Дэвид Ирвинг - Вирусный флигель
На следующий день Герлах позвонил Заукелю, с которым ему удалось установить хорошие отношения, и попросил организовать 12 февраля встречу с Мурром, гаулейтером Вюртемберга, куда входили Хейсинген и Хайгерлох. Однако, когда Герлах и Гейзенберг прибыли в Штутгарт, Мурр не пожелал их принять. Возможно, он не простил декабрьского письма Борману, в котором Герлах протестовал против того, чтобы партийные власти распоряжались по своему усмотрению физиками. Герлаха принял заместитель Мурра статс-секретарь Вальдман. Он распорядился выделить грузовики и людей для перевозки урана и тяжелой воды из Штадтильма в Хайгерлох. На обратном пути в Штадтильм Герлах завез Гейзенберга в Мюнхен, а затем выехал в Хайгерлох, чтобы лично убедиться в готовности к приему урана и тяжелой воды. В Штадтильм он вернулся 14 февраля, а 23 февраля из Хейсингена в Штадтильм отправилась колонна машин, которой командовал Эрих Багге. В своем дневнике он записал: «Драматическое путешествие. Бомбардировщики-охотники. Целые соединения бомбардировщиков. Ехали в основном ночью». Когда колонна тронулась в обратный путь, ее сопровождал и Виртц, преуспевший в своем стремлении, как он говорил впоследствии, добиться, «чтобы материалы, принадлежавшие Институту кайзера Вильгельма, не попали в руки физиков, обосновавшихся в Штадтильме». Путь в Хайгерлох не обошелся без приключений; один из грузовиков свалился в кювет и его с трудом вытащили. Однако, несмотря на увеличивающийся хаос, к концу февраля, то есть через четыре недели после отправки из Берлина, все нужные материалы оказались в Хаигерлохе.
Пещера в Хайгерлохе, в которой собирали последний немецкий атомный котёл.
Началась повторная сборка котла В-VIII. Подготовительные работы в подвале были закончены в срок, а в гостинице, расположенной неподалеку, установили дизель-генератор, питавший лабораторию электроэнергией. Теперь в распоряжении группы Гейзенберга имелись полторы тонны урановых кубиков, полторы тонны тяжелой воды, десять тонн графитовых блоков и кусок кадмия, который приберегли для того, чтобы остановить цепную реакцию, если она начнет выходить из повиновения. Опустив его в реактор, можно было бы прервать реакцию. Остальные запасы урана, тяжелой воды, некоторое количество брикетов окиси урана остались в Штадтильме. Там профессор Герлах обосновал свое управление полномочного представителя по ядерной физике.
Наивыгоднейший размер кубиков для уранового реактора находился между шестью и семью сантиметрами. Кубики, оставшиеся от готтовских экспериментов Дибнера, имели размеры всего лишь пять сантиметров; их приходилось изготовлять из пластин, выпускавшихся по заказу группы Гейзенберга. Гейзенберг и Боте решили не заказывать новых кубиков с оптимальными размерами, а предпочли просто увеличить количество кубиков прежнего размера. Всего в их распоряжении оказалось 664 таких кубика. Как и прежде, в Берлине, большой контейнер опустили в бассейн с простой водой в центре подземной лаборатории. В него плотно по образующим цилиндра заложили графитовые блоки весом 10 тонн, в оставшуюся полость вставили меньший контейнер из магниевого сплава. К крышке на проволоках из специального сплава подвесили 78 гирлянд по восемь и девять урановых кубиков; крышку заполнили графитом, заложенным между пластинами из магния, а по оси контейнера укрепили трубку, через которую можно было заливать тяжелую воду и опускать источник нейтронов. Эксперимент B-VIII начался в самые последние дни февраля.
Гирлянды из 644 урановых кубиков
Еще в конце января Гитлер подписал «Чрезвычайную программу», в соответствии с которой все и без того напряженные ресурсы были направлены исключительно на удовлетворение военных нужд страны. Однако важнейшие военные разработки не только не были остановлены, но по-прежнему получали все необходимое.
Обсуждение работ, связанных с новой программой, состоялось в Имперском исследовательском совете 26 февраля во второй половине дня. Герлах выезжал для этого в Берлин. На совете ему оставалось лишь выбирать меньшее из двух зол: чтобы вообще «оставить в живых» урановый проект, ему пришлось «зарубить» примерно половину всех научно-исследовательских работ. В тот же день Герлах направил в экономическую секцию совета письмо, озаглавленное «Чрезвычайная программа, проект получения энергии».
Урановый котёл в Хайгерлохе
В письме, составленном в тщательно обдуманных формулировках, Герлах сообщал, что руководимые им ученые подошли к этапу «окончательной разработки», и просил обеспечить полную неприкосновенность институтов Фонда кайзера Вильгельма в Берлин-Далеме, Гейдельберге, Хейсингене и Тайльфингене, а также неприкосновенность его собственных групп в Штадтильме, Хайгерлохе и Мюнхене; работ Хартека по разделению изотопов, работ профессоров Штеттера и Кирхнера по быстрым нейтронам, работ над методами получения тяжелой воды, проводимых фирмами «ИГ Фарбениндустри» и «Бамаг-Мегуин», производства урана фирмами «Ауэр гезельшафт» и «Дегусса», а также исследовательских работ в области циклотронов и бетатронов. «Эти работы, — писал Герлах, — в соответствии с «Чрезвычайной программой» фюрера должны пользоваться всеми правами в части обеспечения энергией, материалами, а также в части неприкосновенности персонала». От всего остального пришлось теперь отказаться.
28 февраля Герлах возвратился в Штадтильм. Здесь ему в последний раз пришлось пустить в ход свой главный козырь — напомнить, что физики работают над созданием взрывчатки. Герлах серьезно опасался за здоровье работников группы Дибнера, которым приходилось попадать под рентгеновское, гамма- и нейтронное облучение; все они были уже сильно истощены и дальнейшее недоедание грозило развитием заболевания крови. Герлах направил письмо в Бюро пищевых продуктов Веймара, в котором требовал снабжать его группу как полагалось для работников, связанных с изготовлением взрывчатых веществ.
В этот же день закончились все приготовления к эксперименту в Хаигерлохе. Ученые собрались в тесных закоулках подземной лаборатории. Начался медленный и осторожный спуск крышки с прикрепленными к ней гирляндами. Ее опустили на место, а затем наложили на нее тарелкообразную металлическую крышку и скрепили ее болтами с контейнером. В бассейн залили обычную воду с добавленным в нее антикоррозионным веществом, а затем в последний раз окончательно проверили герметичность всех соединений. И, наконец, началось самое главное: через центральную трубку в реактор медленно пустили тяжелую воду. Закачку тяжелой воды часто останавливали и проводили измерения коэффициента умножения нейтронов внутри и снаружи алюминиевого контейнера. По мере того как внутренний контейнер заполнялся тяжелой водой, показания приборов возрастали и у всех присутствующих появлялась надежда, что в котле создадутся критические условия. Показания приборов неуклонно увеличивались, и, когда они превзошли все достигнутые в ходе прежних опытов, ни Гейзенберг, ни Виртц уже не могли скрыть волнения.
По предложению Гейзенберга, они тут же строили график величины, обратной коэффициенту умножения нейтронов; на этом графике было очень легко определить точку, в которой условия должны были бы стать критическими; тогда котел продолжал бы работать, не нуждаясь в постороннем источнике нейтронов, опущенном в его центр по каналу.
В эти минуты Виртц впервые ясно понял, как ничтожен их опыт работы с урановым котлом и (что было важнее всего) как легкомысленно пренебрегли они даже самыми элементарными мерами безопасности. Они практически ничего не знали о постоянной времени котла и не позаботились снабдить его даже самой примитивной регулирующей и измерительной аппаратурой. И, если бы критические условия возникли, помог ли бы кусок кадмия прервать цепную реакцию? В то же время, не зная об успехе Ферми, Виртц и другие с гордостью думали, что именно им впервые в истории удастся осуществить цепную реакцию.
Наконец, в реактор закачали всю тяжелую воду, все полторы тонны. Но бесконечного возрастания размножения нейтронов не случилось — надежда добиться решающего результата рассеялась.
Вместо ожидаемого лавинообразного нарастания числа нейтронов котел на каждые сто нейтронов, введенных от расположенного в центре источника, давал шестьсот семьдесят нейтронов у поверхности. Этот результат был значительно выше всех достигнутых прежде, но и ему было далеко до желаемого. Расчеты показали, что, если бы группа Гейзенберга при той же геометрии котла имела еще на пятьдесят процентов больше урана и тяжелой воды, цепная реакция возникла бы.
