Марианна Яхонтова - Корабли идут на бастионы
Адмирал взял Метаксу под руку.
– Не будем говорить о государях, – тихо произнес он. – Для того чтобы не страдал ни один грек, еще не приспело время. Но будем надеяться, что оно придет. Если не я, то вы, если не вы, то ваши дети увидят это. Что же касается Али-паши из Янины… то я не имею повеления вмешиваться в действия султанских наместников. Мы должны помнить, Метакса, что в делах добра есть границы, как и в делах зла. От кого и когда вы узнали о взятии Превезы?
– От адмирала Орио! Он сейчас прибудет к вам вместе с депутатами города Парги. Сему городу грозит участь Превезы, Федор Федорович!
– Где же они?
– Должны прибыть вслед за мной! Их лодка тяжела и плохо выгребает против ветра.
Адмирал внимательно посмотрел на Метаксу.
– Вот видите, Егор Павлович! Прежде чем предаваться гневу, хотя бы справедливому, вы должны были доложить о депутатах. Я попрошу вас вместе с капитаном Сарандинаки встретить их.
Первым в каюту вошел адмирал Орио. Он снял шляпу, едва поднялся на корабль, и шел с непокрытой головой под проливным дождем, как полагалось просителю.
Торопливо пожав ему руку, Ушаков сказал:
– В наши годы, дорогой адмирал, следует быть осторожнее и не ходить под ливнем с открытой головой.
Анджело Орио был человеком дела; он славился смелостью и любовью к риску и притом пламенно ненавидел турок. Говорили, что молодость он провел корсаром. Красивое лицо его выражало уверенность и силу.
– Я прихожу к вам, ваше превосходительство, – твердо произнес он, – чтобы просить за людей, которым можете помочь только вы.
Он поклонился и отошел в сторону, уступив место другим депутатам. Перед Ушаковым склонились в поклоне четыре человека в длинных толстых плащах. Шали, которыми паргиоты обычно обвивают головы, эти люди держали в руках, как шляпы. Один из депутатов, невысокий лысый старик, с трудом разогнул спину. Мокрые от дождя усы и брови его слиплись, глаза, в которых были печаль и усталость, остановились на Ушакове.
Метакса назвал имена депутатов Парги: Анастасий Василас, Панаиоти Зула, Иван Мастраки и Фоти Манияки.
Ушаков указал гостям на кресла и помог сесть старейшему из депутатов – Фоти Манияки.
Польщенный старик заулыбался, затряс головой.
– Город Парга – хороший город, – сказал он, как бы подтверждая, что паргиоты заслуживают самой любезной встречи.
Депутаты заняли места за столом, Ушаков сел против них и приготовился слушать.
Прервал молчание Панаиоти Зула:
– Ваше превосходительство, зная великое сердце ваше, мы пришли к вам от граждан города Парги. Парге угрожает судьба Превезы.
– Расскажите, как это произошло, – сказал Ушаков. Ему надо было знать подробности падения Превезы и заодно подумать об ответе на просьбу, с которой, несомненно, прибыли депутаты Парги.
Панаиоти Зула рассказал об отчаянном сопротивлении французского гарнизона, о том, что янычары Али-паши, ворвавшись в город, разгромили его, сожгли и умертвили почти всех жителей. Только некоторым удалось бежать. На глазах самого Али-паши были обезглавлены три тысячи горожан. Янычары еще раз показали себя варварами. Они сгоняли людей на площадь, а там перебивали им колени, выворачивали суставы и только после того рубили головы.
– Да, вот как это было, – безнадежным тоном сказал Иван Мастраки.
Он не произнес больше ни слова, ибо был уверен, что из посольства к русскому адмиралу ничего не выйдет. Об этом он говорил и в совете Парги, когда его выбирали в депутаты. Он полагал, что когда борются великаны, то малым людям и малым народам не останется ничего, кроме покорности перед неисповедимой и страшной судьбой. Неверие и суеверие очень тесно переплелись в его голове. Мастраки был твердо уверен, что адмирал Ушаков не захочет ссориться с Али-пашой из-за какой-то маленькой Парги. Он думал, что в положении паргиотов надо надеяться только на чудо.
– Вы ничего не слыхали об участи нашего консула в Превезе Ламброса? – помолчав, спросил адмирал.
– Он схвачен Али-пашой и брошен в темницу, – поспешно ответил Мастраки в надежде, что русский адмирал не потерпит такого обращения с консулом и обуздает кровавого деспота.
Анастасий Василас глянул на адмирала горящими гневом и отчаянием глазами.
– От нашего города останутся камни и пепел! Никто не выйдет из него живым, так сказал Али-паша! А он в подобных вещах держит свое слово.
– Успокойтесь, Василас, – обратился к нему Панаиоти Зула. – Я все скажу.
Василас ударил кулаком по своему колену.
– Мы погибнем, как погибла Превеза!
– Но ведь вы можете сдать город, – заметил Ушаков.
– Ежели мы будем сопротивляться, город будет сожжен и жители перебиты. Ежели мы сдадим его, мы будем уведены в рабство и уничтожены. Нам не из чего выбирать, господин адмирал! – снова воскликнул Василас.
– Чего же хотите вы?
Депутаты поднялись.
– Я говорю от имени всех граждан города Парги! – торжественно заявил Панаиоти Зула. – Именем Бога, господин адмирал, именем тысяч людей, которые ждут смерти, мы просим вас защитить Паргу и приобщить паргиотов к числу подданных российского императора.
Ушаков молчал. Слышны были шум ливня да прорывавшиеся сквозь него звуки канонады. Она усилилась. Крупные капли с тупым стуком падали с потолка на ковер. Вспышки молний освещали бледные лица депутатов и стоявших у дверей офицеров.
– Город Парга, – сказал Орио, – всегда был на одном положении со всеми городами островов. Он входил в состав венецианских владений и имел те же права, что и мы.
– Али-паша угрожал отрубить голову Ламбросу, – прибавил Иван Мастраки.
Все поняли, что эти слова подобны действиям утопающего: попытка так связать интересы русского адмирала с интересами паргиотов была неудачна. Она не могла повлиять на него.
– Россия предприняла эту войну единственно для того, чтобы освободить Ионические острова и Италию от посягательств французов, – произнес Ушаков и, встав из-за стола, решительно объявил: – Мой государь не уполномочил меня приобретать для России новые земли и новых подданных. К великому моему прискорбию, я не могу удовлетворить просьбу жителей города Парги.
Он посмотрел в пространство поверх голов депутатов, чтобы не видеть их осунувшихся, помертвевших лиц, и встретил отчаянный взгляд Метаксы. В глазах лейтенанта было выражение такого горя, словно сейчас, сию минуту, он хоронил навсегда самые заветные свои надежды и терял самого близкого, самого дорогого человека.
Капитан Сарандинаки кусал и втягивал в рот изуродованную верхнюю губу.
Депутаты Парги стояли, склонив головы и опустив до полу пестрые шарфы. Руки Фоти Манияки мелко дрожали.
– Господин адмирал, – негромко произнес Панаиоти Зула, – если так, то у нас нет другого исхода, как умертвить семьи наши, дабы спасти их от рабства и позора. Сами же мы умрем, защищая свой город… ежели слово ваше есть слово для нас последнее. Но, может быть, вы все же пощадите жизнь наших детей. Приговоренные к смерти не теряют надежды до конца.
И Панаиоти Зула опустился на колени. То же самое сделали Анастасий Василас, Фоти Манияки, Иван Мастраки, адмирал Анджело Орио.
Ушаков быстро зашагал мимо них по каюте, из конца в конец, стараясь унять волнение и поспеть за мыслями. Он никогда не представлял себе, что мысли могут лететь с такой бешеной быстротой. За несколько мгновений он передумал столько, сколько хватило бы на долгие часы:
«Человеколюбие требует защиты Парги. Эти люди должны жить. Мой долг спасти их от Али-паши. Но интересы войны ставят сему препоны. Али-паша – наместник султана, он очищает от французов захваченные ими города. А я должен этому препятствовать! Султан вправе считать меня своевольником. Я мешаюсь в его дела, чего не имею права делать. Мой государь тоже будет этим недоволен, и гнев его ляжет на мои плечи. Задевая здесь интересы союзников, не буду ли я вредить общим планам? Может быть, султан и поощрит меня обуздать его вероломного подданного Али-пашу. Пусть так. Но мне нужны солдаты для осады Корфу. Я жду их от Али-паши, с коим должен вступить во вражду. А ежели отдам ему Паргу на разграбление, то жители островов начнут отставать от нас. Ну, а если не дам Паргу, то, кроме Али-паши, англичане и австрийцы возопиют о том, что я захватываю новые земли, вопреки условиям, вопреки уверениям государя императора. Надо решать мгновенно. Государь, возможно, не одобрит. Что делать? Пусть падет на меня его гнев. Но отечество мое? Оно поймет и одобрит…» Адмирал остановился перед депутатами.
– Встаньте, – нетерпеливо и быстро проговорил он. – Встаньте же! Я не могу приобретать новых подданных для моего государя. Но я могу занять Паргу по праву войны. Город ваш сдается союзной эскадре. Я и Кадыр-бей посылаем к вам небольшой гарнизон из русских и турецких солдат и поднимаем над Паргою флаги союзных держав. Али-паше не будет надобности брать уже взятый город. А присутствие в сих водах нашего флота убедит его, что мы правы.
