Станислав Федотов - Возвращение Амура
– Значит, так, – сказал Вогул. – Между бричкой и тарантасом есть заметный промежуток – это нам на руку. В самый раз попадут под завалы. Ты остаешься здесь, а я пошел на вторую осыпь. Камень подбери покрупнее и следи за мной: как только подам сигнал, бросай его на свою осыпь. Понял?
– Чаво тут не понять? – зевнул Хрипатый во всю пасть и клацнул крепкими белыми зубами так, что кони разом перестали щипать траву и подняли головы.
Ему бы клыки, подумал Григорий, был бы чистый медведь-оборотень.
– Ну, я пошел, – сказал он. – Минут через десять они будут под нами.
– Сперва под нами, а потом – над нами, – хохотнул напарник.
Надо же, какая trait malin,[46] подумал Григорий, передвигаясь к заранее намеченному месту, откуда вернее всего устроить камнепад. Ну ладно, у меня – свой счет к генералу, а этот идет на убийство ни в чем перед ним не повинного человека, да еще и шутит.
Ему вдруг стало до спазма в желудке неприятно это единение с отпетым головорезом. Однако чей-то голос в голове произнес с откровенной издевкой: «А случай с Дутовым?» А что с Дутовым? – внутренне вскинулся Григорий. – Просто я оказался в нужное время в нужном месте. И деньги Дутову были уже не нужны…
Увидев, что времени осталось совсем ничего до свершения акта, Вогул с радостным облегчением выбросил из головы никчемушные мысли и поднял руку, привлекая внимание Хрипатого. Два верховых казака и тройка с бричкой оказались под нависшим «языком» первой осыпи, тарантас и замыкающие казаки что-то замешкались, не успевая втянуться в смертельно опасную зону. Вогул подождал еще три-четыре секунды, но, заметив, что его жертвы вот-вот выберутся из-под удара, по крайней мере, верховые уже точно выбрались, он махнул рукой Хрипатому, и сам бросил на каменную рассыпуху заранее приготовленный «затравник» – кусок скалы размером с человеческую голову.
Камень ударился в осыпь, выбросив из нее вниз по склону несколько обломков поменьше и покатился дальше, стуча по щебенке и подпрыгивая; выброшенные обломки сдвинули следующие, и вдруг весь «язык» ожил, зашевелился и потек, стремительно наращивая скорость. Первоначальный щелкающий шум перерос в грохот, и дорогу накрыло сложившимся из огромного множества разноразмерных кусков горной породы сокрушительным камнепадом и густым облаком рыжей пыли.
Вогул глянул левее: там «сработала» осыпь, спущенная Хрипатым. Из-за пыли внизу ничего не было видно, но Григорий догадывался, что, по крайней мере, верховые казаки должны были остаться невредимыми. Подумалось: оно и к лучшему, смерть или даже ранения безвинных людей не лягут на совесть тяжким грузом. А что же с остальными? Дожидаться, пока пыль осядет, – долго, да и небезопасно: вдруг казаки догадаются, что камешки не сами по себе сыпанули.
– Уходим, – вернувшись к шалашу, сказал Григорий Хрипатому.
Тот хмыкнул:
– А закусить? Вона и кулеш поспел. Дело сделано, имеем право. Да и помянуть новопреставленных не мешает.
– А ну как гости незваные нагрянут?
– Откуль? К нам сюда и ходу снизу нету – только в объезд. А то им неведомо. Так что не боись!
– Я свое в Африке отбоялся, – буркнул Вогул, присаживаясь к костру. Он досадовал, что не додумался сам до таких простых вещей и предстал трусоватым в глазах байкальского головореза.
– В Африке? А где это? – круглое лицо Хрипатого, окруженное спутанной пшеничной шевелюрой сверху и такой же бородой снизу, столь смешно сморщилось в искреннем недоумении, что Вогул не выдержал и фыркнул: вот ведь как – бандит, убийца и сущий любопытный ребенок в одном обличье.
– Далеко, – тихо отсмеявшись, ответил Григорий. – За лесами, за морями… Тебе это знать ни к чему.
Хрипатый обиженно засопел, но спорить не стал – выдернул из подсумка, лежавшего в сторонке, бутылку водки, разлил по глиняным кружкам. Вогул тем временем разложил по глиняным мискам кулеш с салом, бросил на тряпицу пару пучков черемши, нарванной во время обследования осыпей – этот весенний дикий чеснок он готов был есть каждый день: до того он вкусен и полезен, – и нарезал крупными ломтями ноздреватый ржаной хлеб.
Выпили не чокаясь, как полагается на поминках. Заели черемшой и принялись за душистый кулеш. Вогул чуть ли не каждую ложку захрумкивал острой до сладости зеленью. Хрипатый проглотил несколько ложек и налил по второй:
– Особливо помянем Хрисанфа Ведерникова. Добрый был казак.
– Так, может, он жив? – возразил Вогул. – Казаков вроде бы не зацепило.
– Не-а, – мотнул головой Хрипатый и промокнул глаза рукавом: жалко ведь безвинно загубленного. – Его булыгой по голове хряснуло – я видел.
Григорий промолчал, и они опять выпили.
А внизу, на дороге, Вася Муравьев, Мазарович и три казака лихорадочно разбирали каменную кучу, за несколько секунд выросшую над бричкой генерал-губернатора. Скальные обломки опрокинули экипаж, поранив и запутав в постромках лошадей, которые сейчас жалобно ржали и рвались из упряжи, тяжело ворочаясь в кустах по другую сторону дороги. В стороне на обочине лежал четвертый казак, прикрытый попоной: ему разнесло голову. Тот, который был с ним в паре, уцелел, благодаря своей лошади, видимо, почуявшей опасность и вовремя рванувшейся вперед.
Тарантас адъютантов не пострадал, как и его пассажиры. Буквально за две минуты до камнепада правивший упряжкой Иван Мазарович, задремав, запутался в вожжах и остановился, чтобы разобраться, что там да почему, – это их и спасло. Сейчас он и Вася со слезами на глазах остервенело разбрасывали крупные куски, отгребали руками мелкую щебенку, стремясь поскорее добраться до перевернутой брички. Перчатки тонкой кожи моментально порвались, острые края камней резали руки до крови, но молодые офицеры не обращали на эти мелочи внимания.
– Поосторожней, господа, – раздался вдруг знакомый голос, – зашибете ненароком – обидно будет.
Адъютанты сначала остолбенели, глядя, как из кустов на дорогу выбираются генерал-губернатор и его порученец, а затем с радостными воплями бросились обнимать не иначе как чудом спасшихся шефа и своего товарища.
– Дядюшка! Николай Николаевич! Да как же так повезло-то! – Вася, не стесняясь, заплакал на плече Муравьева, в то время как Мазарович помогал вылезти на дорогу сильно хромавшему Вагранову.
Генерал погладил поручика по курчавой голове – Вася в суматохе где-то обронил фуражку – отстранил его и перекрестился:
– Не иначе как Бог помог да молитвы Екатерины Николаевны: она обещала каждодневно просить за нас святую Екатерину. Нас с Иваном выбросило в кусты. А там кто? – кивнул он на прикрытое попоной тело.
– Хрисанф Ведерников, ваше превосходительство, – доложил урядник Черных. Голос его был хриплым, а вид смертельно усталый. – Камнем его… в голову…
– Семья, дети есть?
– Как не быть? Отец с матерью, жена, ребятишек двое, мал-мала.
– Вернемся, напомни – окажем помощь. – Муравьев вздохнул и снова перекрестился. Перекрестились и остальные. – А тело предадим земле в ближайшем селении.
Генерал как бы внутренне встряхнулся и снова стал прежним – деятельным, распорядительным. Глядя на него, взбодрились и остальные.
– Быстро помогите лошадям. Бричку придется бросить – вряд ли она уцелела. А багаж надо достать. Я и Василий поедем верхом, Ведерникова и Вагранова – в тарантас к Мазаровичу…
– Николай Николаевич, – попытался возразить порученец, – я могу верхом…
– У тебя, Иван, нога ушиблена, лучше отлежаться. И давайте чистить дорогу для тарантаса, а то придется тут ночевать.
– Тьфу! – сплюнул Вогул, глядя, как люди внизу расчищают дорогу. – Уцелел, misérable![47]
– А я их из ружьишка, – зевнул Хрипатый и перекрестил рот. – Как зайцев, запросто!
– Я бы и сам… – снова сплюнул Григорий, – да не велено.
– Ну, другого случая и не знаю…
– Ничего, Фортуна еще повернет свое колесо. Мне спешить некуда.
Глава 7
– Наконец-то ты сможешь мне все рассказать, – произнесла Катрин, усадив Анри в кресло в гостиной. – Нам никто не помешает: Элиза уехала в город к Волконским, у нее музыкальные занятия с Леночкой и Мишелем, а слуги без вызова не явятся…
Она говорила быстро, торопливо и глядела ему в лицо блестящими влюбленными глазами. Он был уверен, что – влюбленными: ведь она сама позвала его, когда муж уехал, а компаньонка отправилась по своим делам, прислала даже мальчика с запиской: «Приходи, другого времени может не быть». Что это, как не приглашение на любовное свидание? Правда, немного похоже на Испанию, ему бы еще явиться в маске, черном плаще и с гитарой, но Катрин и в нежном девичьем возрасте отличалась экстравагантностью – так что удивляться не приходится.
