 было приговорено к смерти. Казни начались 19 августа 1815 года (казнь генерала Лабедойра), а закончились 17 июля 1816 года (казнь генерала Мутон-Дюверне). Помимо того, в провинции была организована волна судов Линча и насилия, направленная против бонапартистов (в Тулузе, к примеру, был зверски убит комендант гарнизона, генерал Рамель; во время резни в Авиньоне то же самое встретило маршала Брюна, а в так называемый "день фарса" в Марселе погибло двести человек!)].
После неудачной попытки перейти швейцарскую границу 9ее заблокировали австрийцы), рыжеволосый укрылся в замке Боссонье, неподалеку от города Орильяк (Овернь). Это были старинные владения рода Огуи, потомка которого, прелестную мадемуазель Аглаю, Наполеон с Жозефиной высватали в 1802 году за Нея. Вся Франция знала, что Ней в качестве свадебного подарка получил богатейшую турецкую саблю, один из двух уникальных экземпляров характерной формы и украшения [Второй экземпляр Наполеон вручил Мюрату. По странному стечению обстоятельств только эти два маршала были захвачены, а потом и казнены Бурбонами, причем в промежутке всего лишь 24 дней. Страшной может быть сила проклятия, насылаемого на людей предметами]. Именно эту саблю Ней по невниманию оставил в гостевом салоне замка Бессонье. Там ее увидал и тут же распознал один из посетителей. Этот человек тут же сообщил о своих наблюдениях ближайшую полицейскую префектуру.
А потом события покатились молниеносно. 3 августа Нея арестовали и двенадцатью днями позднее перевезли из Орильяка в Париж в тюремной карете, которую эскортировал отряд королевских жандармов под командованием капитана Жомара.
На постое в Риоме, во время того, как запрягали новых лошадей, к карете незаметно приблизился человек с закрытым лицо. Это был другой "изменник", скрывающийся генерал Эксельманс. Он предложил Нею бежать при помощи верных людей. Маршал отказал, объясняя, что дал Жомару честное слово в том, что не будет пробовать бежать! На следующем постое, в Невере, стоявшие там вюртенбергские офицеры, которые во время войны тряслись от страха перед Неем, чувствуя неожиданный прилив отваги, начали забрасывать узника камнями. Кавалькаде предшествовал назначенный в качестве помощника комиссар Мейронне, и вскоре Жомар, видя, как в каждом городе выступает направленная против Нея чернь, понял, в чем состояла истинная роль королевского комиссара.
У ворот Парижа они встретили ожидавшую здесь Аглаю. Когда маршал увидал ее, его глаза наполнились слезами.
– Пускай это вас не удивляет, – сказал он Жомару, – я плачу не над собой, а над женой и детьми.
19 августа карета въехала во двор префектуры. Именно в этот день был расстрелян сосед Нея по проскрипционному списку (номер 2) – Ла Бедойер.
На следующий день префект Парижа, Элия Деказес, перевел заключенного в Консьержери и начал допросы, в ходе которых Ней совершенно потерял голову, что еще раз доказывает, что отвага на поле битвы не всегда идет в паре с отвагой гражданской. На вопрос, почему он изменил королю, маршал выдавил из себя:
– Меня втянули в это, я попал в какой-то водоворот, совершенно потерял голову. Да, я поступил плохо… полностью заблудился…
В отличие от Ла Бедойера, который верно объяснял свой поступок "патриотизмом и интересами Франции", Ней определил собственную позицию как "акт безумия и слабости". Наполеон, когда ему на Святой Елене донесли про отсутствие достоинства у Нея, объяснил это все совершенно безошибочно:
– Все это было сверх его сил. Ней – это храбрейший их солдат, только на этом его достоинства и заканчиваются.
7
21 августа военный министр и бывший товарищ Нея, маршал Говион Сен-Сир, отдал приказ поставить рыжего перед военным судом, после чего начал готовить надлежащее количество судей, стараясь привлечь к этому других коллег, маршалов Великой Армии. Опытный комбинатор, Ожеро, пытался отвертеться – безрезультатно. Старый враль, разбойник и вор казенных денег, маршал Массена, пытался доказать, что недоразумения, имевшие место в 1811 году в Португалии между ним и Неем не дают возможности быть ему бесстрастным. Только остальные члены судейской коллегии при голосовании отбросили этот отказ как несущественный, аргументируя при этом, что человек со столь благородным и чистым характером как князь Эсслингский попросту не может быть односторонним. И в этот момент трагедия начала принимать формы трагикомедии.
В результате, не позволил себя запрячь в эту грязную телегу один только Монсей, который трижды отказался от предложенной ему "чести" и написал королю: "Выходит, я должен быть одним из судей Нея?… Но позвольте мне спросить, Ваше Королевское Величество, где были его обвинители, когда Ней в течение двадцати лет истекал кровью на полях сражений? Сам я уже одной ногой стою в могиле и не желаю потерять чести!" За это письмо [Или же за подобное ему, поскольку по Парижу ходил список с несколько иной версии, выдержанной в более солдатском, "цветастом" стиле] маршал Монсей был исключен из Палаты Пэров и провел три месяца в крепости.
Семья Нея ангажировала для защиты 60-летнего "умеренного роялиста", Николя Беррьера, его сына, Антуана Беррьера и восходящую звезду французской палестры, 32-летнего Андре Дюпена. Не успели они перелистать тома дела, как Ней ошеломил всех одним из характерных для себя решений – а конкретно же, он заявил, что его должна судить Палата Пэров, на что он, в качестве пэра, имеет право. Адвокаты пытались его переубедить, что лишь суд, составленный из его бывших товарищей по оружию дает ему хотя бы тень шанса сохранить голову; Даву рыл землю, чтобы Нея судили военные. И все напрасно. Королями в стране упрямцев всегда становятся ослы. И это упрямство будет стоить рыжеволосому жизни.
