Владислав Бахревский - Свадьбы
Все это атаман напялил на себя и на коня своего не ради одного тщеславия. Показать Москве хотели казаки, сколь велика и великолепна добыча, взятая в Азове, грех не принять московскому царю под могучую руку столь богатый город.
Рядом с Татариновым ехал Саим-мурза, сын царька больших ногаев Иштерека.
Большие ногаи бежали из-под власти тихого кровопийцы хана Бегадыра. Стены Азова - для них крепкие стены. Казаки в обиду не дадут. И степи за Азовом привольные, травяные.
Мурзы Больших и Малых ногаев, предавшие Бегадыра, - немалый козырь казаков. Пора, великий государь, сменить гнев на милость. Думай, государь. Возьми город, пока не поздно.
Казакам отвели доброе подворье в Ордынской слободе. На московское житье отпустили содержание не скудное. Атаману на день десять денег, три чарки вина, две кружки меду и две кружки пива. Есаулу и казакам - по восемь денег, по две чарки вина и по кружке меда и пива.
В Посольском приказе Михаила Татаринова и его станицу принимал сам Федор Иванович Шереметев и думный дьяк Федор Лихачев.
Шереметев спросил о здоровье войскового атамана, о дороге: не труден ли был путь?
Атаман, в свой черед, спросил о здоровье государя, государыни, царевича и царевен и о его, боярина Федора Ивановича, здоровье, потом подарки пошли.
Семеро казаков принесли ковер, стали разворачивать - до конца не развернули: палата мала.
- Такого небось и у самого султана нет! - польщенный, воскликнул Шереметев.
- А может, и нет, - согласился Татаринов. - Я за свою жизнь во многие турецкие города хаживал, а такого большого ковра не встречал.
- Спасибо, казаки-молодцы!
- Позволь, боярин, и дьяку твоему подарок поднести. Федор Лихачев - первый наш заступник перед государем.
И в руки Лихачева приплыл длинногорлый серебряный сосуд, с чеканкой, с глазастыми сапфирами, сердоликами и с крышечкой из темно-синего бадахшанского лазурита.
У Лихачева даже голоса прибыло, позвончее стал.
Подарки убрали, и на большое длинное лицо Шереметева вернулась тяжесть и строгость неумолимая.
- Государь знает, что Войско Донское просит его, государя, принять под руку город Азов. Но скажите, коли турки придут к городу со всей турецкой силой, будут ли казаки сидеть в осаде или покинут крепость?
Татаринов ответил не задумываясь:
- Казаки сидеть от турок будут накрепко. Это промеж нами решено.
- Но будут ли казаки сидеть в крепости, если турки дадут за нее большой выкуп?
- Боярин, мы за город Азов, отбирая его у турок и защищая от хана Бегадыра, кровью заплатили. Против цены крови никакие деньги не устоят.
- Спасибо за умное слово, атаман.
Шереметев сделал вид, что глубоко задумался, и в разговор осторожно вступил дьяк Федор Лихачев:
- Великий государь думает о вас, казаках. Помнит вас. Он уже отставил несколько воевод, которых мы ему предлагали послать вместе с войском в Азов, для обережения его…
- Каких таких воевод? - прервал дьяка Татаринов. - Нам воеводы не надобны! Мы - казаки!
Шереметев поднял на Татаринова свои маленькие, чудовищно медленные, когда того хотел хозяин, глаза.
Атаман выдержал взгляд, не пыжась, и Шереметев оценил это.
- Неужели ратные люди Азову не надобны?
- О ратных людях на кругу бить челом государю не наказано! - отрубил атаман. - Казаки наказывали у государя хлебных припасов просить да зелья ружейного и пушечного. У нас в Азове набралось три сотни пушек. Мы от хана отсиделись и от любого другого войска отсидимся.
Атаман так принажал на “любое” войско, что Шереметев даже отвернулся от разговора. Атаман и это испытание выдержал. Правда, тона поубавил.
- Приходили к нам в Азов два турецких корабля торговать. И мы торговали. Турки лук привезли, чеснок, сафьян, сапоги, и мы им отдали их турецкий полон.
- Будут ли вновь крымские татары приступать к Азову? - спросил Лихачев.
- Война будет, - сказал атаман и взъерошил большим и указательным пальцами длинные, как у жука, усы, - Может, и татары опять смелости наберутся, но эти воевать долго не умеют. Мы турок, боярин, все выглядываем, а ко- ^да они в гости будут, кто же знает… Покуда Мурад-султан Багдада не возьмет, у нас жизнь в Азове не переменится.
- А татары, говоришь, могут опить в одиночку прийти?
- Могут. Ногаи бегут от Бегадыра. С нами сын Иштерека приехал, Саим-мурза, под руку государя проситься.
Шереметев улыбнулся вдруг.
- Поперек горла костью ваш Азов и татарам и туркам. Ох, сорви вы головы!
Казаки, молчаливо сидевшие на лавках, задвигались, заулыбались.
Шереметев встал,” давая понять, что разговор закончен.
- Спасибо, казаки, за службу! Ждите, скоро государь позовет вас к себе.
Казаки откланялись. Вместе с ними, провожая, вышел дьяк Лихачев.
- Хороши подарки! - шепнул Татаринову. - Спасибо, атаман. Похлопочу за вас.
На отпуске станицы Михаила Татаринова государь задал казакам все тот же вопрос:
- Будет ли Войско Донское сидеть в осаде, если придут турки?
Москва недаром задавала этот вопрос. Москва хотела точно знать, есть ли у нее на юге щит для турецкого ятагана.
- Великий государь! Казаки в Азове будут сидеть накрепко! Клянемся тебе, великий государь! - выкрикнул единым духом Татаринов и грохнулся на колени. Все посольство, как единый человек, тоже опустилось на колени, склонив головы перед российским троном.
У государя на глаза слезы навернулись.
- Встаньте, казаки! Верю вам!
Покосился на Шереметева: вот, мол, как все хорошо идет.
- Казаки, вы просили хлеба и пушечного зелья. За то, что вы отсиделись от крымцев, мы жалуем Войску Донскому шесть тысяч рублей, тысячу четей толокна, двести четей круп овсяных, сто пудов зелья пушечного, двести пудов - ручного, двести пудов свинца и триста штук железных ядер.
Казаки поклонились.
- Тебе, атаман Татаринов, мы даем за верную службу двадцать рублей и десять аршин камки куфтюр и сукно лундыш, а вам каждому по одиннадцати рублей и по английскому сукну.
Казаки опять поклонились.
- Есть ли у вас еще какие просьбы?
- Великий государь! - откликнулся Татаринов. - Благодарим тебя за государскую щедрость. Нам больше ничего не надо, а надо нашим церквам. Книг у нас церковных нет. Смилуйся, пожалуй нас книгами. Да и попов у нас мало.
- Книги и попов мы пошлем, - ответил государь.
Казаки были допущены к царской руке и в тот же день
отправились в долгий обратный путь.
В МОСКВЕ Глава первая
Над вечернею Москвою остановилось пышное розовое облако. Был последний день июля. Люди привыкли блаженствовать в тепле, но уже подсыхали на тополях листья, резвее стали ветерки, все еще теплые, парные. Рекою сильно запахло, ивами, осенью.
Коротать время дома в такие вечера скучно, и царь Михаил Федорович вместе с сыновьями Алешей и Ваней пришел в Кремлевские верхние сады посидеть на скамейке.
В Замоскворечье мычали коровы, летали стрижи высоко над крестами церквей. Солнце, закатываясь, замерло на миг между землей и облаками. И облако теперь золотилось нежно, благодарно, а земля золотилась парчово-тяжело.
- Завтра праздник! - сказал Алексей.
- Какой? - спросил младший, Иоанн.
- Происхождение честного и животворящего креста господня. А второй праздник завтра - всемилостивого Спаса.
Михаил Федорович погладил Алексея по голове, все-то знающего по божескому делу.
- Завтра батюшка в Иордань будет погружаться! - Алексей радостно поглядел на отца.
- Правда? - удивился Иоанн. - На Москве-реке?
- А ты что же, забыл, как в прошлый год было? - с укоризною покачал головой Михаил Федорович.
- Позабыл.
- Ну, теперь-то уж не забудешь. Подрос. Праздник животворящего креста - древний. Его установил константинопольский патриарх Лука. В один и тот же день случились две битвы, сынок, - Михаил Федорович обращался к Иоанну: - Греческий царь Мануил разбил сарацинов, а русский князь Андрей Боголюбский - волжских булгар. И было после битвы в греческом и русском станах дивное зрелище: от святых икон и крестов исходило сияние.
- Батюшка, а когда твои войска ходили в битву, иконы и кресты сияли? - Алексей даже рот приоткрыл, ожидая ответа.
- Нет, Алеша, не сияли.
- Оттого, что вера пошатнулась?
- Плохо мы веруем, Алеша.
- Батюшка, скажи! - У Иоанна заблестели глаза, он показал рукой на колокольни. Сколько нужно соколов, чтоб убить этих стрижей?
- А зачем же их убивать, сынок? - улыбка сошла с лица государя.
- Ну, так! Интересно.
- Это греховная мысль, сынок.
Солнце закатилось, вечер потускнел. Государь встал:
- Идемте на молитву, дети!
*
С 1 августа начинался Успенский пост, и праздничная трапеза у царя была постная. В тот день на трапезу Михаил Федорович пригласил патриарха Иоасафа, боярина Федора Ивановича Шереметева, стольников Никиту Ивановича Одоевского и Никиту Ивановича Романова, обоих Морозовых, Бориса и Глеба.
