Марианна Яхонтова - Корабли идут на бастионы
Синьор Джиованни Власто шумно вздохнул, показывая, как трудно в такую жару произносить длинные тирады. Считая дальнейший спор совершенно излишним, он встал, по-венециански пышно поклонился гражданину Форести и отошел от него.
Форести снова остался один, будто прокаженный, которого все сторонятся.
В дверях в эту минуту появился человек в зеленой чалме и турецком халате. В левой руке вошедшего что-то поблескивало, плавно вращаясь. Вопреки обычаям империи османов, турок шел легкой, почти игривой походкой, щуря один глаз.
– Махмуд-эфенди, советник адмирала Кадыр-бея по дипломатической части, – представил его Макри, встав с явной неохотой.
Помахивая лорнетом и глядя на всех с выражением откровенного превосходства, турок едва ответил на поклоны.
– Я хотел бы видеть английского консула, – сухо сообщил он о цели своего визита, произнося слова несколько в нос.
– Консул я, сударь, – поспешно отозвался Форести.
Почетные граждане расступились и вежливо отошли в сторону, чтобы не мешать разговору.
– Я рад познакомиться с вами, – более приветливо проговорил турок.
– О, я также рад! – живо произнес Форести. – Со вчерашнего дня я опять приступил к своим обязанностям. Во времена французов для меня наступило как бы небытие, но в душе своей я всегда продолжал служить великой нации.
– Я бывал в Лондоне, – многозначительно заявил Махмуд-эфенди.
– О! – восторженно произнес Форести.
– Я глубоко чту лорда Нельсона, – продолжал турок.
– Вы знакомы с ним?
Махмуд-эфенди ответил с некоторой неопределенностью:
– Великие люди знакомы всем, кто ценит их славу. Я сожалею, что лорд Нельсон не здесь… Он мог бы еще успеть к острову Корфу…
Форести насторожил уши: турок, вне сомнения, намекал на то, что русские торопятся штурмовать Корфу и что Нельсона следует предупредить об этом. Однако ни русские, ни этот франт с лорнетом не понимают, что бастионы Корфу – не чета Цериго и Занте.
– Полковник Люкас, – вполголоса произнес Форести, – глубоко сожалеет о своей ошибке. Он охотнее вручил бы свою шпагу адмиралу Нельсону чем адмиралу Ушакову. Кто знает, может быть, французский комендант Корфу так и поступит, если эскадра адмирала Нельсона опередит русскую эскадру. Иначе на островах будет сильно влияние России.
Турок легко прикоснулся к плечу Форести.
– Как знать, будет ли на то воля аллаха, – благочестиво прошептал он.
– И что может предвидеть человек – жалкая горсть праха, – еще смиреннее ответил Форести.
– Адмирал Нельсон должен узнать обо всем как можно скорее, – тихо произнес Махмуд-эфенди.
Форести молча поклонился, принимая поручение. Он уже не чувствовал себя таким одиноким.
21
Грозы сопровождали русскую эскадру на всем пути от острова Занте до острова Кефалония и от Кефалонии до Санта-Мавры. Палуба не просыхала. Мокрые, обвисшие паруса казались черными. Такими же были море и тучи. За албанским берегом блистали стрелы далеких молний.
Когда эскадра подошла к проливу между Санта-Маврой и материком, адмирал вызвал к себе капитана Сенявина. Последнему еще восемь дней назад были поручены осада и взятие Санта-Мавры.
Капитан застал адмирала расхаживающим по кормовому балкону возле каюты.
– По сведениям, нами полученным, Федор Федорович, – сообщил Сенявин, – Али-паша обещал французскому коменданту за сдачу крепости тридцать тысяч червонцев. Сей янинский султан очень не хочет, чтобы над Санта-Маврой развевался русский флаг.
Адмирал подошел к Сенявину и сказал, как показалось тому, не то с иронией, не то с недовольством:
– Да, крепость отстоит от владений Али-паши всего на ружейный выстрел. Обладать ею для него очень заманчиво, это надо признать. Он будто бы обещал здешним жителям вольность и права, даже прислал послов для переговоров. Он и к вам прислал кого-то, предлагая дружбу и содействие. Он хочет обмануть всех: и нас, и султана, и французов, и Бога, и черта.
«Чем он может быть недоволен? – думал Сенявин, теребя густую бахрому шторы. – Ведь он же сам одобрил мои действия. Чтобы прекратить коварную игру сего зловредного турка с мавриотами, я поднял в городе флаг союзных держав. Предложение содействия я отклонил, Али-паше с одобрения адмирала выразил благодарность за участие. Кажется, сделано все…»
Сенявин перебрал в памяти события, происшедшие у Санта-Мавры за эти восемь дней. Адмирал поручил ему самое трудное дело, ибо крепость на острове Санта-Мавра считалась сильнейшей после Корфу. Французский гарнизон заперся в крепости и на предложение о сдаче ответил отказом.
Само по себе поведение французов не выходило за рамки обычного: они вели себя так повсюду, пока не убеждались в превосходстве противника. Трудность задачи, порученной Сенявину, заключалась в другом: взять крепость как можно скорее, обойдясь без помощи Али-паши. Дело было в том, что население Санта-Мавры, встретившее Сенявина как избавителя, боялось и ненавидело Али-пашу больше, чем французов. Восемь тысяч жителей, вооруженных для содействия русским войскам, не допускали и мысли, что янычары Али-паши высадятся на острове и войдут в город. Высадка янычаров угрожала резней населению, и Сенявин, сочувствуя грекам, всячески оттягивал высадку. Он построил четыре батареи на острове, одну на албанском берегу, и усиленно бомбардировал крепость, но французы не соглашались на предложенные условия. Французский комендант Миолетт учитывал соотношение сил: в крепости было около шестисот солдат, а у Сенявина не больше двухсот. Вооруженные чем попало жители Санта-Мавры в счет не шли.
До сих пор Сенявин нередко думал, что адмирал недостаточно использует представлявшиеся возможности. Ему казалось, что если бы он, а не Ушаков командовал эскадрой, то дело шло бы куда успешнее. Санта-Мавра убедила Сенявина в том, что дело труднее замысла. Первый раз в жизни ему довелось жаловаться на препятствия и просить подкреплений.
И помощь пришла. Эскадра, которую Ушаков вел курсом на Корфу, повернула к Санта-Мавре, как только адмиралу доставили письмо Сенявина, ибо Ушаков ни на минуту не забывал важность и сложность задачи, порученной самому способному из офицеров эскадры.
Выслушав доклад Сенявина, он некоторое время продолжал ходить по кормовому балкону, поглядывая на узкий пролив, отделявший Санта-Мавру от албанского берега. Пролив походил на быструю угрюмую реку. Поднимавшиеся над ним горы и тучи были аспидного цвета. Все предвещало грозу и дождь. Вдалеке, будто многократное эхо канонады, слышались раскаты грома.
– Тот, кто извивается, лжет, ползает, признает тем самым, что силы настоящей не имеет, – сказал адмирал, останавливаясь перед капитаном. – Надеюсь, что мы справимся с сим ужом в чалме, как бы он ни вертелся. Вы начали дело, Сенявин, как и следовало его начать. Остается лишь продолжить начатое. Вы получили ответ от коменданта Миолетта?
– Я передал его офицеру ваше повеление, что в случае упорства с французским гарнизоном будет поступлено без пощады. Но он еще думает, просит дать ему сутки времени.
– Пусть поразмыслит. У него нет другого выхода, – согласился адмирал. – А мы тем временем будем действовать. Передайте на фрегаты мое приказание, чтоб на батареи дополнительно были посланы орудия и канониры. И пусть они подогреют Миолетта, чтоб он думал порасторопнее.
Сенявин вышел.
В это время ветер так рванул корабль, что в каюте упала со стола и покатилась по полу большая раковина. Штора, вымахнув из двери, как парус, взметнулась над балконом. Белая стена дождя двигалась от берега на корабль. С шумом и рокотом налетела она на стекла, сразу залепив их потоками белой кипящей воды. Ливень яростно захлестал о палубу «Святого Павла», и темное пятно на потолке адмиральской каюты стало быстро расплываться. Потолок протекал очень сильно. Адмирал озабоченно посмотрел на радужные подтеки, образовавшиеся на тяжелых штофных шторах.
В каюту, не спросив разрешения, вбежал Метакса. С волос его падали крупные капли, промокший мундир почернел.
– Простите, Федор Федорович! – воскликнул Метакса. – Простите, что я так… Но знаете ли вы, что Али-паша занял Превезу? Там все кончено. Все до единого перебиты!
– Нет, не знаю, – сказал адмирал. – Успокойтесь, Егор Павлович! Перебит французский гарнизон?
– Не гарнизон только – все! Все жители – женщины, старики, дети!
В белом свете молнии, мгновенно наполнившем каюту, Метакса увидел, как дрогнуло лицо адмирала.
– Вы преувеличиваете, лейтенант.
– К сожалению, не преувеличиваю, Федор Федорович! – в голосе Метаксы слышалось отчаяние. – Почему надо нам поддерживать дружбу с варварами и мясниками? Почему нельзя просто взять и повесить разбойника, хотя он носит титул султанского паши? Или мы, греки, должны быть уничтожены? Почему молчат государи?
Адмирал взял Метаксу под руку.
– Не будем говорить о государях, – тихо произнес он. – Для того чтобы не страдал ни один грек, еще не приспело время. Но будем надеяться, что оно придет. Если не я, то вы, если не вы, то ваши дети увидят это. Что же касается Али-паши из Янины… то я не имею повеления вмешиваться в действия султанских наместников. Мы должны помнить, Метакса, что в делах добра есть границы, как и в делах зла. От кого и когда вы узнали о взятии Превезы?
