Анатолий Брусникин - Беллона
Из разговоров в штабе он понял, что горчаковское окружение ошибочно полагает, будто самое кровопролит ное и трудное дело предстоит исполнить левому отряду генерала Липранди, штурмующему позиции сардинцев, - те ведь не отмечали день рождения Луи-Наполеона. На самом же деле Бланк, зная всю линию союзного фронта, очень хорошо понимал, что Гасфортова гора не может быть атакована, пока не взяты Федюхины холмы на правом фланге. А холмы эти примыкают к монументально укрепленной Сапун-горе, и туда очень удобно подтягивать подкрепления.
Поэтому, когда в штабе началось ликование из-за успеха генерала Липранди и князь велел переместиться в том направлении, Лекс решил, что делать там нечего. Главные события произойдут на правом фланге, которым командуют генерал Реад и его начальник штаба Веймарн. Туда Лекс и отправился, вооружившись в качестве охранной грамоты письмом от Вревского.
Когда Бланк занял позицию для наблюдения рядом с штабом Реада, было около пяти. Солнце уже взошло, но пока осветилось только небо, а долина, стиснутая между холмами, еще пряталась в тумане и сумраке.
Первую волну наступления Лекс застал на откате, но без труда вычислил, что произошло.
Одесский полк взял предмостное укрепление, откуда французы благоразумно убрались сами, чтоб избежать лишних жертв. Так же легко одессцы захватили Трактирный мост и начали скапливаться на противоположном берегу. Тут-то по заранее намеченным участкам и ударили пушки, открыли огонь стрелки. В несколько минут от полка почти ничего не осталось. Мимо полуразрушенной стены, за которой устроился Бланк, пронесли смертельно раненного полковника.
То же самое произошло с Азовским полком: он форсировал реку, растерял под огнем половину солдат и почти всех офицеров, откатился.
Больше всего Лекс боялся, что Реад, осознав невыполнимость задачи, прекратит наступление. Но опасения были напрасны. Когда это русские начальники жалели своих людей и боялись лишней крови?
Превосходный генерал совершенно таким же манером отправил на бойню и третий полк. Командира вынесли мертвым; дивизионного начальника, который пошел в бой с солдатами, - раненым. Двенадцатую дивизию можно было считать несуществующей.
Но Реада это не остановило.
Не веря собственным глазам, позабыв обо всем на свете, в том числе о собственной безопасности, Лекс наблюдал, как упрямый генерал гонит одним и тем же путем полк за полком.
Это продолжалось без конца. Подступы к реке были завалены трупами. На самом мосту тела лежали в несколько слоев. Но генерал, как заведенный, всё кричал, чтоб французу задали жару, колонны бодро отвечали, и командиры вели своих солдат на верную смерть. А солдаты шли! Прямо по мертвым и тяжело раненным, выставив в небо допотопные гладкоствольные ружья с бесполезными против картечи штыками!
В начале боя, когда поблизости падала граната или с визгом пролетало ядро, Лекс говорил себе: «Это ничего, если я сейчас погибну. Дело сделано. Деспотия обречена на поражение. Теперь России придется измениться: отказаться от крепостного рабства и рекрутчины, провести реформы. Страна платит за это страшную, кровавую цену, но что ж поделаешь, если по-другому они не понимают?»
Час спустя он уже ни о чем не думал, не обращал внимания на участившийся обстрел. Не осталось ни торжества, ни осознания исторической значимости момента - только ужас и недоумение. Он ничего бы не пожалел, да же жизни - что жизни, даже надежд на светлое будущее России - если б только можно было прекратить безумное истребление.
«Остановитесь! Почему вы слушаетесь этого мясника? - крикнул бы он солдатам. - Вы герои, но героизм достоин лучшего применения! Уже всё! Хватит! Я не хотел этого! Столько крови - нет, не хотел!»
Но кто б его услышал и кто бы послушал?
Больше всего Лекс сейчас ненавидел генералов, преспокойно подкидывавших всё новый и новый человеческий хворост в бурно пылающий костер. Дуболома Реада, нахохлившегося в седле безучастного Веймарна. Они казались ему воплощением той самой России, которую он ненавидел. Тупые, бесчувственные служаки, думающие лишь о том, чтоб потрафить высшей власти, заботящиеся только о собственной выгоде, ни в грош не ставящие жизнь подчиненных! Мерзавцы, звери, палачи!
Но вот генерал Веймарн, коротко что-то сказав Реаду, спешился, неуклюже вынул из ножен саблю и пошел к мосту впереди очередного - Костромского - полка.
Через десять минут горстка уцелевших после расстрела костромичей вернулась, неся тело, накрытое шинелью с алыми отворотами. Реад покосился в сторону носилок - и только.
- Галицкий полк в атаку! - крикнул он хриплым голосом.
Кто-то ему ответил:
- Галицкий уже ходил, ваше превосходительство! Там едва батальон остался… Резервов больше нет.
- Галицкий полк в атаку! - рявкнул генерал. - Сам поведу!
Лекс отвернулся. Его мутило.
«Что за страна? Что это за страна? - сказал он себе. - Я хочу ее изменить, но я ее не понимаю! Сначала нужно понять, сначала - понять. Но поздно, поздно…». А что именно «поздно», объяснить не сумел бы.
Что-то оглушительно затрещало, воздух сделался горячим, твердым и швырнул Лекса на землю. Все звуки пропали.
«Убит? Как хорошо!» - пронеслось в помутившейся голове, но из горла подступил судорожный кашель, слух прочистился, заныл ушибленный локоть, и Бланк понял, что он жив и, кажется, цел - просто сбит с ног взрывной волной.
Кто-то быстро бежал к нему.
Лекс не удивился, увидев штабс-капитана Аслан-Гирея. Не удивился и наведенному пистолету. Он сейчас вообще ничему бы не удивился - даже если б речка превратилась в зияющую черную щель и втянула бы в недра земли весь этот кривой, сумасшедший, переставший быть понятным мир.
- Арестовываете? Чихирь? - тупо повторил Бланк. - Бред…
Но когда офицер, ведающий русской контрразведкой, помянул о плаще с капюшоном, очнулся инстинкт самосохранения. Он подстегнул заледеневшую кровь, сердце застучало часто и ровно, мысли прояснились.
Какой-то бородатый оборванец в пыльной черкеске, с огромным кинжалом на поясе и винтовкой на ремне, встал рядом, очень близко, задышал потом и чесноком. Лекс от него отодвинулся, настороженно слушая штабскапитана. Тот бросал короткие, злые фразы. Узкие глаза ненавидяще щурились.
- Не имею в своем гардеробе офицерского плаща с капюшоном, - пожал плечами Лекс. - И никогда не имел. Что с вами, сударь? У вас деменция? Ежели так, ступайте к лекарю. Нашли время и место для припадка.
- У лекаря я уже был. - Аслан-Гирей усмехнулся краем рта. - И он мне всё рассказал, так что запираться бесполезно. Лекаря зовут Арчибальд Финк!
- Финк? - Бланк сдвинул брови. - Что вы можете знать про Арчибальда Финка?
- Я многое про него знаю, но важно лишь то, что я напрасно подозревал его. Ваш фокус с плащом сбил меня со следа, но лишь на время.
- Опять вы про какой-то плащ… - Лекс впился глазами в раскрасневшееся лицо офицера. - Ну, теперь я вас не отпущу. Извольте сделать объяснение! Чем вы связаны с Финком? Нет, сначала отвечайте, что вы такое. Почему вы можете кого-то в чем-то подозревать и сбиваться со следа? Кто вы?
- Я начальствую над службой контршпионажа, - улыбнувшись теперь уже обеими половинками рта, объявил штабс-капитан. - Моя забота - ловить шпионов. Таких, как вы.
Кажется, он ждал, что это сообщение поразит собеседника. И Бланк его не разочаровал.
Он ахнул, вполголоса выбранился.
- Теперь вам всё ясно? - Татарин торжествовал. - Оружие при себе имеете?
Лекс молчал, изображая внутреннюю борьбу.
За него ответил бородатый оборванец:
- У них в кармане… Зараз облегчу.
С неожиданной ловкостью он выхватил у Лекса из кармана «лефоше», повертел в руке.
- Левольверт… Ваше благородие, дозвольте я приберу?
И спрятал оружие за пазуху.
- …Вот оно что, - сказал Лекс, даже не покосившись на казака. - Вечная русская притча про правую и левую руку… Что ж, сударь, примите поздравления. Вышли по хорошему следу, но бросили его ради ложного. Это не делает вам заслуги.
- Что? - удивился Аслан-Гирей. - Если вы петляете, это глупо. Я устрою вам очную ставку с Финком. Думаю, нетрудно будет добыть и свидетелей, которые в ночь с двадцатого на двадцать первое были в лазарете и видели, как вы пришли в Николаевскую казарму.
- Да, очная ставка понадобится. Если только не поздно. Боюсь, что мистер Финк уже далеко, - сказал Лекс со злостью. - Вы его вспугнули своими расспросами. Как же он сейчас потешается над нами обоими! Я чувствовал, что он меня подозревает! Иначе он не наслал бы вас на меня!
Он сунул руку во внутренний карман. Казак немедленно выдернул кинжал и приставил Лексу к горлу, но Бланк с досадой оттолкнул клинок.
- Нате, господин прозорливец, читайте!
Штабс-капитан вынул из конверта письмо за подписью шефа жандармов князя Орлова. Прочел. Заморгал. Побледнел.
