Анна Нельман - Королева пиратов
– Как на счет маленькой провокации? – предложил Чарли своему редактору. – Сделаем фото!
– Фото? Но как? – Беррельас недоуменно выпучил глаза, чем позабавил своего приятеля.
– Аппаратом, который лежит в твоем сейфе!
– И где мы возьмем Мадам Вонг для этого снимка?!
– Сойдет любая китаянка, которая за несколько долларов согласиться помаячить на джонке! Снимем ее нечетко, вполоборота и напишем, что подкинули в редакцию конверт, и есть предположение, что это наша Шан.
Беррельас задумался, несколько минут он взвешивал «за» и «против», четко понимая, что движется по лезвию бритвы. Выдержав паузу, португалец произнес глядя в никуда:
– После этого они все тут сожгут. А гору пепла украсят обрубленными руками фотографа, держащими аппарат!
– Я сам все сделаю, мне просто нужно твое «добро»! Если ты против, я пойму…
– Чарли, ты считаешь меня трусом?! Вспомни, как в старые добрые времена мы попали под обстрел двух группировок! Журналиста-американца прикончили пулей в лоб, и он повалился прямо на мои новые белые брюки, которые мне пришлось выбросить!
– Дружище, но тогда у тебя не было семьи! На данный момент все по-другому и риск, на который мы идем, если честно, не оправдан…
– Всыплем этой надоедливой бабе розгами по заду! – решительно перебил Беррельас. – Я женат на женщине, которая все равно меня сживет со свету! Умереть годом раньше или годом позже…
Приятели сделали снимки и газета вышла. Весь день трезвонил телефон, поступали звонки из других изданий, представители которых требовали разъяснений и желали выкупить исходники. Бесконечно отвечая на вопросы, к вечеру редактор газеты, ставшей вдруг интересной всем вокруг, осип. Беррельасу начинало нравиться внимание, словно он возглавлял не выкидыш издательского рынка, а добротную прессу. Но была и оборотная сторона медали – ему пришлось объясняться в полиции и поведать сочиненную заранее историю, что некто подсунул конверт со снимком под дверь.
– И с чего вы сделали вывод, что это чертовка-Вонг? Если там не было сопроводительного письма? – спросил начальник полиции настороженно. Лицо его было красное от жары и распухло до такой степени, что глаз почти не было видно.
– А зачем, по-вашему, подсовывать под дверь редакции фотографию обычной женщины? – уточнил Беррельас.
– Может кто-то хотел вас одурачить! – торжественно выдал умозаключение блюститель закона.
– Возможно, нас нещадно надули! Именно поэтому в статье написано, что это всего лишь гипотеза! Мы не утверждаем, что это Мадам Вонг…
– Но и не отрицаете этого, – отозвался мужчина, отхлебывая воду из стакана и подняв щели, в которых укрывались глазницы, к потолку. Работающий вентилятор ничем ему не помогал, а только вызывал раздражение неприятным скрипом.
– Тогда ответьте мне на вопрос: почему этот человек подкинул именно вам снимок и не захотел получить огромное вознаграждение у властей?
– Любая другая газета потребует доказательства и не станет печатать материал, вызывающий сомнение. Этому человеку пришлось бы открыться и ждать последствий своего поступка.
– А вы не боитесь последствий?
– Рядом со зданием, в котором находится мой офис, – мусорка, обычно почти весь тираж был там приблизительно к обеду. А сегодня загляните – нет ни одного номера!
– Не хочу я заглядывать в вашу мусорку! Все, отбой! Не пойму пока, что мне с вами делать!
Беррельас учтиво поклонился, словно исполнил какой-то художественный номер и поспешил покинуть душный кабинет. Для него открывались новые горизонты, и мысленно он представлял, как из маленькой газетенки его детище вырастет в серьезного представителя гонконгской прессы.
Глава 5 Убить Беррельаса
– От нас ждут пикантных историй, Чарли!
– В тебе, дружище, проснулся аппетит?! И не только к еде, как я погляжу!
Англичанин с улыбкой наблюдал за тем, как хорошо его друг смакует стейк, запивая вкусное блюдо пенным элем. В Беррельасе проснулась уверенность, видимо у него появился стимул, и его существование наполнилось глубоким смыслом со вкусом хорошо прожаренной говядины.
– Ешь – как в последний раз! – рассмеялся Чарли.
– Я пью за тебя, мой добрый друг, за то, что ты открыл во мне второе дыхание, – произнес с наигранным пафосом редактор стремительно развивающейся газеты. – Я снова чувствую вкус жизни, и он невероятно приятен, хоть и приправлен острыми пряностями от морской ведьмы.
Друзья чокнулись посудой и опустошили бокалы, требуя еще выпивки. Чарли мог лишь пить, от еды его воротило. Всему виной были болезненные угрызения совести, лишающие его сна и радости жизни в целом. Англичанин все время ощущал беспокойство, тревогу.
– Что с тобой, Чарли? Ты сам не свой!
– Не могу объяснить, дружище. Столько всего навалилось! Возможно, что-то случилось дома… Я не могу дозвониться до Джессики, и это меня угнетает. Точнее, она не подходит к телефону. Скорее всего, она исполнила свою угрозу и отправилась к родителям, забрав Лили… И если начинаю думать, что придется жить без них, такая тоска нападает, что хочется мчаться домой, плюнув на все, и удержать их в своей жизни. Я понимаю, она достойна лучшего представителя подкласса «мужчина». Более ответственного, порядочного, заботливого…
Чарли почувствовал, как тоска снова сжимает своей холодной костлявой рукой его сердечную мышцу. Официантка-китаянка принесла эль и, многозначительно улыбаясь, спросила, не нужно ли еще чего-нибудь доброму господину. Англичанин отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, а его друг тихо произнес:
– Ты ей приглянулся! Она может стать отличным лекарством от твоей меланхолии! Высвободи энергию – займись сексом и избавься от глупых мыслей.
Чарли нахмурился. Подобные разговоры ему не были по душе. Стало вдруг невероятно грустно, что друг не понимает его страданий, шинкующих мысли на мелкие куски.
– Я провожу тебя до редакции, а потом прогуляюсь по берегу, – произнес сосредоточенно англичанин, смиренно дожидаясь, пока приятель закончит трапезу.
– Не жди! Я бы еще пошептался с официанткой, коль ты ее отвергаешь.
– Как знаешь! – равнодушно пожав плечами, отозвался Чарли, обрадовавшись тому, что может побыть наедине с собой и полелеять свои мрачные мысли.
Когда разразилась Вторая Мировая война, старикан Черчилль назвал Гонконг «неприступной крепостью», которая все же выкинула белый флаг под натиском Японии, бесстыдно воспользовавшейся тем, что британская опека ослабла (ведь большая их часть сражалась с немцами на европейских землях). К началу пятидесятых годов с приходом к власти в Китае коммунистов, в Гонконг хлынул поток беженцев, а британские власти поспешили восстановить на колониальных землях контроль. Теперь эта местность стремительно развивалась, несмотря на разгул преступности, наркотиков и проституции. Деньги, секс и власть – три бога, которым молится большая часть человечества. В Гонконге – в клоаке беспредела и преступности – это витало в воздухе. Совесть и честь были просто метафорами, украшающими небылицы.
Чарли шел через узкую улочку, где с двух сторон его окликали торговцы, предлагая что-нибудь приобрести. Китайцы делились на два лагеря: те, кто любил англичан и те, кто их ненавидел. От группы, не жалующей поработителей, можно было бы отделить еще одну разновидность местного населения – те, кто смирился с тем, что иностранцы главенствуют, и терпит это, стараясь из общения с ними извлечь максимальную выгоду. Запахло жареной рыбой, и Чарли почувствовал приступ голода, чему был несказанно рад. Однажды он услышал фразу «хочется жрать – значит живой», и в последнее время безразлично рассматривая еду, часто ее вспоминал. Первичные инстинкты управляют человечеством, и существование гомо сапиенса с древних времен определялось двумя основными желаниями: есть и совокупляться. Если первое способствовало продлению собственного жизненного цикла, то второе продлевало род, наполняя присутствие каждого индивидуума на планете земля смыслом.
– Кусок жареной говядины и готовая на все за несколько долларов официантка на коленке. Что еще нужно для счастья, Беррельас? – тихо бубнил мужчина себе под нос, представляя, что ведет беседу со своим другом. – Ах, да! Власть! Об этом модно размышлять в любое время года! Сломить волю большинства, чтобы манипулировать в угоду собственному эго! И еще инстинкт самосохранения – как же я забыл о нем?! Наши страхи, заставляющие содрогаться при мысли о смерти. Мы смелые до поры до времени, пока не увидим дуло, наставленное на нас. Вот тогда начинается самое интересное!..
В приятном общении с собственной персоной Чарли добрел до офиса. У двери стоял его друг португалец и сражался с замком, который судя по всему, был сломан. Видимо Беррельас исчерпал запас ругательств и от беспомощности смешно взмахивал руками. Англичанин некоторое время наблюдал за приятелем издали, но затем, как истинный джентльмен, направился на помощь. Чарли не успел – редактор набирающей обороты газеты все же справился с вредной преградой. Он скрылся за дверью и буквально через минуту раздался взрыв. У Чарли подкосились ноги, но он продолжал движение. На лестнице все было задымлено. Второй этаж остался цел, разнесло дверь и… Беррельаса!
