Валентин Пикуль - Океанский патруль. Том 2. Ветер с океана
Все три года строительство укреплений не прекращалось ни на один день. Линия обороны, становясь все глубже и шире по фронту, совершенствовалась постоянно. Во время посещения позиций генерал Дитм с особым удовлетворением отметил опоясывание прибрежной полосы в защиту от десантов спиралями Бруно из колючей проволоки, через которую пропускался электрический ток. Многие стратегические высоты сообщались между собой подземными дорогами, а усиленные доты – даже подземными тоннелями. Каждый метр земли и поверхности моря были заранее пристреляны, и просачивание наступающих по ущельям казалось невозможным благодаря минометным батареям, установленным на вершинах сопок.
«Сейчас, – раздумывал генерал, – необходимо издать приказ по Лапландской армии, в котором надо сообщить солдатам ту уверенность в неприступности их обороны, какой обладаю я сам». Этот приказ, по мнению Дитма, должен был придать егерям бодрость и заразить их боевой дух тем прежним презрением к врагу, которым славились когда-то все носители эдельвейса…
Разложив перед собой лист бумаги, лапланд-генерал стал писать.
«…Русским, – писал он, – мы предоставим возможность нахлынуть на наши сильно укрепленные позиции, а затем (он немного подумал)… а затем уничтожим их мощным контрударом. Все преимущества на нашей стороне. Наличие готовых к контрударам резервов даст нам возможность быстро маневрировать в тот момент, когда противник истечет кровью после безуспешных атак на наши опорные пункты…»
Дитм поставил точку, посмотрев на браслет своих платиновых часов. Было уже за полночь, значит, приказ – надо датировать уже не восьмым числом, а девятым. Поставив дату и наложив витиеватую роспись, генерал поднес написанное к глазам и, наклонив бумагу, проверил – ровно ли легли строчки.
Брауншвейгское училище, которое он окончил еще в 1909 году, готовило в своих стенах полководцев старой, людендорфской выучки, когда от офицера требовалось быть аккуратным в любых мелочах, и генерал Дитм относился к офицером нового времени с некоторым предубеждением.
Удовлетворившись тем, что строчки приказа лежали ровно, словно проведенные по линейке, командующий лапланд-армией хотел нажать кнопку звонка для вызова адъютанта, но дверь раскрылась сама…
Дверь раскрылась, и одновременно в кабинет вплыл какой-то далекий гул, словно за много километров отсюда началось землетрясение. Адъютант с минуту стоял на пороге, полузакрыв глаза, его губы нервно вздрагивали.
И этими дрожащими губами он сказал очень тихо, точно боясь разбудить кого-то:
– Герр генерал, русские перешли в наступление по всему фронту.
– Вот и отлично, – отозвался Дитм, потирая сухонькие руки. – Прикажите подать мне кофе… Мною заготовлен новый приказ по армии… Приказ, согласно которому офицеры допустят противника до наших передовых рубежей, и…
– Герр генерал, – вдруг выкрикнул адъютант, – первая линия нашей обороны уже прорвана!..
– Этого не может быть! – засмеялся Дитм. – Советую вам, адъютант, не нервничать. Наша оборона неприступна. Просто вы получили какие-то преувеличенные сведения!
– Но вы слышите, генерал?
– Слышу… Русские обнаглели, но я к этому привык.
– Тогда поднимитесь наверх, генерал, и вы увидите!
Командующий лапланд-армией подошел к двери, потом стал медленно подниматься по ступеням лестницы. И чем выше он поднимался, тем все грознее разрастался орудийный грохот, и там, на востоке – над Западной Лицей, – небо уже во всю ширь полыхало отсветами залпов…
Генерал невольно вздрогнул; его сердце, бившееся до этого резкими толчками, вдруг ударилось в ребра и – умерло. Точно такое же ощущение Дитм уже испытал однажды, еще молодым солдатом колониальных войск, когда прямо на него бежали, размахивая дубинами, дикари племен ова-гереро и хаукоин; трещали в ночи факелы, визжали стрелы, и фыркающие слоны глухо топтали землю…
Но теперь на него – уже не солдата, а генерала – наступали не дикари, а мощная, закаленная в трехлетних боях русская армия, и это уже не удары тамтамов раздаются в ночи – это грохочет лучшая артиллерия мира, русский «бог войны».
Сердце постепенно возвращалось к жизни, и уже в кабинете лапланд-генерал сказал:
– Мы – любимые войска фюрера, и мы оправдаем эту любовь… Отныне начинаем воевать!..
Глава шестая
Западная лица
Ох ты, Западная Лица,
река бурная, холодная, —
сколько жизней унесла ты
к океану в эту ночь!..
В эту ночь, 9 октября 1944 года, полярный мрак уступал перед силой огня. Пламенные кометы гвардейских минометов, стоящих за плечами сопок, с резким шорохом, обгоняя одна другую, перелетали через реку, и вражеский берег клубился дымом, полыхал желто-красными языками пламени.
Камень тундровый – и тот, казалось, горел в эту решающую ночь… Снег горел… Все горело!
Но из самой глубины земли, через узкие окошки амбразур продолжали хлестать тугие жгуты пулеметных трасс. Засев в бетонированных подземельях, горные егеря торопливо опустошали патронные диски, и трассы перечеркивали восточный берег Лицы, под самый корень срезая густой покров невысоких лишайников.
«Ду-ду-ду-ду!» – говорили пулеметы.
«Ахх!.. Аххх!.. Ахххх!» – отвечали орудия. И, единым рывком оторвавшись от земли, люди вставали над этой ночью, ломая ногами хрустевший валежник, шли под грохот взрывов, из которого выбивались всплески их голосов.
– Вперед! Полундра!..
– Давай, давай…
– За нашу Родину!..
– Кто там отстал?
– Вперед! Полундра!..
Левашев прорвался к берегу, когда артиллерия уже перенесла свой огонь в глубину вражеской обороны. Встав за высокий валун, солдат закричал, размахивая автоматом:
– Давайте веревку!.. Тяни, тяни, тяни!..
По обрывистому откосу берега, осыпая шумный ливень острого щебня, скатился на отмель лейтенант Стадухин.
– Левашев?.. Ты?..
– Я…
Следом за командиром взвода спрыгнул Лейноннен-Матти, волоча тяжелый моток пенькового троса. Шальная мина грузно шмякнулась в песок, забрызгав солдат липкой тинистой грязью. Вода грозно ревела у самых ног, устремляясь в каменистую трясину, откуда она рушилась вниз с высоты четырех сажен. Шум падуна смешивался с неумолчным громыханием канонады.
– Танки идут! – надрывался кто-то во тьме. – Танки!
Левашев обвил свою грудь концом веревки, за которую сразу же вцепилось несколько рук, и бросился в кипящую бурунами воду, невольно вскрикнув от ледяного холода. Стремительное течение мгновенно подхватило его, понесло вниз. С размаху ударило о зубец порога, остро выступающий из воды. Оглушенный ревом водопада, ничего не видя от брызг, секущих лицо и глаза, солдат что есть силы оттолкнулся от камня и, подняв над головой автомат, пошел, пошел, пошел…
– Вперед, ребята!.. Держись!..
Вода сбивала солдат навзничь. Несла в падун. Скользкие камни перекатывались под ногами, как чугунные ядра. Пули, осколки, мины выхлестывали фонтаны пены. Шестицветная немецкая ракета взмыла высоко в небо и осветила взмыленную на порогах реку, через которую, насколько хватает глаз, переправлялись цепочки людей, державшихся за канаты…
«Ду-ду-ду-ду-ду!» – било в лицо рыжее пламя вражеских дотов.
– Ах, ах! – дважды прозвучал на середине реки чей-то молодой голос, и только темное пятно шинели мелькнуло в пропасти водопада.
Левашев увидел все это и обернулся.
– Матти! – громко позвал он.
– Что? – отозвался ефрейтор, идущий следом.
– Если меня тово… так ты встанешь на мое место…
– Слышу, – ответил Лейноннен-Матти. – Только я уже, кажется, ранен… рука что-то…
А лейтенант Стадухин кричал:
– Крепче, крепче держись, товарищи!.. Берег близко!..
Теперь, когда они были соединены одной верейкой, вода не могла разбросать их в разные стороны, и раненые шли вместе со всеми, навалившись телами на туго натянутый мокрый трос. В этот момент каждый думал только о том, чтобы шальная пуля не перебила веревку…
Грохоча по камням массивными гусеницами, в реку вошел громадный танк. Непрерывно стреляя, он постоял немного у берега и устремился на проволочные заграждения. Его сотрясающаяся башня укрывала от огня бойцов-десантников, и они наперебой кричали Левашеву:
– Давай руку!.. Руку давай, приятель!..
Солдат успел ухватиться за протянутую ладонь. Его резко дернуло, и, чувствуя, как хрустят сильно стиснутые пальцы, он потянул за собой всю шеренгу людей, которые поплыли, почти не задевая ногами дна.
Танк выбрался на вражеский берег, подмял под себя пулеметное гнездо и пошел дальше, круша на своем пути столбы заграждений. Автоматчики, мигом спрыгнув с его брони, бросились врассыпную, сразу же вступая в бой за отвоевание западного плацдарма…
Провалившись в какую-то яму, Левашев больно ударился локтем о железную дверь дота. Поднял голову – увидел лейтенанта Стадухина. Стоя на плоской крыше, командир взвода кинул гранату в дымовую трубу подземной крепости.
