Стивен Прессфилд - Врата огня
– Значит, договорились,– сказал мой хозяин.– Нынче же осенью.
3а следующим гребнем мы пошли вниз по ручью. Вода громко журчала, и мы шли беспечно. И вдруг неизвестно откуда донесся голос. Все замерли.
Петух пробрался вперед. Мы стояли цепочкой, один за другим – наихудшее построение для боя.
– Они говорят по-персидски? – прошептал Александр, напрягая слух.
Голоса внезапно смолкли.
Нас услышали.
Я видел, как Самоубийца бесшумно достал из колчана две «штопальные иглы». Диэнек, Александр и в двух шагах впереди меня за спиной две е штопальные Петух сжали копья, Сферей приготовился метнуть топор. – Эй, говнюки, это вы?
Из темноты вышел скирит Собака с мечом в одной руке и кинжалом в другой.
– Клянусь богами, вы нас напугали. Мы чуть не обделались!
Это была группа Полиника, которая остановилась, чтобы погрызть сухарей.
– Это что, семейная вылазка на природу? – Диэнек соскользнул к ним. Мы все с облегчением похлопали друзей по плечу. Полиник доложил, что его группа прошла по нижней тропе, быстро и легко. Они уже четверть часа сидят на этой полянке.
– Спускайтесь,– Всадник поманил за собой моего хозяина.– Посмотрите-ка на это.
Мы все последовали за ним. На другом берегу ручья, в десяти футах выше по склону, протянулась тропа, достаточно широкая, чтобы рядом прошли два человека. Даже в глубоких тенях теснины можно было различить истоптанную землю.
– Это горная тропа, по которой прошли Бессмертные. Диэнек опустился на колени, чтобы пощупать землю. Она была истоптана совсем недавно, прошло не более двух часов. Можно было заметить, как подошвы Десяти Тысяч вдавливались в склон на подъеме и скользили вниз на спуске.
Диэнек отобрал одного из воинов Полиника, кулачного бойца Теламония, чтобы тот вернулся обратно по пути, которым прошла их группа, и все доложил Леониду. Теламоний застонал от досады.
– Никаких возражений, – оборвал его Диэнек.– Ты самый быстроногий из знающих эту дорогу. Придется идти тебе.
Кулачный боец бегом пустился в путь.
В группе Полиника недоставало еще одного бойца.
– Где Дорион?
– Ниже по тропе. Разнюхивает.
Вскоре Всадник, чья сестра Алфея была женой Полиника, выпрыгнул откуда-то снизу. Он был гимнос – раздетый для скорости.
– Ну что? – весело приветствовал его Полиник. – Вынюхал что-нибудь?
Всадник осклабился и сдернул с ветки свой плащ. Примерно через два стадия, доложил он, тропа заканчивается. Все деревья там срублены, вероятно, прошлым вечером – сразу после того, как персы разузнали про тропу. Несомненно, прежде чем выступить в поход, Бессмертные выдвинулись сюда, на недавно расчищенный участок.
– И что там теперь?
– Конница. Сотни три, может быть, четыре.
По донесению Всадника, это были фессалийцы. Греки, чьи земли захватил враг.
– Они храпят, как крестьяне. Туман густой. Все звуки заглушаются, как под плащами, в которые закутались часовые.
– Мы сможем пройти в обход? Дорион кивнул.
– Там везде хвоя. Ковер из сухих иголок. Можно бежать во всю прыть, не издавая ни звука.
Диэнек показал на поляну, где стоял отряд.
– Это будет наше место сбора. Соберемся здесь после. Отсюда поведешь нас назад, Дорион, по тому пути, которым пришли вы,– по короткому.
Диэнек велел Петуху еще раз кратко разъяснить обеим группам расположение вражеского лагеря на тот случай, если с ним самим по пути вниз что-то случится. Разделили остатки вина. Когда мех перешел из рук Полиника к Петуху, илот воспользовался этим мгновением близости перед боем.
– Скажи мне правду. Ты бы с криптеей убил моего сына в ту ночь?
– Я еще убью его,– ответил бегун,– если ты сегодня ночью сдашь нас.
– В таком случае,– сказал илот,– я с еще большей радостью предвкушаю твою смерть.
Сферею было пора уходить. Он согласился провести группу досюда, но не дальше. Ко всеобщему удивлению, изгой словно разрывался на части.
– Послушайте,– сказал он, запинаясь,– я хочу пойти с вами, вы хорошие люди, я восхищаюсь вами. Но совесть не позволяет мне отказаться от вознаграждения.
Это вызвало всеобщее веселье.
– Твои угрызения совести тяжелы, изгой,– заметил Диэнек.
– Ты хочешь вознаграждения? – Полиник сжал его гениталии.– Я сохраню тебе вот это.
Один лишь Сферей не рассмеялся.
– Будь ты проклят,– пробормотал он скорее себе, чем остальным. И, продолжая ругаться и ворчать, занял место в колонне. Он остался.
Отряд больше не делился на группы, теперь ему предстояло двигаться командами по пять человек. Сферей присоединился к четверке Полиника, заменив Теламония. Пятерки без приключений призраками проскользнули мимо дремлющих фессалийцев. Присутствие этой греческой конницы было большой удачей. Путь назад, если таковой случится, неизбежно будет беспорядочным. Немалое преимущество – иметь в темноте такую заметную веху, как несколько десятков футов вырубленного леса. Фессалийские кони начнут биться, создадут сумятицу, а если отряду придется под обстрелом бежать через лагерь и кричать друг другу по-гречески, то это не выдаст нас среди говорящих по-гречески фессалийцев.
Еще через полчаса мы вышли на край леса прямо над стенами Трахина. Внизу, под стенами города, шумел Асоп. Он бурлил оглушительно, и из горловины канала вырывался холодный резкий ветер.
Теперь мы увидели вражеский лагерь.
Несомненно, ни один вид под небесами, даже осажденная Троя, даже сама война богов с титанами, не могли сравниться по масштабу с тем зрелищем, что раскинулось перед нашими глазами.
Сколько мог охватить взор, вся равнина и еще далеко за пределами видимости, за Трахинскими скалами,– все светилось увеличенными туманом вражескими кострами.
– Да, много вещей им собирать.
Диэнек поманил к себе Петуха. Илот повторил ему все, что запомнил.
Кони Ксеркса пьют выше всех по течению. Реки для персов священны, и их надо оберегать от скверны. Всю верхнюю часть долины оставили под пастбище. Шатер Великого Царя, клялся Петух, стоит в начале равнины на расстоянии полета стрелы от реки.
Отряд устремился вниз, прямо под городские стены, и вошел в быструю воду. Эврот в Лакедемоне течет с гор, и даже летом от его вод немеют ноги. Асоп же оказался еще хуже. Ноги заледенели моментально. Он был таким холодным, что мы испугались за свою жизнь,– если придется выбираться и бежать, то ноги могут не послушаться.
К счастью, через несколько стадиев река стала мельче. Мы свернули в узлы свои плащи, положили на повернутые чашей вниз щиты и стали толкать их перед собой. Враг построил молы для ослабления течения, чтобы коням и людям было легче пить. На молах стояли заставы, но видимость в туман и ветер была такая плохая, час был таким поздним, а часовые – такими самоуверенными, что мы смогли проскользнуть мимо, нырнули в водослив и выбрались из воды в тени берега.
Вышла луна. Петух не мог различить шатер Великого Царя.
– Он был здесь, клянусь! – Он указал на возвышенность, где не виднелось ничего, кроме хлопающих на ветру палаток конюхов да солдат оцепления, которые стояли между ними и жалко ежились рядом с лошадьми.– Наверное, его перенесли: Диэнек обнажил меч и собрался перерезать Петуху горло, как предателю. Петух клялся всеми богами, каких мог вспомнить, что он не лгал.
– В темноте все выглядит иначе,– предположил он, заикаясь.
Его выручил Полиник.
– Я верю ему, Диэнек. При такой тупости как все не перепутать?
Мы стали красться дальше – по горло в ледяном потоке, который холодил мозг наших костей. Диэнек ногой запутался в придонных водорослях, и ему пришлось ксифосом обрубить их, чтобы освободиться. Он фыркнул.
Я спросил, что его рассмешило.
– Я просто задумался, можно ли оказаться в более жалком положении.– Он мрачно усмехнулся.– Пожалуй, разве что если какая-нибудь речная змея заберется мне в задницу и выведет там пяток змеенышей…
Вдруг рука Петуха толкнула моего хозяина в плечо.
В сотне шагов впереди виднелся еще один мол и водослив. На песчаном берегу стояло три ряда шатров, и от них вверх по склону змеилась освещенная лампами дорожка мимо загона для лошадей, где держали дюжину покрытых попонами боевых коней, таких великолепных, что каждый, наверное, стоил годового дохода какого-нибудь небольшого города.
Прямо над загоном возвышалась дубовая роща, освещенная железными светильниками, раскачивающимися на ветру, а позади, за линией египетских пехотинцев, виднелся шатер с царскими флагами, такой просторный, что в нем могло уместиться целое войско.
– Вот,– указал Петух.– Это шатер Ксеркса.
Глава тридцать первая
Мысли воина непосредственно перед боем, как часто замечал мой хозяин (всегда называвший себя исследователем страха), следуют неизменным путем. Всегда возникает пауза, часто всего на один удар сердца, когда перед внутренним взором открывается следующее тройственное видение, обычно в одном и том же порядке: сначала в глубине сердца возникают лица любимых, которые не разделяют с воином непосредственную опасность,– жены и матери, детей, особенно если это дочери, особенно если совсем юные. Лица тех, кто останется под солнцем и сохранит в своем сердце память о нем, воин видит с нежностью и сочувствием. Им он посылает свою любовь и прощальные слова.
