Руфин Гордин - Шествие императрицы, или Ворота в Византию
— Согласна.
— Скажите, ваше величество, сколь серьезны ваши планы относительно Турции? Надеюсь, они не составляют секрета, ибо ваш Греческий проект, детище князя Потемкина, стал повсюду в Европе, да и в самой Турции, притчей во языцех, — спросил Сегюр.
— Нет, господа, я не делаю секрета из нашего плана. Но один Господь знает, когда он будет осуществлен. Замечу, что в его осуществлении должны быть заинтересованы все цивилизованные народы Европы, дабы остановить движение варваров на Запад. Слава Богу, мы стали плотиной на пути османов. И даже, как вы знаете, потеснили их с исконно славянских земель. Знаете вы, что единоверные народы — болгары, греки, сербы, молдаване, валахи и другие — лишены своей государственности, порабощены. А теперь я хотела бы узнать от вас ответ, господин Сегюр-паша…
— Сегюр-бей, — хохотнул де Линь.
— Сегюр-бей, точнее, Сегюр-эфенди, — продолжала Екатерина, — справедливо ли это с точки зрения исторической перспективы?
— Я не знаток исторической перспективы, ваше величество, — смиренно отвечал Сегюр. — Пусть о ней порассуждает граф Кобенцль — она ближе к его интересам и империи, которую он представляет.
Кобенцль глубокомысленно насупил брови. Ему было что сказать по поводу исторической перспективы. Турки пядь за пядью, верста за верстой отхватывали имперские земли. Так было во времена минувшие. Османская хватка ослабла, как ослабла и сама империя османов, и австрийцы стали подумывать о реванше.
— Наш император, и это ни для кого не является секретом, полностью разделяет взгляды вашего величества, — заговорил Кобенцль. — Мы отнюдь не против вашего Греческого проекта, да…
Тут он сделал паузу, очевидно решая, стоит ли продолжать, не будет ли преждевременным то, что он скажет. Но, рассудив, что в этом интимном кружке всем все известно, продолжил:
— Более того, сколько мне известно, император Иосиф согласен принять в нем участие. И отнюдь не платоническое.
— О, наш император вполне плотояден, — съязвил де Линь. — Он не вегетарианец.
— Трапезу предположено вести за общим столом, не правда ли, ваше величество? — подхватил Сегюр.
— Как хотите, господа, но это не предмет для иронии и шуток. — Екатерина сделала вид, что сердится. — Я, признаться, полагаю сей проект делом всей моей жизни. А тем более князь Потемкин, его автор и вдохновенный исполнитель. Ведь все, что ныне сотворяется его энергией на вновь приобретенных землях России, так сказать, прелюдия к упомянутому проекту. Надо прочно стать на ноги на этих землях, а более всего в Тавриде, чтобы шагнуть дальше. Уверена, то, что вы увидите на юге империи, заставит вас говорить иначе.
— А что вы, ваше величество, полагаете под выражением «прочно стать на ноги»? — полюбопытствовал де Линь.
— О, это долгий разговор. Эти пустынные земли ждут своих возделывателей и преобразователей. Мы призвали единоверцев со всех концов света. На наш призыв первыми откликнулись сербы и греки. И уже целая область носит название Новой Сербии. Будет у нас и Новая Греция, и Новая Болгария, и Новая Молдавия, и Новая Валахия…
— А Новая Турция, ваше величество? — не удержался де Линь.
Екатерина погрозила ему пальцем:
— Вы, принц, известный шутник.
— В каждой шутке есть доля правды, гласит старая истина, — не унимался принц. — С такой монархиней и с ее деятельными помощниками может сбыться любой, даже самый фантастический проект.
— Вот вы опять иронизируете, а я настроена совершенно серьезно. И вам известно, что я не бросаю слов на ветер. Если Господь смилостивится над нами, то все мы станем свидетелями свершения наших дерзостных проектов.
— Как вы полагаете, сколько времени потребуется на это? — поинтересовался Кобенцль.
Екатерина вздохнула.
— Боюсь, что мы не доживем. Однако думаю, что двадцати лет будет достаточно. Вполне достаточно, — уточнила она.
— Но ведь для этого нужна по меньшей мере трехсоттысячная армия, — сказал Сегюр. — И мощный флот.
— То и другое будет, — убежденно произнесла Екатерина. — Но главное все-таки — достойные предводители. Таковые, вы знаете, у нас есть. Один Суворов чего стоит. Это современный Александр Македонский.
Двадцать лет. Каждый стал мысленно подсчитывать, сколько кому будет через два десятка лет. Императрице — семьдесят восемь. Она старше остальных. Стало быть, вполне реально увидеть плоды нынешних усилий. И российских солдат под стенами Константинополя. И российский флот в бухте Золотой Рог. И российский флаг над Эски-сараем — старым дворцом султана. Будет ли тогда царствовать дряхлый Абдул-Хамид? Вряд ли. И наконец, торжественную литургию во храме Святой Софии, оскверненном турками, устроившими в нем мечеть.
Каждый из собеседников Екатерины, несмотря на ее убежденность, в глубине души считал все это фантастичным. Да, Оттоманская империя ныне — колосс на глиняных ногах, как ни приелось это сравнение. Да, при наличии достаточно сильной армии, подкрепленной с моря столь же сильным флотом, ее нетрудно сокрушить. Но позволят ли это европейские державы? Не вмешаются ли они? Если случится такое, то Россия предстанет над всею Европой непобедимым гигантом. Она будет диктовать всем свою волю.
Можно предвидеть сильнейшее противодействие планам российской государыни. Против нее объединятся все, быть может, за исключением Священной Римской империи германской нации, как официально именовалась Австрия, которая зарится на солидный кусок турецкого пирога.
С другой стороны, Потемкин, этот выдающийся сумасброд, с его железной волей и кипучей энергией в те дни, когда на него не нападает приступ хандры, способен сокрушить любое препятствие. Он неостановим в исполнении своих затей. Потемкин моложе своей государыни на целых десять лет. Стало быть, через два десятка лет ему будет шестьдесят восемь. Что ж, это возраст еще деятельный для высокопоставленного государственного человека.
Однако оба — Екатерина и Потемкин — склонны к излишествам разного рода. А излишества, как известно, не способствуют долголетию. Екатерина полагает, что молодые любовники возбуждают молодые силы и обновляют кровь. Может, это и так. Сейчас у нее Александр Дмитриев-Мамонов, или просто Мамонов, Саша. Он пригож, умен, расторопен и неназойлив — ничего не просит. Ему все перепадает от щедрот пятидесятивосьмилетней любовницы, и графский титул тоже. Когда он поймет, что получать более нечего, что наделен он сверх меры, то заведет роман с молодой фрейлиной.
Четыре года в ее спальне — слишком много, пожалуй. Ее величество знает: свято место пусто не бывает. За преемником дело не станет: выбор велик и разнообразен. Правда, в свои поздние лета государыня стала разборчива, и ей уже не так просто потрафить. Блюдо должно быть по вкусу.
А пока Саша Мамонов царствует в спальне ее величества. Все спальни в путевых дворцах устроены Потемкиным по одному образцу: ложе государыни прикрыто большим сдвигающимся зеркалом, вроде перегородки. А за ним — ложе Саши, Сашеньки. В секрет посвящена лишь Марья Саввишна, камер-фрау, самая ближняя. Зеркало легко отъезжает в сторону.
Потемкин покровительствует Саше Мамонову, это его выдвиженец. И поэтому в каждом письме светлейшему Екатерина неизменно прибавляет: «Саша тебе кланяется».
Князь присвоил себе выбор нового фаворита для государыни, и Екатерина на первых порах подчинилась его желанию, ибо знала: худого не будет. А князю был надобен свой человек в алькове, тот, который не покусится на его значение, а будет предан ему по гроб жизни.
Верный человек был тщательно подготовлен светлейшим к особенностям своего служения на ниве любви. Ему строго-настрого запрещалось быть назойливым, упаси Бог подчеркивать свое значение, как можно реже общаться с придворными, ни в коем случае не отлучаться без дозволения ее величества и по большей части проводить время в отведенных ему покоях.
Порядок был строг: нечто вроде заточения, домашнего ареста. Но все это и вознаграждалось по-царски, вернее, по-императорски. Посему таковая служба не только льстила, но и возносила к знатности и богатству. Ее добивались, норовили попасть на глаза государыне, подольститься, услужить. Но для сего надобно было входить в дворянский круг, быть офицером в одном из гвардейских полков — Преображенском, Семеновском и Измайловском, — несших службу при дворце.
Да, Екатерина была Женщиной с большой буквы. Ее несколько подводил темперамент, особенно в первые годы правления, когда никто не мог стать на пути ее Желания. Годы мало-помалу умеряли его. Но оно не угасало, нет. Только процедура отбора стала еще строже.
Прежде чем попасть в спальню императрицы, кандидата тщательно испытывали на мужественность: как долго он может продержаться на любовном ложе. Первою испытательницей была графиня Прасковия Брюс. К ней он переходил от лейб-медикуса Роджерсона, свидетельствовавшего, что у него нет никаких физических изъянов, короче, что он годен к строевой службе по всем статьям.
