Вячеслав Софронов - Хан с лицом странника
Низко пригибаясь, они бесшумно пробирались вдоль речного берега, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. На их счастье луна еще не взошла, и они находились в относительной безопасности — в стороне от лагерных костров.
Неожиданно Едигир остановился и поднял руку. Послушал и, наклонившись к самому уху Барятинского, зашептал:
— Слышишь, кони ходят?
— Слышу, — так же шепотом ответил тот.
— Там должны быть пастухи. Подкрадемся… — и он бесшумно заскользил дальше. Шедший сзади Репнин неожиданно ойкнул, ударившись ногой о поваленное дерево и тут же из темноты раздался чей-то встревоженный голос. Они замерли и по знаку Едигира легли, стали ждать. Вскоре мимо них прошел воин в длинном халате, державший в руках копье. Едигир набросился на него, повалил, зажав рот рукой, а другой — сжимая горло. Не ожидавший нападения, тот даже не сопротивлялся, несколько раз дернулся и затих.
— Готов, что ли? — изумленно прошептал Репнин, — Быстро это у тебя получается.
Чуть не испортил все, — Барятинский ткнул Алексея в грудь, — молчи уж теперь. Лучше бы Петра с собой взяли.
— Снимите с него халат, сапоги, — поднялся с земли Едигир, — дальше я сам, — и скрылся в темноте.
Федор с Алексеем дотронулись до еще теплого, но уже бездыханного татарина и неожиданно лихорадочная дрожь затрясла их почти одновременно.
— Я мертвяков боюсь, — признался шепотом Репнин.
— Чего ж на войну пошел? — сам клацая зубами, отозвался Барятинский.
— Так, не думал, что раздевать их придется, — оправдывался тот.
— Думал не думал, а за тебя это делать никто не станет.
Он наклонился к убитому и начал стягивать халат, но почувствовав приступ тошноты, опустился на колени, сотрясаемый рвотой. Рядом слышались икающие звуки, издаваемые Алексеем Репниным. Они не помнили, сколько времени простояли на четвереньках. Их выворачивало с такой силой, словно лягушек наглотались. Они не заметили, как из темноты вынырнул Едигир и остановился рядом, наблюдая за страданиями молодых князей.
— Чего случилось? — спросил с усмешкой, впрочем, хорошо понимая, что происходит с ними. Те пристыжено молчали, утирая рты рукавами. — Ладно, сам раздену, — и он принялся стягивать с мертвого одежду. — Держи, — кинув вонючий ворох в руки Барятинскому, опять ушел в темноту. Он отсутствовал довольно долго, вернувшись с большим узлом, закинутым за спину. Князья с неподдельным ужасом смотрели на него.
— Сколько было их? — заикаясь, спросил Репнин.
— Не считал… Немного, раз один справился.
— И вот так… голыми руками?
— А чем же еще? Не вас же на помощь звать. — Усмехнулся Едигир.
— С тобой однако лучше один на один на узкой дороге не встречаться…
— Так я и не настаиваю, — беззлобно отозвался Едигир, оглядывая растерянного князя.
Утром они с брезгливостью натянули на себя полосатые халаты и косматые шапки. Поглядев друг на друга, неожиданно залились смехом. Особенно нелепо выглядел Петр Колычев с ярко выделяющимися васильковыми глазами.
— Татарин… Татарин, а глаза-то голубые, — покатывался над ним Барятинский, — надвинь шапку на глаза, Петька!
Едигир придирчиво осмотрел их и велел оставить в лесу пищали.
— Не оставлю! — вскипел неожиданно Репнин. — Чего раскомандовался? Кто ты такой? Без роду, без племени, а туда же!
Но Едигир холодно глянул на него и бросил:
— Оставайся с пищалью своей. С ней не возьму.
— Не дури, Алешка, — решительно поддержал Едигира Колычев, — он правильно говорит — засекут нас по пищали сразу. Схватят и стрельнуть не успеешь. И себя и нас погубишь. Точно говорю.
Репнин неохотно подчинился, спрятав пищаль меж деревьями, и вскоре никем не замеченные они выбрались из леска и поехали вдоль берега реки. Показались лагерные повозки, кибитки, шатры. Возле костров суетились кашевары, оглядевшие без всякого интереса четырех всадников, едущих тихим шагом.
— Слушай, Василий, — тихонько спросил Барятинский, — а ты по ихнему, случаем, не понимаешь?
— Немного, — ответил Едигир.
— И говорить умеешь?
— Могу немного.
— Скажи что-нибудь.
— Зачем?
— Ну скажи, услышать хочу. Едигир быстро заговорил, сыпля незнакомые слова. Барятинский восторженно улыбнулся.
— Здорово у тебя получается! А если с ними заговорить, — он кивнул на лениво пошевеливающих дрова в костре кашеваров, — то они поймут тебя?
— Отчего не поймут? Наши языки похожи. Я их понимаю, и они должны, — неожиданно он что-то громко крикнул ближайшим к ним сидящим на корточках крымцам. Те кивнули ему, произнеся несколько гортанных слов в ответ.
— Что сказали? — все также шепотом поинтересовался Барятинский.
— Пожелали доброго здоровья. Я им, а они мне. Ничего хитрого нет.
Проехав мимо с десяток костров, где никто не обращал на них внимания, они увидели большой разноцветный шатер, который, вероятно, принадлежал самому хану — Девлет-Гирею. Вокруг стояли голые по пояс воины с белыми тюрбанами на голове, опирающиеся на длинные копья, украшенные конскими хвостами на концах, на боку у каждого висела большая кривая сабля и торчала рукоять кинжала из-за пояса.
— Его шатер, точно, — показал глазами Барятинскому Едигир.
— Да уж… Видишь, какая охрана. И как мы до него доберемся?
— Думать надо. Вчетвером соваться туда нечего. Они повернули обратно, чтоб выехать из лагеря и решить, как им поступить дальше. Если раньше Едигир с Барятинским ехали первыми, то теперь впереди них оказались Колычев с Репниным. Уже на выезде из лагеря у последних костров, когда оставалось повернуть вправо, чтоб выехать на дорогу, ведущую к лесу, навстречу им неожиданно прыгнул вислоухий пес и уцепился за сапог Колычева.
— Пшел вон! — громко выругался он и хлестнул собаку плетью. Та завизжала и начала лаять. Кашевар, находившийся неподалеку, услышал и тут же поднял шум.
— Русские! Русские в лагере! — закричал он, что было сил. Его крик услышали остальные и уже человек двадцать с оружием в руках бежали к ним наперерез со всех концов лагеря.
— Тихо! — поднял руку Едигир, схватив другой Барятинского за кисть, — уладим все без оружия, — и он направил коня к ближайшим воинам, добродушно улыбаясь, когда Колычев вдруг выхватил саблю и рубанул кашевара, первым поднявшего крик.
— Петр!!! Что ты наделал!!! — во всю силу легких вскричал Барятинский, но Колычев уже не слышал его, а пришпорив коня, ринулся сквозь толпу, невольно расступившуюся перед ним.
Видя, что надо срочно уходить, Барятинский дал шпоры своему коню, но два татарина ухватились с обеих сторон за повод и крепко держали его. Федору ничего не оставалось, как тоже выхватить саблю и попытаться достать преградивших путь татар. Он видел, как Едигир, подняв коня на дыбы, крутился в толпе, не давая схватить себя. Алексей Репнин направил своего коня на костер и тот в прыжке, сбив передними копытами котел, вырвался из окружения и помчался в сторону спасительного леса.
— Беги!!! — прокричал Барятинский Едигиру, — спасайся! — но тот отрицательно покачал головой и устремился к нему, нахлестывая плетью по головам крымцев, выкрикивая не понятные Федору ругательства. Ему удалось вплотную приблизится к другу, когда наброшенный аркан свалил Барятинского на землю. Едигир кинулся к нему, соскочив с коня и расталкивая навалившихся на Федора татар. Орудуя кулаками, одного за другим сбивая крымцев с ног подбежал к другу, но тут и его свалили, набросив веревку на шею и вывернув руки, связали и с остервенением принялись пинать, нанося удары, куда попало.
— А могли бы уйти… — Прошептал Едигир, теряя сознание.
Когда он пришел в себя, то увидел склонившееся над ним скуластое лицо с ярко-рыжей бородой. Худощавый воин с морщинистым лицом внимательно разглядывал его. Все тело ныло от побоев, затек правый глаз и сочилась кровь из губы. Едигир с усилием приоткрыв глаза, заметил сидевшего рядом со связанными руками Федора Барятинского. Вид у него был не из лучших, но он улыбнулся ободряюще Едигиру и попытался что-то произнести.
— Спасибо, — скорее догадался, чем услышал Едигир.
— Держись, Федор. Убивать они нас не станут. Выкуп будут ждать. — Тот кивнул ему в ответ.
— Кто вы? — спросил их рыжебородый, — как попали в наш лагерь? Откуда на вас эта одежда?
— Попить дайте, — выдохнул едва слышно Барятинский.
Рыжебородый быстро что-то приказал повелительным тоном стоявшему рядом нукеру и тот кинулся куда-то в сторону и вскоре поднес к губам Барятинского медный кувшин и наклонив через узкий носик, вылил несколько глотков тому в рот. Тем же способом дал напиться и Едигиру.
— Теперь будете говорить? — последовал вопрос. Рыжебородый довольно сносно говорил по-русски.
