Бернард Корнуэлл - Песнь небесного меча
Я успел лишь приготовиться встретить орущих людей… Но когда тем осталось промчаться последние несколько шагов, а нам — лишь умереть здесь, кто-то позвал нас в «стену щитов». «Стена» выбрала весьма удачное место для построения: перед нами извивалась одна из многочисленных канав Канинги. То была не ахти какая канава, просто ложе илистого ручья, но атаковавшие нас люди стали спотыкаться на ее скользких склонах. И тогда мы ринулись вперед.
Пришла наша очередь вопить, и моя ярость выплеснулась в красном неистовстве битвы.
Я замахнулся громадным топором на споткнувшегося человека. Тот не успел еще восстановить равновесие, и мой боевой клич превратился в торжествующий вопль, когда лезвие врезалось в его шлем, разрубив пополам череп и мозг. Хлынувшая кровь казалась черной. Продолжая кричать, я выдернул топор и замахнулся снова.
Я забыл обо всем, кроме безумия, отчаяния и гнева.
Веселье битвы. Безумие крови.
Воины, которых следовало убить.
И наша «стена щитов» двинулась к краю канавы, в которой барахтались наши враги.
То были мгновения неистовой резни; клинков, сверкающих в свете луны; черной, как деготь, крови и криков людей — криков диких, как вопли птиц в темноте.
И все-таки врагов было куда больше, и они окружали нас с флангов. Все мы погибли бы там, у столба с цепью сторожевого корабля, если бы с бортов привязанного судна не попрыгали новые люди и не побежали по мелководью, чтобы атаковать наших врагов слева.
Но людей Хэстена все равно было больше, и они протискивались из задних рядов, мимо умирающих товарищей, и кидались на нас.
Нам пришлось медленно отступать — не только под натиском их оружия, но и под натиском их массы, а у меня не было щита. Я размахивал топором, сжимая топорище двумя руками, рыча, удерживая людей на расстоянии тяжелым лезвием, хотя копейщик, находившийся за пределами досягаемости моего топора, все время тыкал в меня копьем. Рядом со мной Райпер: он подобрал упавший щит и делал все, что мог, чтоб прикрыть меня, но все равно копейщик ухитрился нанести удар мимо щита и пропороть мне лодыжку. Я замахнулся топором, и тяжелое лезвие ударило врага в лицо.
Потом я выхватил из ножен Вздох Змея; его вопль был песней войны. Моя рана оказалась несерьезной, чего нельзя было сказать о ранах, которые наносил Вздох Змея.
Какой-то безумец, широко разинув рот и показывая беззубые десны, замахнулся на меня топором. Вздох Змея легко и изящно отобрал его душу — так изящно, что я торжествующе засмеялся, выворачивая клинок из живота врага.
— Мы сдерживаем их! — взревел я, и никто не заметил, что я кричу по-английски.
Но, хотя наша маленькая «стена щитов» и впрямь стойко держалась, стоя перед громадным столбом, нападающие обошли нас слева, и люди на нашем левом фланге, на которых напали с двух сторон, бросились бежать. Спотыкаясь, мы подались назад, чтобы последовать за ними.
В наши щиты врезались клинки, топоры расщепляли доски, мечи звенели о мечи — и мы отступали, не в силах сдержать такое множество врагов. Нас оттеснили от огромного причального столба, и теперь в небе было достаточно света, чтобы увидеть зеленую слизь, облепившую столб, на котором ржавела цепь.
Люди Хэстена издавали оглушительный победный клич, широко разинув рты; их глаза ярко блестели от разгоревшегося на востоке света. Они знали, что победили, а мы просто бежали прочь.
У меня просто нет слов, чтобы описать момент перед тем, как рассвет занялся в полную силу.
Шестьдесят или семьдесят воинов пытались нас убить; они уже прикончили нескольких членов команды сторожевого корабля, а остальные люди с этого судна бежали обратно на затопляемую приливом береговую полосу, в густую грязь. Я снова подумал, что мне предстоит умереть здесь, где море гонит рябь по скользкому мелководью…
Но нападавшие на нас люди удовольствовались тем, что отогнали нас от столба, а затем вернулись к этому столбу и намотанной на него цепи.
Некоторые наблюдали за нами, словно приглашая нас осмелиться вернуться на твердую землю и бросить им вызов, в то время как остальные рубили цепь топорами.
За ними — там, где гасли последние звезды — я увидел корабли Хэстена, дожидающиеся возможности выскользнуть в море: они чернели на фоне самой темной части неба.
Топоры со звоном рубили, а потом прозвучал радостный крик, и я увидел, как тяжелая цепь скользнула по грязи, как змея. Отлив уже превратился в сильный прилив, и сторожевой корабль поворачивался на восток — его несла в ручей вздымающаяся вода. А я ничего не мог сделать, только наблюдать, как Хэстену открывают путь к бегству.
Теперь нападавшие на нас люди бежали обратно на свой корабль. Цепь исчезла в мелкой воде — сторожевой корабль медленно тащил ее прочь.
Я помню, как брел по грязи, спотыкаясь, держа одну руку на плече Райпера, а моя левая нога хлюпала в полном крови сапоге. Сжимая Вздох Змея, я понимал, что не могу помешать увезти Этельфлэд в плен куда хуже нынешнего.
«Теперь выкуп удвоят, — подумал я, — а Хэстен станет повелителем воинов, человеком, чье богатство превосходит даже его безмерную алчность. Он соберет армию и придет, чтобы уничтожить Уэссекс. Он сделается королем, и все это произойдет лишь потому, что перерубили цепь и наконец-таки открыли путь из Хотледжа».
И тут я увидел Хэстена. Он стоял на носу своего корабля, который, как я знал, носит название «Дракон-Мореплаватель». Это судно держалось впереди всех кораблей, ожидающих, когда устье ручья будет открыто.
Хэстен в доспехах и плаще гордо стоял под головой ворона, венчающей нос его корабля. Его шлем блестел в наступившем рассвете, клинок обнаженного меча сиял, сам он улыбался. Он победил. Я не сомневался — Этельфлэд на этом корабле, а за ним ждали двадцать других: флот Хэстена и его люди.
Люди Зигфрида и Эрика добрались до ручья и спустили на воду несколько судов, которые пощадил огонь. Они завязали сражение с кораблями Хэстена, находившими в арьергарде, и в зареве горящих кораблей я увидел блеск оружия. Там снова гибли люди, но все это было уже слишком поздно. Ручей был открыт.
Сторожевой корабль, который удерживался только цепью на носу, поворачивался все быстрее. Я знал — спустя несколько биений сердца узкий проход станет широким. Я наблюдал, как весла Хэстена глубоко погружаются, чтобы удержать «Дракона» против прибывающего прилива, и понимал, что в любой момент на эти весла сильно налягут, и я увижу, как стройное судно промчится мимо сидящего на мели сторожевого корабля. «Дракон-Мореплаватель» уйдет на восток, к новым укреплениям, к судьбе, которая принесет Хэстену королевство, некогда называвшееся Уэссексом.
Мы молчали. Я не был знаком с людьми, рядом с которыми сражался, а те не знали меня. Мы стояли молча, безутешные незнакомцы, и наблюдали, как выход из ручья ширится и светлеет небо.
Солнце почти коснулось кромки мира, восток разгорелся красным, золотым и серебряным светом. И солнечный свет отразился на мокрых лопастях весел корабля Хэстена, когда его люди вынесли их далеко вперед.
На мгновение их отражение ослепило меня, а потом Хэстен прокричал команду, лопасти исчезли в воде, и длинный корабль рванулся вперед.
И только тут я осознал, что в голосе Хэстена звучит паника.
— Гребите! — кричал он. — Налегайте!
Я не понял, почему тот паникует. Ни одного из кораблей Зигфрида, на которые в спешке погрузились люди, не было рядом, перед Хэстеном лежало открытое море, и все-таки в его голосе звучало отчаяние.
— Гребите! — завопил он. — Гребите!
И «Дракон-Мореплаватель» еще быстрее заскользил навстречу ярко-золотому морю. Его драконья голова с задранным носом и оскаленными зубами бросала вызов восходящему солнцу.
А потом я увидел, почему паникует Хэстен: приближался «Морской Орел».
Финан принял решение. Позже он объяснил мне, почему решил именно так, но даже много дней спустя ему было трудно понять почему. Им руководил не только разум, но и инстинкт. Он знал: я хочу открыть ручей, однако, приводя «Морского Орла» в Хотледж, Финан снова преграждал путь в море. И все-таки он это сделал.
— Я увидел твой плащ, — объяснил он.
— Мой плащ?
— Зигзаг молнии, господин. Ты защищал столб с цепью, а не атаковал его.
— А если б меня убили? — предположил я. — И мой плащ забрал враг?
— А еще я узнал Райпера, — сказал Финан. — Этого уродливого коротышку ни с кем не спутаешь, верно?
Поэтому Финан велел Ралле привести «Морского Орла» в ручей. Они притаились у восточного конца Острова Двух Деревьев — клочка болот и грязи, образовывавшего северный берег входа в канал, и с прибывающим приливом Ралла вошел в Хотледж. Перед тем, как войти в ручей, он приказал втянуть весла, а потом направил «Морского Орла» так, чтобы корабль прошелся по веслам одного из бортов «Дракона-Мореплавателя».
