Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве
— Почему мой дед Изяслав враждовал с роднёй моего отца, ведь и он был Ольгович? — спросил Игорь, внимательно слушавший мать.
— Мой дед Давыд Святославич и твой прадед Олег Святославич были родные братья, — ответила сыну Манефа. — Чернигов достался сначала Олегу, а когда он умер, в Чернигове сел Давыд. По Русской Правде[40] стол княжеский передаётся не от отца к сыну, а от старшего брата младшему, дабы правил род, а не отдельная семья. По смерти Давыда Святославича, всё по тому же закону, Чернигов должен был достаться Ярославу Святославичу, последнему из братьев.
Но к тому времени возмужали сыновья Олега Святославича, и старший из них, Всеволод Ольгович, изгнал дядю своего Ярослава в Муром. Тем самым Всеволод Ольгович нарушил старинное уложение, составленное ещё пращуром нашим Ярославом Мудрым. Ярослав Святославич обратился за помощью к киевскому князю Мстиславу Великому, сыну Владимира Мономаха.
Мстислав пошёл было войной на Всеволода Ольговича, чтобы восстановить порушенный им уклад и вернуть в Чернигов Ярослава Святославича. Но Всеволод Ольгович, отличавшийся изворотливостью, затеял переговоры с воеводами киевского князя: коих подкупил, коих в заблуждение ввёл, сказав, что дядя его Ярослав незаконнорождённый. А тут ещё митрополит вмешался и убедил Мстислава спор этот миром решить. Всеволоду Ольговичу тем легче было действовать себе на пользу, так как он был женат на дочери Мстислава. И тот в конце концов не обнажил меч против зятя своего.
Пришлось несчастному Ярославу Святославичу ехать обратно в Муром, потомки его и поныне княжат там.
Всеволод Ольгович, получив поблажку, осмелел.
И когда умер его могучий тесть, ворвался в Киев с дружиной и прогнал Вячеслава, Мстиславова брата. Вячеслав мог бы отстоять стол киевский, ведь (киевляне были за него, но не захотел проливать кровь христианскую, потому и уступил Ольговичу. Что называется, пустил козла в огород! — Манефа сердито усмехнулась.
Игорь внимал матери, забыв про еду.
— Вот тогда-то Давыдовичи впервые столкнулись с Ольговичами, — продолжила княгиня. — Они сказали, раз вы взяли себе Киев, отдайте нам Чернигов. Однако Ольговичи были не уверены, что долго удержат Киев, да и жадны они были до черниговских волостей, поэтому не пожелали делиться. Давыдовичи двинулись на Ольговичей войной и отняли черниговское княжение.
Всеволод Ольгович много зла сделал киевлянам за то, что они всегда стояли за Мономашичей и не поддерживали его, когда он воевал с Мономашичами, стараясь отнять у них Переяславль и Смоленск.
Когда умер Всеволод Ольгович, киевляне убили его брата Игоря, а другого брата — Святослава — прогнали. Святослав бежал в Чернигов к моему отцу Изяславу Давыдовичу. Тот сжалился над ним, дал ему Новгород-Северский и вдобавок ещё зятем своим сделал.
Умирая, отец завещал Чернигов моему мужу, поскольку братья отцовы умерли ещё раньше, а сыновей у него не было.
Были только дочери. Из них я была самая любимая. — Манефа печально вздохнула. — По сути, отец мне Чернигов завещал, и супруг мой покойный держал стол черниговский крепко. И я бы удержала, кабы не слабоволие Олега!
— Матушка, а когда же дед мой Изяслав в Киеве княжил? — спросил Игорь.
— После смерти Всеволода Ольговича в Киеве сел сын Мстислава Великого, тоже Изяслав, — сказала Манефа. — Этот Изяслав долго воевал с дядей своим Юрием Долгоруким из-за Киева. Изяслав Мстиславич постоянно одолевал Юрия, но внезапно разболелся и умер. Стол киевский занял брат его, Ростислав Мстиславич.
— Это тятенька мой, — вставила Агафья, внимательно слушавшая Манефу.
Игорь взглянул на Агафью, затем перевёл взгляд на мать, которая продолжала рассказывать:
— Этого-то Ростислава, отца Агафьи, и прогнал из Киева мой отец, вокняжившись там первый раз. Однако он недолго просидел на столе киевском. Из Залесской Руси пришёл Юрий Долгорукий с сильными полками, и мой отец был вынужден уступить Киев ему. Но и Юрий пробыл великим князем меньше года. После его смерти мой отец вторично сел в Киеве.
Ростислав Мстиславич, соединившись с племянниками, затеял рать с моим отцом и отнял у него киевский стол. Отец призвал на подмогу половцев и наверняка утвердился бы в Киеве надолго, если бы не пал в сражении.
Манефа замолчала.
— Зачем же дед мой поганых-то призвал? — недовольно заметил Игорь. — Разве это гоже?
Манефа посмотрела на сына серьёзными глазами.
— Дед твой не просто половцев на помощь позвал, но своих родственников, — промолвила она. — Женат он был на половчанке. Что ты глядишь на меня удивлёнными глазами, сынок? И отец твой первым браком на половчанке женат был. И у Юрия Долгорукого жена была половчанка. Это стало в обычае у русских князей, на ханских дочерях жениться.
После всего услышанного Игорь пребывал в лёгкой растерянности.
Он-то думал, что Ольговичи только с Мономашичами враждуют, а у них, оказывается, и со своими родственниками Давыдовичами свары были, и какие свары! Из Давыдовичей никого уже не осталось по мужской линии, последний из них во Вщиже помер в прошлом году. А ежели были бы у Изяслава Давыдовича, Игорева деда, сыновья столь же ратные по духу, как их родитель, то владели бы они сейчас не только Черниговом, но и Киевом!
Взять хотя бы мать Игореву. По твёрдости духа никакому мужчине не уступит. Не раз Игорь слышал сожаление из материнских уст, что не дал ей бог родиться мужчиной. Мол, приходится ей из своего женского сарафана взирать на мужскую немощь и скудоумие!
Дедом своим Изяславом Давидовычем Игорь невольно восхищался после рассказа матери. И впрямь, рассуждал Игорь наедине с самим собой, лучше пренебречь старинным обычаем и доблестью добыть себе высокий стол княжеский, чем ждать милостей от дядей своих.
Вечером перед сном Игорь достал из ларца берестяную грамотку, привезённую ему зимой из Киева воеводой Бренком. То было очередное послание Вышеслава своему другу.
Развернув берестяной лоскут, Игорь ещё раз прочитал изречение некоего Вергилия, приведённое Вышеславом в конце письма: «Счастье помогает смелым».
«Верно подметил этот Вергилий, — подумал Игорь, — и пример моего деда Изяслава Давыдовича тому подтверждение».
Глава пятая
ЕФРОСИНЬЯ
Продолжая тайно встречаться с Агафьей, Игорь и не заметил, как влюбился в неё столь сильно, что это порой пугало его пылкую любовницу. Агафья трепетала при мысли, что будет, если мать Игоря или Олег поймают один из тех взглядов, какими Игорь иной раз пожирал её, либо углядят излишне смелое прикосновение к ней его руки.
Агафья сама страдала, деля ложе с нелюбимым мужем. Сердце тянулось к Игорю, который в свои семнадцать лет нисколько не уступал Олегу ни ростом, ни статью. Страдания её усугублялись ещё и тем, что неминуемо приближалась та пора, когда Игорь должен был пойти под венец с юной дочерью Ярослава Осмомысла. Уже приезжали из Галича доверенные бояре отца Ефросиньи, подтвердившие готовность Галицкого князя выдать дочь за Игоря.
В тот год скончался великий князь Ростислав Мстиславич по пути из Новгорода в Киев. В Южной Руси назревала новая распря из-за того, кому сидеть на столе киевском, а значит, и старшинство держать. Сыновья почившего в бозе Ростислава стояли за дядю своего Владимира, последнего из сыновей Мстислава Великого. Киевляне желали видеть на столе киевском Мстислава Изяславича, двоюродного брата Ростиславичей, памятуя об отце его храбром Изяславе, сопернике Юрия Долгорукого.
Ольговичи собирались выторговать Киев себе: чем их род хуже Мономашичей?! Последние и так столы держат в Переяславле, Владимире, Смоленске и в Залесской Руси.
Уезжая на похороны тестя в Киев, Олег при прощании сказал воеводам:
— Дружину держите наготове. Чаю, ежели не столкуются братья мои двоюродные с Мономашичами, быть большой войне.
Вместе с Олегом отправился боярин Георгий, как советник его. А заодно и как соглядатай Манефы: уж она-то за всеми княжескими сварами следила зорко.
Отъезд Олега для двух влюблённых сердец был как, бальзам на рану. Благо Агафья в это лето жила в Ольжичах, княжеском сельце неподалёку от Новгорода-Северского. Игорь наведывался в Ольжичи каждый день, часто и ночевал там. Для отвода глаз ходил рыбачить с местными парнями на Чёрное озеро.
Вернувшийся из Киева Олег привёз утешительные, вести: Мономашичи договорились с Ольговичами благодаря посредничеству Ярослава Осмомысла, сын которого был женат на Болеславе, дочери Святослава Всеволодовича. В Киеве сел племянник умершего Ростислава Мстиславича, Мстислав Изяславич, до этого княживший во Владимире-Волынском.
