Николай Задорнов - Далёкий край
— Может быть, это Фомка? — спросил Пыжу.
— Нет, это не Фомка, — ответил отец. — Фомка охотится так же, как мы. Да он этой зимой пошел на Амгунь совсем в другую сторону. Туда ходят гиляки, и с ними приходят те двое лоча, которые убежали из своей страны и теперь живут на устье Мангму. Он пошел туда, чтобы встретиться с ними.
Фомка, сосед ондинцев, — бывший русский, поселившийся на Амуре и женатый на тунгуске. Его за русского никто не считал. «Он когда-то раньше был русским, сам забыл», — так говорили о нем. Ла знал след Фомки. Это тяжелый человек с большими лыжами. Совсем другой охотник подходил к ловушке сегодня. Этот был издалека и охотился по-своему.
— По следу, как по лицу, все видно, — сказал Ла сыновьям. — Он идет легко. На сучок никогда не наступит, — значит, глаз зоркий.
— Куда же он мог деться? Неужели взлетел?
— Нет, быть не может…
Оказалось, что охотник с разбегу спрыгнул с небольшого обрыва. Какой ловкий! Прыгнул раньше, чем доехал до отвеса.
Все разобрали по следам. И увидели на деревьях засечки. Русский звал соседей к себе.
Всем хотелось встретить этого человека и поговорить с ним. Ла поднялся и вырубил на коре дерева стрелку, показывающую дорогу к своему балагану. Так он приглашал русского к себе.
— У лоча лошадей много. Конский хвост не жалеют, — говорил Пыжу.
— В Мылках есть старик Локке. У него светлая борода, — рассказывал Ла. — Он эту бороду в косичку заплетает, потому что волосы сильно растут. У него дедушка был русский. Их род от русского идет.
Ла замотал головой.
— Маньчжуры боятся русских. У-ух, трусят!
Гольды засмеялись.
— Лоча народ рослый. У-у, такой высокий-высокий, стреляют метко, дерутся хорошо, на лыжах быстро бегают, — говорил Ла; он стал хвалить русских, как людей, которых видал редко и знакомством с которыми гордился. — Раньше, когда тут жили лоча, — хлеб рос. Когда русские ушли с Мангму — каменные столбы в тайге поставили, чтобы у этих столбов зимой встречаться с народами Мангму. У нас в верховьях Горюна такой столб был. Наши старики говорили — когда столбы упадут, лоча вернутся. Падека ходит туда охотиться, говорит — столбы уже упали. Лоча живут за горами. У них бороды большие.
Злая, бесснежная буря началась в тайге. Снег чуть не потоками льется с деревьев. Ветер подхватывает его и разносит и метет снег по насту.
— Может занести наши ловушки, — говорит Ла.
Приютились под огромным вывороченным корневищем от вековой упавшей лесины. Тут, за ветром, развели огонь. Пыжу и Удога натянули парус.
— О, как тепло! — с восторгом говорит Пыжу. — Втроем не страшно, правда, отец? И тепло…
— Ушел вверх по ключу, — говорит отец.
— Она, наверно, сверху приехала… — бормочет Удога.
— Конечно, сверху, — отвечает Ла. — Ты же видел следы, он ушел наверх и еще оставил затески на дереве. Зачем он приглашал нас к себе? Как ты думаешь?
— Но ведь мы Самары? — говорит Удога.
— Ну да, мы — Самары, — отвечает Ла.
— А ведь наверху живут люди не нашего рода. Правда, отец? Там живут люди рода Бельды?
— Какие Бельды?
— А ведь они не нашего рода…
— Ну?
— Значит, и она не Самар. Не нашего рода…
— Кто она? Не порти нам охоту, не смей говорить про глупости… Какой дурак! Сколько раз я тебя учил…
На другой день еле добрались добалаганы соболь.
Ла решил сам сходить к лоча.
Он спустился в долину. Собольих следов было много, но все замерзли, покрылись коркой. Они не были рыхлыми, свежими, да к тому же снежная пыль, падавшая с деревьев, засыпала их. У ключа в снегу, на месте исчезнувшей палатки русского, виднелся черный квадрат земли.
— Худо, худо! Ушел. Мы поздно пришли.
Старик пожалел, что не встретился с ним и не поблагодарил, незнакомый человек помог ему, сделал доброе дело и даже не показался.
Нигде не было видно его следов.
Вместо него пришли чужие охотники; сразу много их явилось.
Однажды они перевалили хребет и стали ставить сторожки на родовой речке Ла.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ССОРА НА РОДОВОЙ РЕЧКЕ
Пыжу, устраивая петли и ловушки, набрел на след кровавого пиршества. Рысь поймала и разорвала зайца. Парень выглядел сытую хищницу на развесистом кедре и сшиб ее стрелой. Удога с собаками поймал на пустом пеньке соболя, а Кальдука и Ла принесли кабаргу.[7] Охота обещала быть удачной, и Самары благодарили своих богов за посланных зверей.
— Ты какой умный парень, — сказал Удоге отец. — Наверно, забыл про девку, потому и поймал соболя.
Но Удога не забыл встречу с девушкой. Он целыми днями думал о том, как бы найти ее летом.
Охота продолжалась благополучно, и старики были довольны сыновьями. Но вот однажды утром Ла заметил чьи-то следы на своей лыжне. Неизвестные подходили к его ловушкам, расставленным на лис по логу, и вывершили ручей… Эти ходили не затем, чтобы помогать Ла охотиться. Но добычи не тронули.
Пыжу, возвратившись на следующий день с охоты, рассказал, что он подымался на хребет и видел подле устья Сухого ключа чей-то дымящийся балаган…
— Это плохие люди пришли к нам за соболями, — решил Ла. — В тайге их встретим — «здравствуй» не скажем. Пусть знают, что эта речка наша.
На другой день Удога набрел в чернолесье на жеребца сохатого. Зверь стоял к нему жирным крупом и, завернув мохнатую морду так, что виден был лишь горбатый нос, глодал кору молодой осины.
Удога стал подбираться к нему, держа наготове лук. Лось учуял опасность — вздрогнул, его задние ноги подкосились… Зверь на миг осел, словно его стегнули бичом по крупу, вдруг рванулся и с треском помчался по густому чернолесью.
Юноша ринулся за ним. Сохатый шел крупной рысью и, несмотря на рыхлый снег, быстро удалялся. Удога прогнал его через чернолесье на болото. На открытом месте снег был покрепче, гольд побежал быстрей…
У опушки сохатый почему-то не вошел в тайгу, а испуганно метнулся в сторону и понесся вдоль окраины болота. Удога свернул было ему наперерез, но в этот миг из тайги на снега мари вылетели двое охотников в белых сохачьих одеждах, с копьями в руках…
«Э-э, так вот кто подходит к нашим ловушкам, — подумал Удога. — Будем знать теперь, кто вы…»
Это были гольды рода Бельды из большой деревни Мылки, расположенной на озере Мылки, как раз напротив гьяссу[8] маньчжурских торгашей и разбойников, приезжавших на лето.
«Торгаши куда забрались!» — замедляя бег, подумал парень и остановился.
— Скорее пятнай высокого, чего мешкаешь![9] — крикнул ему рослый седой старик с серебряным кольцом в носу.
Это был Денгура, мылкинский богач и старшина рода Бельды, подручный маньчжуров и сам заядлый торгаш, путавший долгами своих же сородичей. Другой гольд был молодой парень Писотька Бельды. Следом за ними из тайги вышли еще трое мылкинских.
— Эй, парень, — приближаясь к Удоге, насмешливо заговорил Денгура, смотри, если тебе лень бежать за высоким, то как бы не нашлись на него другие охотники. Я ведь старшина… Захочу — все возьму.
— Тяп-тяп-тяп-тя-я-я… — вдруг передразнил его ондинец. — Не хочу твою речь слушать, — и, повернувшись к мылкинцам спиной, побежал обратно в чернолесье.
Обычно на Дюй-Бирани зверовали ондинцы. Лишь изредка по звериному следу забредали туда чужие охотники. Если пришельцы оказывали ондинцам уважение, им никто не мешал брать добычу…
Ондинцы и сами в пылу охотничьей страсти пятнали зверей чуть ли не до Хунгари, и споров у них с соседями не бывало.
И на этот раз они надеялись, что, может быть, после встречи с Удогой мылкинские Бельды посовестятся и либо придут мириться, либо откочуют куда-нибудь подальше. Но Бельды жили на Сухом ключе, в полудне хода от балагана Ла, мириться не шли и охотились по-прежнему. Денгура, как видно, полагал, что ондинцы не посмеют противиться ему, деревенскому старшине, который дружит с маньчжурами и сам стал купцом. Он надеялся, что ондинцы испугаются и дадут ему меха, только бы не заводить спора.
Однако он ошибся. Ла, Уленда и их дети принадлежали к роду Самаров. Самары никогда еще ни в чем не уступали роду Бельды. Они чувствовали себя оскорбленными и решили силой прогнать Бельды со своей речки.
Через несколько дней после встречи Удоги с Денгурой младший сын Ла, ладивший поутру самострелы на соболиные следки, заметил, что из пихтача на каменный рог сопки вылез, барахтаясь лыжами в глубоком снегу, Писотька Бельды.
— Эй, проваливай отсюда! — крикнул ему Пыжу. — Здесь мои ловушки.
Писотька, не ожидавший такой встречи, остолбенел. Стыдясь отступить перед Самарой, он стал как бы в рассеянности поглядывать то под гору, в горелый лес, то на густой голый осинник, торчащий из сугробов по увалу.
