Инна Сударева - Ловите принца! (Щепки на воде)
Туман схлынул с Коровьих холмов. Казалось, лагаронцы разметали не только вражий лагерь, но и его космы. И солдаты на стенах осажденного города могли прекрасно видеть, что вместо флагов Тэйт над одним из холмов поднялось знамя Мелина Лагаронского — голубое с серебряными дубовыми листьями.
Город отозвался радостным ревом.
Глава пятнадцатая
Радостные возгласы многих сотен илидольцев сопровождали скрипы подъемного моста, который гостеприимно откинулся перед Мелином и его рыцарями.
Кронпринц отправился в город после полудня, убедившись в том, что его войско достаточно укрепилось на захваченном холме, а противник не имеет планов отбивать утерянные позиции.
Первым в город въехали три даннских рыцаря. Уже за ними — на вороном жеребце, под своим флагом, в блистающих доспехах и в открытом шлеме — Мелин Лагаронский. Он приветственно поднял руку и этим вызвал очередной взрыв радостных криков. Одни орали юноше: 'Ура Пеку! , другие величали 'правильно': 'Ура лорду Мелину!
— Это здорово! — восхищенно сказала кронпринцу Нина. — Все в городе любят тебя!
Навстречу Мелину и его рыцарям вышли мэр и члены городского Совета. Они поклонились, сняв шляпы и прижав правые руки к сердцу, в знак почтения и уважения. Народ затих, ожидая услыхать слова отцов города.
— Ваша милость, — начал говорить мэр. — Мы счастливы, что вы так быстро отозвались на нашу просьбу о помощи. Мы счастливы, что ваш меч опять нас защищает. И мы приветствуем вас и вашу победу. Теперь в благополучии Илидола у меня нет сомнений. Думаю: мои земляки скажут то же самое.
Земляки — горожане — опять взревели, подтверждая слова мэра.
Мелин поднял руку, желая отвечать. И люди вновь затихли.
— Враг, что у стен ваших, не одному Илидолу враг, — сказал юноша. — Ваш город — первое, на что он покусился в нашей стране. Но я и все те, кто со мной, не желаем и камня одного родного им уступить. Победа, которую нам сегодня подарило небо, — знак того, что небо нас благословляет. Защита родины — самая угодная Богу работа. И мы ее сделаем!
— Сделаем! Сделаем! — закричали все.
— Просим в ратушу, ваша милость, — опять поклонился Мелину мэр. — Нам многое надо обсудить.
Кронпринц кивнул и двинул коня по старому знакомому маршруту: по Грушевой улице, к Низкому Перекрестку, дальше — поворот налево, на улицу Драчунов.
Мелин вдруг увидел Злату. Сквозь все лица и руки, приветственно ему махавшие. Увидел так, словно знал заранее, где она будет стоять.
Девушка, кутаясь в серый пуховый платок, скромно жалась к дверям дома, избегая толчеи. Наверное, ее пронзительный взгляд ожег Мелина, заставил посмотреть в этот затененный уголок.
Кронпринц остановил своего вороного. 'Что ей сказать? Что же ей сказать? — пугливо дрожали мысли. Но для колебаний не было времени. Мелин спешился. Снял шлем и отдал его Коприю. Сделал два шага в сторону Златы. Народ расступился перед молодым лордом, открывая коридор к девушке с горящими глазами.
Что может быть проще: подойти и сказать всю правду. Но каждый шаг давался с таким трудом, будто по каменной глыбе на каждую ногу привязали. Идти против вражеского войска Мелину было намного легче и проще.
— Здравствуй, Злата, — получилось хрипло и глухо.
— Здравствуйте, ваша милость, — девушка ответила тоже необычно — шепотом — а в глазах ее заблестели слезы.
'Она знает', - понял Мелин.
— Я знаю, — словно прочитала его мысль Злата. — Разве трудно о таком узнать? Вы один приехали в Илидол. А вы ведь никогда не ездите один — всегда с ним, — теперь слезы были не только в ее глазах, но еще и в голосе.
— Да, Ларик… его больше нет. Он погиб, спасая меня, — сказал Мелин.
— Конечно, и это я знаю. Ради вас он никогда себя не берег, — Злата, чтоб сдержать рыдание, прижала ладонь к губам, которые предательски задрожали. — Он уехал с вами из Илидола, хотя мог остаться здесь, со мной, и жил бы спокойно… И вы теперь живы. И совершаете подвиг за подвигом. А его нет… Я никогда не крикну вам 'слава! , лорд Мелин.
Сказав, она спрятала лицо в свой платок и убежала прочь, прижимаясь к стенам дома, словно какой-нибудь воришка. 'Но ведь украла, — чуть не простонал Мелин, не смея остановить Злату и еще что-либо ей сказать. — Украла мою сегодняшнюю победу, всю радость от нее…
— Ваша милость, — напомнил о настоящем Коприй. — Мы ждем вас.
Кронпринц пробормотал 'да-да' и пошел обратно к своему вороному.
— Кто эта печальная девушка? — спросил оруженосец, придерживая юноше стремя.
— Злата, невеста Ларика, — коротко ответил Мелин и дал коню шпоры: ему вдруг захотелось как можно быстрее уехать с этого места.
— Что случилось? — спросила Нина, видя, что лицо молодого человека изменилось, и не в лучшую сторону: появилась суровая складка меж бровей, губы плотно сжались в упрямую и даже жестокую складку, а глаза потемнели, словно от гнева или боли. — Что она тебе сказала?
— Ничего плохого или неверного, — ответил кронпринц. — Не все в Илидоле мне рады. Она, например…
— Это горе, горе говорило, а не Злата, — девушка коснулась пальцами руки Мелина. — А вспомни, как я рычала на тебя там, в 'Маковке'. Для меня тогда ты тоже был повинен во всех бедах, что на меня обвалились. Но теперь я так не считаю.
— Может быть, может быть, — пробормотал кронпринц, поднимая глаза на золоченые шпили илидольской ратуши, появившиеся из-за поворота Кумачовой улицы. — Я много чего натворил, но судьба, похоже, решила дать мне шанс все исправить…
Луна светила в окно, окрашивая тонкие занавеси в голубовато-белый цвет. Перевалило за полночь, и часы на стене объявили об этом легким перезвоном бронзовых колоколец. Было самое подходящее время, чтоб крепко спать, но Мелин бодрствовал: лежал неподвижно на кровати, открыв глаза, и не шевелился, чтоб не разбудить сладко посапывавшую Нину. Девушка умостилась щекой ему на плечо, обхватила руками грудь парня и ровно, спокойно и легко дышала ему в шею. Тепло, уютно. И от этого Мелину ужасно не хотелось, чтоб наступало утро.
Утром, за полчаса до восхода они решили атаковать вражьи полки.
— У нас достаточно сил, чтоб дать бой, — сказал кронпринц на военном совете в ратуше. — Противник уже потерял одну голову — князя Волота. Мы можем даже объявить, что он умер. Тем более, что до этого, если верить лекарю, недалеко, — ухмыльнулся юноша. — Войско Тэйт сейчас в смятении. Наши воины, напротив, полны решимости. Надо это использовать.
— Вполне разумно, — кивал на слова Мелина капитан Альвар. — Для врага будет сюрпризом, если мы вместе с вашими отрядами выйдем биться с ними в открытом поле. Они-то настроились на штурм…
Вот почему кронпринцу не спалось. Хотя илидольский мэр выделил ему в своем доме лучшие покои — те самые, которые в свое время занял, охотясь за старшим сыном, король Лавр.
Конечно, грядущее сражение не было для Мелина чем-то неизведанным — он уже познакомился с битвой, немало врагов поразил, он состоялся, как воин. Но что-то темное ворочалось у юноши под сердцем, какая-то мрачная тоска. И странно: плыли перед глазами воспоминания, как опавшие листья в неспешном водном потоке, кружась и замирая на мгновение, то полные радости, то горькие, как настой из брусничных листьев.
Первая серьезная рана — от ножа, которым он стругал палочку, чтоб сделать стрелу для своего детского лука. Кровь из располосованной ладони хлестала, заливая рукав рубашки, и Мелин испуганно орал, когда бежал за спасением к мастеру Герману. Тот быстро перевязал, успокоил, взял на руки и понес к ручью, где они запустили кораблики из коры…
Первое осознанное день рождение. Он ждал отца. Выучил какую-то песенку, чтоб спеть для него. Да и все в замке говорили, что король обязательно приедет, чтоб поздравить сына с пятилетием. Лавр не приехал. Возможно, он даже не помнил, когда у старшего день рождение. Тогда первый раз у Мелина было нудно и колко в сердце от обиды. Ему вручили какие-то безделушки, сказав, что король сам не может приехать, но шлет подарки. На самом деле (это он позже понял), подарки были от старых добрых учителей…
Падение с лошади — тоже первое. Сильные ушибы плеча, локтя, коленок и ободранная щека. Но в этот раз Мелин не плакал. Во-первых, рыцари не плачут; во-вторых, чего плакать, если сам виноват: в седле надо лучше держаться. Все потом долго болело, ныло, а помог опять Герман — какими-то чудесными мазями и припарками он каждый день, утром и вечером, сдабривал синяки мальчика…
'Герман, Герман, — вспомнил юноша покойного наставника, — сколько бы я дал, чтоб ты был жив… У меня, на самом деле, был отец. Им был ты…
— Ты не спишь? Почему не спишь? — вдруг спросила Нина.
— Не могу, — честно признался Мелин.
— Это плохо, — девушка ткнула пальцем ему в плечо. — Тебе надо выспаться. Раз уж утром воевать.
