Алексей Шишов - Четырех царей слуга
Выводы из этого государь сделал незамедлительно. В городе Воронеже начинается строительство российского военного флота. Со всей страны туда доставляются мастеровые люди, и быстро строятся сотни речных судов, многие из которых были пригодны для прибрежного плавания в Азовском море.
Гордон, человек весьма далёкий от флота, но видевший море, когда в юности покидал родную Шотландию, всячески поддерживал в том дух московского монарха. Он который раз уже ощущал своё бессилие под Азовом при виде флотилии турецких галер, спокойно пришедших из моря под стены крепости. И столь же спокойно разгружавшихся — на бе per сходили янычары, скатывались по мосткам пушки и бетонки с порохом, несли листы свинца для пуль, несли мешки с провиантом...
Вспоминал, как стоявший рядом с ним донской атаман Фрол Минаев, теребивший казачью плеть, глухим голосом приговаривал:
— Послал бы к тем галерам своих казачков-донцов на лодках. Да не возьмут они приступом галеры турка. Видишь, господин генерал, сколь борта-то у них высоки. С лодки не перескочишь. Только людей зазря побьют недруги наши...
Азовский урок был обиднее всего для царя. Сам он не справился с осадной армией, а его любимцы — генералы Лефорт и Головкин — оказались способными только к пирам и потешным играм в войну. Служилый иноземец Патрик Гордон, более опытный военачальник, не имел, да и не мог иметь должного авторитета у русских воевод. Пётр понял главное — армии на поле брани требовался опытный, способный главнокомандующий. Великая заслуга молодого государя состояла в том, что он хорошо осознавал, что на такую роль он ещё долго не будет годен. История учила, что полководцы складываются не годами — десятилетиями.
Размышляя о новой азовской кампании, Пётр решил ликвидировать многоначалие над войсками, уходившими в новый поход на юг. Заметим, что самодержец как в начале своей военной карьеры, когда он не приобрёл ещё достаточного опыта, так и в конце её, когда его полководческие дарования раскрылись в полной мере, не возлагал на себя обязанностей главнокомандующего ни на суше, ни на море, хотя фактически он, а не кто-либо другой, руководил сражениями.
Чем руководствовался царь, определяя себе скромное место в военной иерархии России, почему не стремился брать в свои руки бразды правления армией, предпочитая всегда оставаться в тени и лично командовать через номинальных главнокомандующих — неясно. Та версия, что, действуя подобным образом, царь в случае поражения мог свалить всю вину на «официального» полководца, должна быть отвергнута. Ибо не было случая, когда бы Пётр уклонился от ответственности за военную неудачу и свалил её на плечи другого.
Пётр Алексеевич не доверял старым воеводам из знатных боярских и княжеских родов — они воевали по старинке, пренебрегая познаниями европейского военного дела. Главнокомандующим 70-тысячной русской армией, которой вновь предстояло пойти на Азов, был назначен воевода Алексей Семёнович Шеин, получивший по такому случаю звание российского генералиссимуса.
Командующим пока ещё не существующим русским флотом, который спешно создавался на многочисленных верфях Воронежа, стал уроженец самой сухопутной страны в Европе — Швейцарии — генерал и адмирал Франц Лефорт. Генерал Пётр Иванович Гордон стал первым помощником генералиссимуса Шеина, исполняя одновременно должность «генерала-инженера». Как показали дальнейшие события под Азовом, фактически шотландец руководил осадными работами под турецкой крепостью.
Вопрос о том, кто будет начальствовать над царским войском в новом Азовском походе, решался 14 декабря. В тот день после обеда Пётр, по привычке без предупреждения, приехал в гордоновский дом. Отвечая на приветствие хозяина, сказал:
— Ваша милость, бери шпагу и садись в мой тарантас. Поедем к Францу Яковлевичу. Что-то он незамог после вчерашнего пиршества. Дела надо обсудить важные. У Лефорта велено быть и другим начальным людям моим.
Действительно, когда царь и шотландец подъехали к новому кукуйскому дворцу петровского фаворита, их там у дверей встретил не только сам нездоровый Франц Яковлевич, но и генерал Автоном Михайлович Головин, князь Борис Голицын, несколько бомбардиров-преображенцев и другие ближние люди. Сняв шляпы, они склонили перед самодержцем головы в пышных париках. Среди них особенно выделялся огненно-рыжий Меншиков, который в этом старался перещеголять всех русских. Пётр, обняв своего любимца Франца, сказал ему:
— Веди в дом. Вина к столу сразу много не подавай. Сперва о деле азовском говорить будем на консилии.
Военный совет решал в тот день только два вопроса. Первый — кому быть в новом походе генералиссимусом, то есть главнокомандующим всей армии. Второй — кому быть флотовождём, адмиралом. И тот другой вопрос самодержец решил заранее, без советов с кем-либо. Теперь ему хотелось знать, как отреагируют на его избранников близкие ему люди из числа настоящих единомышленников. Пётр Алексеевич опасался в сём деле «крамолы», хорошо знакомого ему по юности боярского местничества.
Собравшиеся и рассевшиеся на стульях и лавках в зале лефортовского дворца молчаливо ожидали сказанного царского слова. Патрик Гордон понимал, что не ходить ему в московской пешей рати на первых ролях. Но он всё же надеялся на то, что его воспитанник предпочтёт его всем другим служилым иноземцам. В том он действительно не ошибся.
Пётр I, собравшись с мыслями, твёрдым голосом, словно зачитывая высочайший указ, сказал:
— По воле моей, великого государя, назначаю генералиссимусом на поход под Азов боярина князя Черкасского. Если его здоровье к весне не поправится, то быть генералиссимусом боярину и воеводе Шеину, Алексею Семёновичу.
Среди участников «консилии» раздался шёпот одобрения. Ближние бояре не раз блистали воеводским искусством и были уважаемы за заслуги государем. Царь, помолчав, добавил ещё:
— Генералу Гордону Петру Ивановичу быть в походе первым помощником, правой рукой генералиссимуса. И исполнять при нём должность генерал-инженера.
Патрик Гордон встал со своего места и в знак признательности приложил руку к сердцу. В новом походе он получал должность высокую и почётную. После того как генерал сел, Пётр I продолжил:
— Воронежским флотом новостроящимся в походе на Азов начальствовать велено Францу Яковлевичу Лефорту. Величаю его с сего дня чином генерала и адмирала.
Ни одна из названных фамилий не вызвала даже малейшего неодобрения в кругу ближнего царского окружения. Патрик Гордон знал хорошо и женевца, и князей Черкасского и Шеина. Все они были людьми заслуженными в войске Московии, знатного рода, если не считать Лефорта, купеческого сына из швейцарского города Женевы.
То, что государь первым претендентом на должность генералиссимуса назвал князя Черкасского Михаила Алегуковича или Михаила Алегук-Мурзина, а не Шеина, было понятно. Второй родился в 1662 году, а князь Черкасский в 1665 году был уже стольником. Воеводствовал в Новгороде и Казани. Был воеводой большого полка царских войск, которые посылались в 1679 году в Киев — «в приход неприятельских людей быть бесстрашно и надёжно». Постоянно сопровождал юного царя во всех его потешных играх к потому стал человеком к нему близким.
Но Патрик Гордон знал и другое. Боярин из числа ближних ни в каких сражениях не участвовал и пороховым дымом окурен не был. Так что быть ему не только правой рукой и генерал-инженером у князя-воеводы Черкасского, а исполнять все черновые обязанности генералиссимуса-главнокомандующего.
Больше симпатий старого генерала вызывала кандидатура Алексея Семёновича Шеина. Мужа из рода знатного воеводскими заслугами. Он был правнуком знаменитого смоленского воеводы Михаила Шеина, полководца Московии в годину Смуты, казнённого при царе Михаиле Фёдоровиче Романове по навету Боярской думы. Воеводствовал в столице земли Сибирской городе Тобольске. При правительнице царевне Софье, когда она грозила из Троицы взбунтовавшимся московским стрельцам, командовал отрядом дворян из Коломейцев, рязанцев, тулян и каширцев. После этого был назначен воеводой в порубежный Курск.
Во время голицынских Крымских походов был среди начальных людей, командовал полками Новгородского разряда. В столкновениях с войсками крымского хана выказал бесстрашие и умение командовать ратью. Когда началась борьба между Софьей и Петром Алексеевичами за шапку Мономаха, встал, хотя и не сразу, на сторону последнего.
То, что первым российским адмиралом стал именно швейцарец Франц Лефорт, а не кто-либо другой, можно объяснить только прихотью самого самодержца. К слову сказать, он давно хотел порадовать своего бескорыстного друга-фаворита какой-нибудь высокой должностью. Так что случай на то ему представился. Разумеется, адмиральское звание для женевца было не чем иным, как только почётным.
