Хидыр Дерьяев - Судьба (книга третья)
— Это мне когда-то Клычли рассказывал, — начал Сергей. — В давние времена дело было, Александр Македонский в здешних местах злыдничал. Люди говорила, что на голове у него растут рога. Так это было или иначе, а только каждого брадобрея, делавшего ему причёску, Александр велел убивать. Только один спасся, но дал страшную священную клятву, что будет молчать. А молчать-то трудно! День молчит брадобрей, два молчит, неделю, однако чувствует, что вот-вот сердце у него лопнет от тайны, которой ни с кем нельзя поделиться. Тогда он стал уходить в безлюдное место, спускался в старый высохший колодец и кричал там изо всех сил: «У Александра Македонского есть рога!» Так он делал несколько раз. А однажды, придя к колодцу, увидел, что возле него вырос тростник. Брадобрей сделал из тростника дудку и, когда заиграл на ней, в мелодии явственна послышалось: «У Александра Македонского есть рога!» Понял, Берды, смысл этой байки?
— Понял, — сказал Берды. — у нас даже пословица такая есть: «Не открывай тайны другу — у него есть свой друг». Скажи, а правда у Искандера рога были?
— Правда! — усмехнулся Сергей. — Зря его, что ли, прозвали Зулькарнейном [2]?
— Хе! — Берды с явным недоверием посмотрел на друга. — Настоящие рога? Как у быка?
— Как у барана.
— Ты правду говори!
— Я тебе и говорю правду. Александр называл себя сыном бога Аммона. Бога этого древние греки изображали человеком с бараньими рогами. Вот и Александр, чтобы походить на своего вымышленного отца, приделал к своему шлему два бараньих рога. Понятно?
— Теперь понятно, — с облегчением сказал Берды. — А разве бывает бог с бараньими рогами? И почему его по-туркменски Аманом зовут?
— Аммоном, а не Аманом, — поправил Сергей, опять щёлкнув крышкой часов. — Я тебе не о богах хотел рассказать, ну их к лешему. Тут, брат, есть один секрет, который можно доверить только своему человеку.
Берды приосанился, серьёзно глядя на Сергея.
— Говори. Я в пустой колодец не полезу.
— Знаю, что не полезешь… Дело, Берды, такое: командиром добровольных туркменских отрядов, направляемых в. Каган, назначен Байрамклыч-хан. Правда, возражения были, что, мол, бывший царский офицер, хотя и разжалованный. Но выхода иного у нас нет. Человек он довольно тёмный, однако в настоящее время сочувствует революции и, главное, имеет военное образование. Туркмены с военным образованием нам нужны позарез, а много ты их найдёшь? Поэтому, хочешь или не хочешь, а приходится доверять Байрамклыч-хану. И надо его по-настоящему привлечь на нашу сторону. Но, как говорится, доверяя проверяй — к Байрамклыч-хану мы прикрепляем, как и всюду, официального политического руководителя, комиссара. А тебя я хотел попросить быть комиссаром негласным. Следи за Байрамклыч-ханом, только, ради всех святых, не прояви недоверие открыто. Пусть он думает, что мы ему доверяем полностью.
Задание было серьёзное, и Берды задумался. Помедлив, он спросил:
— Это какой такой Байрамклыч-хан?
— Ты его должен знать, — ответил Сергей. — Когда Бекмурад-бай умыкнул твою Узук, он посредником приезжал, мирить ваши роды.
Морщины на лбу Берды разгладились.
— Так бы и говорил сразу, что Байрамклыч-бай! — воскликнул он. — А то хан какой-то…
— Его по-разному зовут. Нам-то один чёрт, что хан, что бай. Как говорится, маленькая свинья, большая свинья — всё равно свинья. Пусть хоть падишахом зовётся, лишь бы служил делу революции. Так, я говорю?
Берды молчал, опустив голову. Сергей, прищурив один глаз, пристально смотрел на него, ожидая ответа. И не дождавшись, спросил:
— Ты о чём задумался? Сомневаешься, что не выполнишь задание?
— Нет, не сомневаюсь, — вздохнул Берды.
— Тогда о чём думал?
— Так просто. Ни о чём.
— Ты, брат, шило в кармане не держи — всё равно вылезет в неподходящий момент. Говори, что у тебя на душе!
— Сегодня я с Узук разговаривал, — Берды опять опустил голову. — Согласилась уйти со мной. Приходи, говорит, послезавтра. Приду, сказал. А теперь вот в Каган надо ехать. Как говорится, неудачнику бог мало даёт, да тот и малого не берёт. Сперва Бекмурад мешал мне жену в дом привести, теперь — ты, — Берды грустно улыбнулся и покачал головой.
— Незадача… — сочувственно произнёс Сергей и потёр подбородок. — Надо же было случиться такому совпадению! — Он подумал и решительно, закончил: — Ничего, брат! Ждала твоя Узук больше, подождёт ещё немного. Скоро и она и тысячи ей подобных свободу обретут. Но в Каган тебе ехать всё равно придётся.
— Разве я говорю, что не поеду! — сказал Берды с обидой на то, что Сергей мог расценить его слова, как слабость, и подумать о нём нехорошо. — И в Каган поеду, и в Коканд поеду — всюду поеду, куда надо! Ты не думай, что отказываюсь! Но Узук жалко— куда бы она ни повернулась, всюду ей змея на пути. Боюсь, так и погибнет она от рук Бекмурад-бая.
Они надолго замолчали. Потом Сергей положил руку на плечо Берды и открыто глянул ему в глаза.
— Я не хочу успокаивать и утешать тебя, друг. Могут убить Узук, могут убить любого из нас, — время нынче тревожное и нелёгкое. Врагам границу переходить не требуется, среди нас гуляют, за одним столом сидят. В самом Ашхабаде полковник Ораз Сердар засел. Друг он нам? Враг, один из самых опасных. Рядом с ними Эзиз-хан со своими сотнями джигитов готов в любую минуту ударить революции в спину, в Хиве Джунаид-хан хозяйничает, восстали бухарцы. Да и у нас, в Мары, положение не лучше — тоже немало таких, которые против нас клинки точат.
— Это верно, — согласился Берды. — Бекмурад-бай за неделю три сотни всадников соберёт вокруг себя. Надо их всех крепко в кулаке держать! Говорят, слабо сожмёшь камыш — руку порежешь. Мы должны крепко сжать!
— Молодец, что понял, — кивнул Сергей. — О том же и я говорю. Мы, марыйские большевики, должны быть очень бдительными и очень решительными, отдать революции без колебаний и сомнений всё, что имеем. Кстати, ещё один вопрос. Мы в Совете обсуждали пути формирования добровольных туркменских отрядов. Кое-что сделано, но к разговору об отрядах ещё придётся вернуться. Не будешь против, если мы это дело- тебе поручим?
— Организация отрядов дело нехитрое, — сказал Берды. — Особенно, когда за него берутся такие орлы, как мы с тобой, верно? А вот ты мне скажи, как будет женский вопрос решаться?
— Это дело, брат, посложнее, чем ты себе представляешь, — ответил Сергей.
— Но решать его надо? — настаивал Берды.
— Надо, и он будет решён.
— В революционном порядке решать надо!
Сергей засмеялся.
— Это ты малость перегнул палку! Сходу, брат, эту крепость не возьмёшь. Допустим, у человека две жены — что предлагаешь делать?
— Развести!
— С какой женой развести?
— С той, которую муж не любит. Это уж пускай он сам решает.
— А кто будет разведённую кормить?
— Сама прокормится.
— Как это ты себе представляешь?
— Земельный участок от мужа ей выделю!
— А туркменская женщина умеет землю обрабатывать, — ты об этом подумал?
— Пусть учится!
— Пока научится, с голоду умрёт. Это тебе не русская баба. Той дай арбу — она сядет и поедет как ни в чём не бывало. А туркменка и арбу в арык свалит, и лошадь погубит, и сама покалечится. Дай ей соху — быку ноги побьёт. Нет, парень, кто двух жён имеет, пусть их кормит пока. А время придёт — яблочко созреет. Согласен со мной?
— Ай, если подумать, немножко согласен.
— То-то и оно! А ещё подумай, ещё больше согласишься. Женский вопрос у вас, брат, весьма и весьма запутан — тут тебе и традиции, и обычаи, и религия. И всё это так крепко в сознании сидит, так глубоко корни пустило, что сразу не вырвешь… Ну, ладно, иди спать а я на вокзал звонить стану. Или, мажет, ещё со мной посидишь?
— Спать хочу, — откровенно признался Берды, подавляя зевок.
— А то посиди. Мне с тобой приятно побеседовать ещё.
— Нет, Сергей, пойду, до свиданья.
— Завтра прямо с утра собирайся и приходи в Совет.
— Ай, мы всегда собраны и готовы, — Берды накинул на плечо винтовочный ремень. — Кибитка на плечах, ложка за поясом — долго ли собираться.
Мир широк, да дороги тесны
Войска эмира Бухарского встретили туркменских джигитов-добровольцев, идущих, на выручку Колесова, под Чарджоу[3]. С седьмого по десятое марта в местечке Дивана- баг, что означает Сад Безумцев, продолжалась перестрелка. Перевес попеременно клонился то в одну, то в другую сторону. Десятого марта, сконцентрировав свои силы, бухарцы перешли в решительное наступление. Часть их конницы сделала обходный манёвр и с грозным криком «Алла!» напала на добровольцев с той стороны, откуда они не ожидали удара.
Джигиты встретили Наступающих плотным огнём, но не выдержали и стали отходить. Атаку эмирской конницы поддержала пехота. Положение добровольцев становилось всё более угрожающим. И в этот момент навстречу вражеским конникам повёл своих джигитов Берды.
