Лен Дейтон - Бомбардировщик
– А меня никто не спрашивал об этом, герр доктор, – ответил Левенгерц.
– Но это было более двух лет назад, – вмешался Блессинг.
– Если бы допуск на Гиммеля отменили, мне бы непременно сообщили об этом, – сказал Реденбахер.
– Даже люди, имеющие допуск, вовсе не непогрешимы, – заметил Блессинг, доставая из кармана сложенный вчетверо лист бумаги. – Разрешите мне зачитать часть письма, написанного Гиммелем. Это из письма, адресованного его отцу и датированного двадцать седьмым мая тысяча девятьсот сорок третьего года. «Если прорвутся гигантские английские бомбардировщики, ты не тревожься, потому что прорывы эти – часть плана фюрера. Бабушка и двоюродный брат Пауль должны погибнуть, а наши города должны превратиться в руины, ибо все это – часть грандиозного стратегического плана, который мне, с моим ограниченным умом, невозможно даже представить себе. Оказывается, показателем гениальности наших высших руководителей является как раз то, что они могут позволять американцам и англичанам сбрасывать на нас бомбы, несмотря на то что в общем-то войну они проигрывают. Верь фюреру, он полон самых различных неожиданностей».
Блессинг с победоносным видом посмотрел на всех.
– Ну и как? – спросил он. На некоторое время в комнате воца рилась напряженная тишина.
– Что «ну и как»? – спросил наконец Левенгерц. – Разве это не благородное патриотическое письмо?
– Это свинство, – заявил Блессинг. – Сарказмом от этого письма несет за целый километр.
– Какой сарказм? – спросил Реденбахер. – Вы улавливаете здесь какой-нибудь сарказм? – спросил он Штаркхофа.
– Манера писать и стиль могут вводить в заблуждение, – заметил Штаркхоф.
Блессинг снова посмотрел на письмо.
– По-моему, – вмешался майор Реденбахер, – было бы лучше, если бы вы сообщили, какими другими уликами вы располагаете.
– Похищенный документ вчера и позавчера вечером был в прикроватном шкафчике Гиммеля, – опять начал Блессинг. – Мне донесли об этом наши люди. При всем уважении к вам, герр майор, я прошу разрешения арестовать шпиона Гиммеля и заключить его в военную тюрьму в Гааге, где против него будет подготовлено дело.
– Будет подготовлено? – возмущенно повторил Реденбахер. – Мы живем в национал-социалистской Германии в тысяча девятьсот сорок третьем году, Блессинг, а не в какой-нибудь маленькой, ничего не значащей республике! Мы действуем по правилам и законам, а не в соответствии с какими-то туманными предположениями и догадками. Если вы хотите взять из моей, находящейся на передовой линии, части одного из наиболее опытных летчиков, то должны представить более веские доказательства!
– При всем уважении к вам, герр майор, борьба с коммунистическими шпионами и предателями – это тоже передовая линия. Ваш долг состоит в том, чтобы разрешить мне арестовать Гиммеля и направить его в тюрьму, где ему и следует быть.
– Я вовсе не нуждаюсь в ваших напоминаниях о моем долге, Блессинг, – сказал Реденбахер. – А что касается борьбы с коммунистами, то я участвовал в ней на улицах Эссена еще тогда, когда вы под стол пешком ходили.
– Вы отказываетесь выдать преступника? – спросил Блессинг.
– Нет-нет-нет! – вмешался Штаркхоф. – Герр майор выразил свое отношение к этому вопросу весьма ясно, Блессинг. И по-моему, весьма обоснованное отношение. Он рекомендует вам собрать более веские доказательства и тщательно обосновать ваши предположения, с чем я совершенно согласен. В настоящий момент я действительно не могу поддержать вас, Блессинг. По-моему, вам лучше оставить этого Гиммеля под наблюдением командира и попросить не выпускать его за пределы базы.
Штаркхоф выбрал для своих слов наиболее подходящий момент, ибо Блессингу потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что его перехитрили.
– Хайль Гитлер! – громко произнес Блессинг и щелкнул каблуками.
– Хайль Гитлер! – одновременно ответили ему Реденбахер, Левенгерц и Штаркхоф.
Блессинг вышел из домика первым. Штаркхоф несколько задержался, чтобы пожать руки обоим летчикам. Уже взявшись за ручку двери, он вдруг обернулся и, улыбнувшись, сказал:
– Блессинг, конечно, забавен, господа, но в результате всего этого досье на Гиммеля может стать моей личной ответственностью. Если это произойдет, нам придется поговорить, когда я вернусь, более серьезно, чем сегодня. И вам надо продумать, что именно сказать мне, ибо, как говорим мы, юристы, decipi quam fallere est tutius. – Он еще раз улыбнулся. – Герр обер-лейтенант Левенгерц переведет.
Штаркхоф вышел и закрыл за собой дверь.
– Безопаснее быть введенным в заблуждение, чем вводить в заблуждение, – тихо перевел Левенгерц.
– Виктор, как ты думаешь, он вмешался в вопрос об аресте Гиммеля только потому, что хочет взять это дело под свой контроль? – спросил Реденбахер.
– Да, полагаю, что именно поэтому, – ответил Ле– венгерц. – Теперь мне понятно, что его разговор со мной по пути сюда имел целью главным образом восстановить меня против Блессинга.
– Хитрая старая лиса, – пробормотал Реденбахер.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
При выборе участка для постройки аэродрома то обстоятельство, что местность неровная, не имеет существенного значения, ибо возвышения и впадины на ней можно легко сровнять. Решающий фактор – это дренаж. Жители Литл-Уорли всегда знали, что картофельные поля, расположенные к востоку от их деревни, всегда сухие из-за стока воды в Уитч-Фен. Подпочва в этом районе была достаточно прочной, чтобы выдержать вес тяжелого бомбардировщика. Поэтому никто не удивился, когда в начале войны сотрудники из министерства авиации, исследовав грунт, заявили, что район удобен для постройки аэродрома бомбардировочной авиации. Затем сюда прислали различные землеройные машины, бетономешалки, асфальтоукладчики. Рядом с деревней Литл-Уорли вскоре соорудили две пересекающиеся бетонированные взлетно-посадочные полосы, а вокруг них проложили дорогу, вдоль которой были построены капониры для самолетов. Как бы по мановению волшебной палочки всюду выросли сборно-разборные бараки, которые жались друг к другу, как большие серые слоны под холодными ветрами Восточной Англии. Появились здесь и ангары. Похожие на кафедральные соборы, они поднялись вверх выше церковной колокольни и заняли территорию больше, чем кладбище.
Прошло очень немного времени, и жителям Литл-Уорли уже казалось, что суматоха и суета от пребывания здесь тысячи восьмидесяти трех авиаторов существовали вокруг них испокон веков. На аэродроме появились и женщины, что немало встревожило жителей деревни. С накрашенными губами и завитыми волосами, эти женщины работали не меньше мужчин, а иногда их накрашенные губы произносили не менее сочные ругательства. Эти женщины являли собой внушающий опасения пример деревенским девушкам. Некоторые местные жители называли аэродром сатанинским гнездом нечестивых и в темное время старались обходить его как можно дальше и как можно скорее.
Вокруг всего аэродрома на круглых бетонированных площадках стояли тяжелые бомбардировщики эскадрильи. Опоясывавший аэродром забор высотой не меньше шести футов имел скорее символическое значение, ибо люди, движимые элементарной человеческой логикой, проделали в заборе большие дыры как раз в тех местах, где забор оказывался на кратчайшем пути от стоянок самолетов к деревенской таверне.
Сквозь одну из таких брешей в заборе проскочил небольшой грузовик, доставивший на аэродром авиаторов после кратковременного отдыха во время уик-энда в доме Кознов. Грузовик резко затормозил. Дигби и Бэттереби ударились головой о металлические стойки.
– Держись! – крикнул сидевший в кабине капитан Суит.
– Запоздалое предупреждение, – проворчал Дигби. Грузовик ос тановился у административно-служебного здания второго авиаотряда. Когда с шумом открыли задний откидной борт, Суит подхватил миссис Ламберт за талию и снял ее на землю с таким изяществом в движениях, что этому мог бы позавидовать любой артист балета. Не снимая рук с талии миссис Ламберт, Суит деликатно поцеловал ее в щеку.
– Droit du seigneur (по праву господина – франц.), Ламберт! – крикнул он. – Водитель подвезет вас к оперативному отделу, миссис Ламберт. Кажется, там уже к чему-то готовятся.
У каждого бомбардировщика «ланкастер» суетились люди. Вокруг огромных четырехмоторных самолетов хлопотали авиационные механики, мотористы, электрики, техники по приборам, радиотехники и другие специалисты из наземных обслуживающих экипажей. В северном углу аэродрома виднелся ряд невысоких -холмиков, похожих на древнейшие захоронения. В каждый из них вел бетонированный вход. Их окружали земляные валы, защищающие от действия взрывной волны. Это был склад авиационных бомб. Здесь выстроились в очередь автомашины с прицепами для подвоза и подвески бомб. Оружейные мастера, низко наклоняясь к взрывателям и стабилизаторам, осторожно подталкивали бомбы к их местам в прицепах. Тут были и фугасные бомбы, и бомбы большой мощности, и ориентирно-сигнальные бомбы, и контейнеры, вмещающие по девяносто блестящих четырехфунтовых зажигательных бомб. Никто не выводил на них краской «Привет Гитлеру»; такими вещами занимались лишь фоторепортеры газет и журналов. Оружейные мастера ничего забавного в бомбах не находили, и им было не до шуток.
