Андрей Зарин - Живой мертвец
По своей должности Иван Петрович был скорее просто обер-полицеймейстером и старался как можно лучше исполнять свои обязанности.
Москвичам он пришелся особенно по душе за свое хлебосольство, радушие и веселый нрав. В доме у него всегда толпилось много народу, и он радовался званому и незваному, стремясь каждого напоить, накормить и всячески обласкать. К нему-то и направился прежде всего Семен Павлович.
Был еще ранний час, но приемная Архарова уже была заполнена людьми всяких рангов и званий. Брыков подошел к стоящему у дверей офицеру и спросил его, как повидать Архарова.
— А никакой хитрости! Он сейчас выйдет, к вам подойдет, вы и скажете.
И действительно, почти тотчас распахнулась внутренняя дверь, и в зал вошел Архаров в сопровождении адъютанта, своего неизменного спутника, пруссака Гессе.
Когда император назначал Архарова, тот оговорился, что совершенно забыл военное дело.
— Ну, я дам тебе знающего! — сказал государь и назначил ему в помощники полковника Гессе.
Тот забрал в свои руки всю военную часть и действительно так повел дело, что собранный им из разных полков батальон навеки стал образцом дисциплины и выправки. Слово «архаровец» сохранилось как нарицательное от того времени.
Затянутый в мундир, сухой и высокий, с бесстрастным лицом, Гессе выступал подле Архарова журавлиным шагом, словно на параде. Сзади, вытянувшись и боясь сделать неосторожное движение, шагал адъютант, и среди них толстый и коротенький Архаров с веселым лицом производил впечатление живого человека среди восковых фигур. Все с улыбкой смотрели на него и развеселились, когда услышали его сипловатый голос:
— А, старушка Божия! По какой нужде?
— Милостивец ты мой, — заголосила старушка, — вызволи! Кварташка совсем жить не дает. Вишь, понравилась ему моя Буренка, так дай ему! Так и цепится.
— Ладно, ладно! Бумага при тебе? Здесь? Ну, отдай ее вот ему! — и обер-полицеймейстер пошел далее.
Собственно, трудных дел или каких-либо кляузных он никогда не решал, предпочитая сдавать их в свою канцелярию, но каждого просителя обнадеживал ласковым словом.
— А у тебя, сударь мой, какая нужда? — спросил он у Брыкова.
— Секретное дело, — ответил он поклонившись, — желал бы с глазу на глаз!
Архаров с любопытством взглянул на него и, увидев на его лице напряженное ожидание, тотчас же согласился.
— Ну, ну, подожди немного! — сказал он и стал обходить других просителей.
Зал мало-помалу пустел. Архаров спросил последнего и ушел во внутренние покои. Брыков в унылом ожидании прислонился к стене, но подошедший к нему вскоре адъютант попросил его к генералу. Брыков вошел в обширный кабинет. Архаров, расстегнув сюртук, махал руками, чтобы размять затекшее тело.
— А! Ты, сударь! Фу, фу! Ну и умаялся я нынче! Сколько народа этого! Дела! Ну, какой у тебя секрет?
Брыков изложил свое дело и почтительно замолчал. Архаров выслушал, и вдруг его лицо расплылось в улыбке.
— Ха-ха-ха, — засмеялся он, — выморочный, значит! Жив и будто мертв! Вот потеха-то! Как же так Антон Кузьмич ошибся?
— Был введен в заблуждение оговором.
— Так. Ну и что же теперь?
— Я желал бы вступить в службу, — сказал Брыков, — да полковник не принимает.
— Как же это он может?
В это время в беседу вступил Гессе, до того времени молча стоявший у письменного стола.
— Полковник, — сказал он ломаным русским языком, — ничего не могит здесь делайт. Они умер.
— Брось, — остановил его Архаров, — видишь, что жив.
— И умер! — повторил с ударением Гессе. — Господа офисер исключаются из списков только императорским приказом. Императорски слово — закон. Император подписал умерл — и, значит, умерл! Полковник Авдеев ничего не могит делайт.
Архаров остановился посреди комнаты и переводил взгляды с Брыкова на своего Гессе и обратно. Когда он смотрел на Брыкова, его лицо выражало сожаление, когда на Гессе — удивление. Наконец он покачал головой, развел руками и воскликнул:
— Вот так штука! А ведь Густав Карлович прав! Царское слово — закон! Что же делать ему? — обратился он к Гессе. — Присоветуй!
— Просить царя, — ответил Гессе. — Ви подавайт просьбу через полковника, и он пусть говорит. Государь будет назад ехать скоро.
— Вот-вот! — обрадовался Архаров, — я тоже скажу, ежели к слову будет. Государь через полтора месяца назад будет, а до тех пор я уж тебе позволю: живи как мертвый!.. — И он засмеялся, отпуская Брыкова.
Семен Павлович пошел к шефу и рассказал про беседу с Архаровым.
— Ну, вот это дело, — решил полковник. — Пишите, а я доложу.
Брыков устал и зашел к Ермолину. На этот раз последний был один, а потому мог внимательно выслушать сообщение приятеля о визите к Архарову.
— Плохо твое дело! — сказал он, пуская клубы дыма из длиннейшего чубука. — И, знаешь, я тебе по дружбе скажу: всю эту штуку тебе Митька подстроил.
— Дмитрий? — с изумлением воскликнул Брыков. — Да ему зачем?
— А наследство?
Брыков вспомнил поведение брата и побледнел. Господи, да неужели он хотел лишить его жизни? Нет, он не такой злодей!
— Вот увидишь еще! — сказал Ермолин. — Ты знаешь, он по болезни в отставку подает?
— Да ну?
— Вот тебе и ну! Уедет к тебе в имение и заживет.
— Да я-то еще жив!
— Жив да не жив!
Семен Павлович вне себя поспешил домой.
А в это время Дмитрий сидел в своей гостиной, уставленной мебелью брата, и, сося мундштук, беседовал с подьячим из гражданской палаты, Дмитрием Авдеевичем Вороновым. Невысокого роста, почти без талии, с лицом, на котором искрились маленькие свиные глазки и краснел вздернутый нос, Воронов стоял перед хозяином полусогнувшись и подлой улыбкой обнажал гнилые зубы. В Москве он слыл за умную каналью, способную запутать и распутать любой узел. Члены палаты зачастую звали его и спрашивали: "Ну, как тут делать, по-твоему?" — и он помогал им в их решениях, не забывая и себя, и медленно, неуклонно из поповичей пробираясь в служилое дворянство.
— Мне бы только исправником где-нибудь стать! — говорил он с вожделенным вздохом.
Теперь Дмитрий Брыков вызвал его к себе на совет, внимательно слушал его вкрадчивую речь, и по мере слов подьячего его лицо прояснялось, и он все веселее и веселее кивал головой.
— Так, по-твоему, выгорит?…
— Беспременно-с! Раз руки нет…
— И теперь шиш?…
— Хи-хи-хи! Обязательно!
— Ну, смотри, чернильная душа! — весело смеялся Брыков. — Вот тебе теперь десять рублей. Выгорит мое дело — еще сто дам, а не выгорит, ну, тоже на орехи получишь!
— Опасаться совсем нечего, — сказал Воронов, торопливо пряча деньги.
— А теперь, значит, хлопочи изо всех сил! Ну, иди!
Воронов низко поклонился Дмитрию и неслышно скользнул за двери, а Брыков радостно потер себе руки и улыбнулся, кому-то подмигивая.
IX
ПРИШЛА БЕДА — ОТВОРЯЙ ВОРОТА
Семен Павлович едва переступил порог своего дома, как кровь забурлила в нем от негодования. Его квартира была так же пуста, как и вчера.
— Что же это такое? — воскликнул он. — Брат обещал сегодня все вернуть! Никого не было? А?
— Какое! — с возмущением ответил старый Сидор. — Я посылал к нему Павлушу, так Дмитрий-то Власович его взашей! Вот! Да еще говорит: "Я вас вот скоро к себе переволоку!"
— Он с ума сошел! — с раздражением произнес Семен Павлович. — Ну, да увидим! — И, надев шляпу, быстро пошел к своему брату.
С каждой минутой раздражение в нем росло. Слова Ермолина словно оправдывались на деле, но он еще не хотел верить в такую бессовестную наглость брата. Он не вошел, а почти вбежал в его комнату и закричал с порога:
— Дмитрий, что же это значит? Как ты смел?
Брыков, что-то писавший у стола, быстро кинул в стол бумаги и вскочил. В первое мгновение он растерялся, но тотчас оправился и надменно произнес:
— Тсс! Что вам надо? Что вы врываетесь ко мне с криком?
Семен Павлович оторопел.
— Как? — снова закричал он. — Ты в мое отсутствие ограбил меня и еще не знаешь, что я требую? Неужели ты хочешь судиться со мною? Опомнись!
— Ха-ха-ха! — злобно засмеялся Дмитрий. — Это ты, а не я, должен опомниться! Судиться! Ха-ха-ха! Да кто ты? Что ты? Ты мертвый!.. Тебя нет!
— Ка-ак?
— Не кричи! Ведь ты сам знаешь это, да и все знают! Для чего ты был у Архарова? А? Что он тебе сказал? А?
Семен Павлович совершенно растерялся.
— Так и брось фордыбачить, — насмешливо посоветовал Дмитрий, — а иди с Богом!.. Впрочем, — прибавил он, — я тебе пришлю кое-что из рухляди!
— Подлец! — теряя терпение, закричал Семен Павлович. — Значит, ты меня и отравлял?
Дмитрий побледнел, но не смутился.
— Иди, иди! — сказал он, стараясь казаться спокойным. — Федька, проводи барина!