Борис Тумасов - Кровью омытые. Борис и Глеб
— Господи, виновен яз. Простишь ли грехи мои?
Призвал иерея Анастаса, грозно спросил:
— Не укрылось от меня, что ты с боярами-кромешниками заодно был?
— Не повинен я, владыка.
— Тогда почто, согласия моего не испросив, за Святополком послал?
— Владыка, с вечера великий князь намерился призвать Святополка.
— То при жизни. За Борисом почто не послал? Ждал, нечестивец, покуда Святополк великим князем назовется?
— И в помыслах не держал такого, владыка!
— Но делами! — возвысил голос Иоанн.
— Готов ответ перед Господом нести, святый владыка.
Ударил митрополит посохом о пол:
— Епитимию наложу на тя, Анастас, иди, молись!
Удалился иерей, а Иоанн опустился на колени перед образами, бескровные губы зашептали слова молитвы, отбивал поклоны. Наконец с помощью чернеца поднялся, напялил митрополичий клобук, вышел во двор. День к вечеру клонился, и закатные лучи играли на позолоченных крестах. Посмотрел митрополит на церковь, помянул добрым словом Владимира, построившего ее, и, опираясь на посох, направился к княжескому дворцу.
Поднимался по ступеням медленно, на крыльце чуть замешкался. У поварни заметил старого тиуна Авдея. Тот, увидев митрополита, низко поклонился. Гридин у коновязи чистил лошадь, в дальнем углу дворовый парнишка гонял голубей. Все, как и при жизни великого князя Владимира, подумал Иоанн, только в палатах иной хозяин.
Святополка застал одного, был он возбужден, вышагивал по палате, потирал руки. Приходу митрополита удивился:
— Не ожидал, владыка.
Остановился, вперился взглядом в Иоанна:
— Стряслось ли чего?
— Грех чую яз.
— Но может ли владыка быть грешником?
— И владыка — человек.
— Святой отец, в чем же твой грех?
— Благословил я тя без ряды с братьями твоими, не по праву.
Святополк насупился:
— С братьями мы уговоримся, а ты владыка всей Церкви, те и благословлять. Братьям обид чинить не стану. Бориса в Ростов пошлю и земель ему прирежу. Меня же на великое княжение ты, владыка, благословил по праву, ибо стол киевский по старшинству переходит.
Прошелся по палате и снова остановился:
— Еще ведомо мне, попы православные опасаются, что я латинянам путь на Русь укажу, веру их приемлю. Нет, святой отец, я — великий князь Киевской Руси и жить стану, как жил князь Владимир Святославович.
* * *Ночь тихая, безлунная. За стенками шатра слышно, как хрумкают зерно кони на привязи, стрекочут кузнечики да перекликаются дозоры. Спит лагерь, только Борису не до сна.
Вечером они с Георгием шли берегом Альты, гридни поили лошадей, купались, и ничто не предвещало беды.
— Княже, — спросил гридин, — возьмешь ты ты меня в Ростов?
— Ужли ты в том сомнение держишь?
Шатер стоял у самой дубравы, и когда набегал ветер, слышалось, как шелестит листва, скрипит усохшее дерево. Борису казалось, дерево плачет. Княжич лежал и думал о случившемся. Напомнил Георгий о Ростове, и Борису так захотелось покинуть Киев, отправиться на княжение вместе с Росинкой.
У входа в шатер посапывал Георгий. Полог откинул, но звезд не видно, небо в тучах. Поздним вечером нагрянули в лагерь Путша с вышгородцами. Бояре с сотниками разговоры вели, а Путша к Борису заходил, во хмелю бахвалился, он-де первый боярин у великого князя Святополка.
Снова, в коий раз Борис отца вспомнил. Иерей Анастас последний, с кем разговаривал великий князь. Княжич знает, отчего отец часто уединялся с иереем. С ним он вспоминал то далекое время, когда привезли ему Анну…
Неожиданно почудилось, кто-то бродит у шатра. Приподнял голову. Но нет. Сел, протянул руку к налою, где лежало Евангелие. Тут дозорный голос подал. Ему Путша откликнулся. У Бориса мысль мелькнула: что надобно боярину в такую пору?..
Путша был не один. К самому шатру подъехали, с коней соскочили, в шатер ворвались. Кто-то из них на Георгия наскочил. Гридин за меч ухватился, но его тут же копьем пронзили. И толпа двинулась на Бориса. Он узнал их. С Путшей Еловит с Тальцем да Лешко, лях приблудный. Подступали медленно. Борис догадался, они смерти его ищут. Только и спросил:
— Ужли Святополку жизнь моя понадобилась?
— Нет, мы по своей воле! — Лешко придурковато рассмеялся.
Борис к мечу рванулся, но Лешко опередил, копье метнул…
Добивали мечами…
Наконец остановились. Путша носком сапога перевернул княжича.
— Не дышит. В ковер заверните и к Днепру, там ладья дожидается.
— Не озлится ли Святополк? — спросил Еловит.
— Утром озлится — вечером возрадуется, одним братцем поуменьшится, — ответил Путша. — Для его блага Бориса извели…
* * *Еще сумерки не сгустились и не закрылись городские ворота, как с подворья боярина Блуда выехал вершник. Караульный сразу и не признал в нем Зосима, друга колченогого перевозчика.
Выбравшись за город, Зосим взял дорогу на Путивль. В переметных сумах у него еды на дальний путь, к седлу приторочена кубышка с вином, а к поясу прицеплен длинный меч. Он бряцает о стремя.
Днем разыскал Зосиму человек Блуда и велел немедля явиться к воеводе. Зосим с колченогим только-только уху принялись хлебать.
— Кончай сербать, — сказал челядинец, — время не ждет.
Блуд уже дожидался Зосиму. Едва тот порог переступил, сказал:
— Возьмешь коня и отправишься в Муром. Передашь боярину Горясеру письмо, а изустно скажешь, время настало. Да куда и зачем послан, о том никому ни слова.
Скачет Зосим, а что означают эти слова, ему нет дела. Догадывается, не с добром послан…
* * *Довольны бояре, дорогой посмеивались над Лешко, вспоминая, как его Путша подталкивал. А Лешко только глупо ухмылялся да затылок почесывал.
День жаркий, бояр разморило, решили сделать привал. Съехали к лесочку, спешились. Челядь еду на траве разложила. Бояре в кружок расселись, из рук в руки загулял жбан с пивом. Тальц, прежде чем приложиться, съерничал:
— За упокой княжича Бориса.
— Он, поди, перед Господом сей часец стоит, — подхватил Еловит.
Путша заметил:
— Славно ты, Лешко, копье метнул. Дотянись Бориска до меча, не сдобровать бы кое-кому.
Тут вышгородцы в один голос спросили:
— Кто князя уведомит? — и на Путшу уставились.
— Почто я?
— Ты, Путша, у великого князя в главных боярах хаживаешь, те и честь.
Тальц неожиданно спросил:
— А как, бояре, оправдаемся перед воеводой Блудом за сынка его?
— Че за него оправдываться, он на нас первым напал. Ровно пес хозяина защищал, — ответил Лешко.
— И то так, — согласились бояре.
— Ты, Лешко, дурак-дурак, а дельное высказал. Так и скажем. В драке беда приключилась…
* * *Не успели бояре-крамольники с дороги передохнуть, как в Киеве уже прознали о смерти князя Бориса.
И не от Путши, а от челядинца узнал о том Святополк.
Собрались бояре у воеводы Блуда пособолезновать его горю. За столом расселись, тут и ворвался Святополк в хоромы. Кафтан нараспашку, шапку дорогой потерял. Путшу за грудь ухватил. Брызгая слюной, заорал:
— Кто, кто велел убить князя Бориса? По чьему указу?
Ни живы ни мертвы бояре, а Святополк трясет Путшу, пена на губах выступила, орет:
— Ты! Это ты бояр подговорил! А ведомо ли вам, что вы его жизни лишили, а кровь Бориса на меня выплеснется! Кто поверит, что не я вас подослал?
— Князь, уйми гнев, — поднялся Блуд, заговорил глухо. — У меня сына убили, слышь, Настена воет. Каково мне? Бояр не вини, они для тебя старались…
Святополк оттолкнул Путшу, к Блуду подскочил:
— Для меня, сказываешь? А ведомо ли тебе, что люд в смерти Бориса меня обвинит?
— Молвы, великий князь, не избежать. Борис-то на твоем пути рано или поздно встал бы! Народу ли не знать, кого Владимир намеревался посадить на киевский стол?
— Господи, — схватился за голову Святополк, — не виновен я, не виновен! Не желал я смерти Бориса! Зачем кровь его пролили, она на меня падет, меня Каином нарекут, и никто веры мне не даст. Услышь меня, Господи!
Качаясь, будто во хмелю, покинул палату. В княжеских сенях наскочил на Анастаса. Побледнел Корсунянин, спросил тихо:
— Истинные ли слухи?
Святополк заплакал:
— Они убили князя Бориса!
Обошел его иерей, а Святополк вслед закричал:
— Не виновен я, не ви-но-вен!
Глава 15
Муромские леса ягодные, грибные, а по рекам и озерам рыбы в обилии. В лесах лоси и вепри, медведи и зубры, а уж мелкого зверя, лис и зайцев такое множество, что в редкий силок добыча не лезет.
Зимой муромские дороги заносит снегом, деревни от Мурома отрезаны, а едва накатают путь, ан новый снегопад. В полюдье едва княжий тиун с боярами пробивались от деревни к деревне.
С весны сойдут снега, прольют дожди, на дорогах грязь и хлябь. Лучшая пора муромчанина — лето и ранняя осень, дороги — езжай не хочу, а на распаханных полях рожь тяжелая, колос — зерно к зерну.
