Наталья Иртенина - Андрей Рублёв, инок
– Таких уж не будет, – горевал вместе с ним Прохор, собирая ветхое лицо в густые морщины.
Андрей безмятежно и любя смотрел на обоих.
14.Белая крупка сыпала на заиндевелые просторы. Днем все вокруг было весело блескучим – льдистая дорога реки, слюдяное небо, снежные осыпи берегов, лоскутные шубы дерев. А к сумеречью легла тусклая синева. Только позади за кромку леса еще цеплялась красная закатная пелена, но и она приметно опадала.
По речному пути неторопко трусила лошадь, впряженная в сани-розвальни. На санях кроме возницы только один седок – мальчонка, прячущийся в обширном тулупе. Позади и обочь шагали еще девятеро с заплечными торбами. То стихал, то вновь занимался негромкий разговор. И каждый раз сворачивал на московского великого князя, отправившегося в Орду к хану Зелени-Салтану тягаться за нижегородский удел.
– Оттягает ли? Новый хан будто бы подтвердил ярлык за Данилой Борисычем.
– Оттяга-ает. Для наших московских князей то дело привычное. А не будь Василь Дмитрич уверен в том, разве б дал Даниле с Андреем согласие, чтоб нам в Нижний идти? Не мытьем так катаньем перетянет себе ярлык.
Тихий разговор перекинулся на преданья недалекой старины. На дядю нынешнего владетеля Нижнего – великого князя суздальского и нижегородского Дмитрия Костянтиныча, спорившего некогда с Москвой за первенство на Руси и даже на малое время отобравшего у нее великое Владимирское княжение. На жестковыйного Бориса Костянтиныча, отца Данилы, к коему вот этим же путем, по Клязьме и Оке, ходил когда-то сам Сергий Радонежский для кроткого укорения. Помянули и упокоившегося Феофана Гречина, что расписывал лет тридцать назад те самые храмы в Нижнем, которые ныне предстояло отделать и изукрасить новым подписанием. После же беседа незаметно вильнула в другую сторону – к бойникам, грабившим по глухим местам обозы. К закату да на лесных дорогах такие разговоры особенно легко вползают в душу.
Помяни нечистого, он и вылезет.
С переливистым свистом на лед с крутобокого берега посыпались, как яблоки с яблони, лихие промышленники. Встопорили сани, обступили, вынули длинные ножи из-под пол. У иных на боку болтались и сабельки.
– Что везете?
Сдернули меховую полсть с саней, доглядели, что кроме съестного припаса ничего нет.
– Иконописцы мы, – шагнул вперед Андрей. – Никакого добра при себе не имеем.
Стянув со спины торбу, он вывернул нехитрый скарб на утоптанный снег.
Позади на ледовой дороге раздался топот коней.
– Эй, Ширяй! – встал над рекой окрик. – Сказано было – не трогать.
Ширяй поддел мыском валенка краскотерку и кисти.
– Ну чего вывалил? Собирай.
Трое конных раздвинули посторонь прочих.
– Здравствуй, Иван, – не подымая головы, сказал Андрей, складывавший пожитки в суму.
– И тебе не хворать, иконник.
Ванька Звон сунул в рот пальцы и пронзительно свистнул. Тотчас по береговому обрыву покатился продолговатый куль, но не долетел даже до прибрежного травного сухостоя, застрял в снегу. Двое разбойников побежали к нему, ухватили, потащили к саням. Вблизи куль оказался человеком, обвязанным веревкой, с заклепанным ртом.
– Ваш?
Андрей наклонился над бедолагой. С трудом, но признал в избитом и мычащем полонянике, одетом в драную шубу, бывшего своего дружинника.
– Да это же Кузьма! – изумились подмастерья.
– Рагоза!
– Наш, – сказал Андрей.
– Так забирай. – Звон выпустил в снег густой плевок. – Одни убытки от него. Во хмелю зарезал двух моих. Хотели его за это изжарить или волкам на корм отдать. Да вспомнил я, как он болтал, будто в княжьей иконной дружине кормился…
Затычка выскочила изо рта Рагозы, а за ней вылетел вой:
– Лучше зажарь, Звон! Не отдавай блажному…
Вопль оборвался, перебитый нещадными тумаками. Жеваный лоскут овчины снова заклепали в зубы расстриги.
– На цепь его посади, – посоветовал разбойный атаман, – не то сбежит. В другой раз мне или людям моим попадет – покромсаем. Прощай, иконник. Считай, что должок свой я тебе отдал…
Бойники расходились, уползая в лес. Данила с подмастерьями грузили мыкающего и плачущего Рагозу в сани.
– Подожди, Иван, – крикнул Андрей в спину атаману. Подойдя к коню, взялся за уздцы. – Не сумел ты продать свой товар? Не обогател?
Звон, глядя в темнеющую даль, подумал, отвечать или нет.
– Погинул товар. Весь лес перерыли – не нашли схронку.
Он со злостью огрел коня плетью между ушами. Жеребец с ржаньем взвился на дыбы, отбросив иконника в снег, и понесся.
Рагозу освободили от пут и кляпа. Не то что сбежать, расстрига даже сидеть не смог. Говорить и подавно не захотел. Данила отогнал от него прилипших с расспросами подмастерьев, набросил медвежью полсть – отогреваться. Олфера нагреб ему под голову сена, пахшего горечью.
Снова тронулись в путь. День стремительно догорал, а до ближайшего села не меньше пяти верст. Подмастерья, возбужденные недоброй встречей, принялись сильнее растравлять свои страхи. То мерещились волчьи тени, то слышались стоны нежити по темным берегам. То пугались мордвы с черемисой, то блазнили, как налетят жукотинцы с казанцами.
– У них тут при нижегородском князе воля вольная.
Олфера от таких ужасов целиком закопался в тулуп.
– Ну чего сами себя стращаете? – обрезал дурные разговоры Данила. – Чай, не по дикой земле идем, не басурманской. По своей, по христианской.
– А свету на ней маловато, а, Данила? Христова свету. Вот и стращаемся, аки дети в ночной тьме.
– Эх вы, маловеры, – пристыдил их старший в дружине иконник. – У Андрея вон спросите, сколько в ней свету …
Андрей, поотстав, зачерпнул полную ладонь свежего, рассыпчатого и бархатистого снега. Брал его губами, пил талую воду. Впереди над лесом, там, где назавтра родиться дню, высыпали первые звездные льдинки.
Нет, не мало на Руси света. Два богатства даровал Бог народу земель русских – свет, чтобы ходить в нем, и средоточенное безмолвие, чтобы говорить им как языком. И от избытка света избыточествует безмолвием, копя в себе мудрость, душа русская. Рожденная во мгле татарщины, выпестованная святым Сергием…
– Ну ты где там, Андрей?
– Здесь я…
Март – август 2013 г.
Словарик
Азям – род кафтана.
Вотола – верхняя одежда, род плаща без рукавов, с завязками у шеи.
Городьба – стена вокруг города, посада, оборонное укрепление.
Гривна – единица денежного и весового счета. При денежных расчетах использовались как монеты, так и слитки.
Гульбище – наружная или внутренняя галерея, опоясывающая строение со всех или нескольких сторон.
Дворский – княжий или боярский служилый человек, дружинник. В описываемое время использовалось также название сын боярский (мн. ч. – дети боярские), а чуть позже в обиход вошло слово «дворянин».
Деисус – главный ряд икон в иконостасе, так называемое «моление» (греч. «деисис»): центральной фигуре Христа предстоят по бокам в молитве Божия Матерь, Иоанн Предтеча, архангелы Михаил и Гавриил, апостолы Петр и Павел, святые.
Дядька – кормилец, воспитатель. В княжеских семьях дядькой при малолетнем княжиче становился кто-либо из бояр.
Зендень – хлопчатобумажная ткань.
Зернь – здесь: азартная игра в кости.
Калита – кошель в виде мешочка с затягивающимся ремешком.
Камка – шелковая ткань.
Канон (иконописный) – общие правила написания как вообще икон, так и конкретных образов Спасителя, Богоматери, ангелов, святых, праздничных икон и т. д.
Кириос, кирие – греч. «господин» и обращение.
Клеть – помещение в доме либо небольшое строение хозяйственного назначения.
Корчага – кувшин, сосуд.
Ключник – лицо, ведавшее хозяйством в доме, усадьбе (обычно раб) либо в монастыре.
Летник – женская свободная одежда с очень длинными и широкими рукавами, которые нужно было удерживать на согнутых руках. Распашной летник, застегивавшийся на пуговицы до горла, назывался распашницей. Зимний вариант летника был подбит мехом.
Медуша – помещение для хранения меда.
Насад – большая ладья с палубой и наращенными бортами. В описываемое время обычно боевая.
Мыто – пошлина, налог.
Ободверины – косяки двери.
Опашень – мужская и женская верхняя одежда, широкая, долгополая, с длинными, узкими на запястьях рукавами. Руки продевались в разрезы вверху рукавов, и те свободно свисали вдоль тела.
Паузок – речное грузовое судно.
Повалуша – верхнее жилое помещение в богатом доме, обычно в надстроенной башенке.
Повойник – головной убор замужней женщины, род чепца.
Подклеть – нижний этаж или погреб.
