Юрий Тубольцев - Сципион. Социально-исторический роман. Том 2
Стараясь вызволить своего представителя из такой щекотливой ситуации, род Сципионов совместными усилиями на частные средства провел эти злополучные игры. Мероприятие длилось десять дней и прошло на уровне, достойном его организаторов. В итоге все оказались довольны: народ получил зрелища, боги — почет, Назика побывал в центре всеобщего внимания, а Фульвии злорадствовали, что отобрали у Сципионов часть богатств.
После этого Назика, вновь любимый народом, отправился в провинцию добивать свирепых бойев.
Десять лет длилась война с наиболее строптивым галльским племенем северной Италии. Каждую весну бойи в меру своих возможностей вредили пограничным римским областям, каждое лето терпели поражение от консульских войск, но всякий раз в течение зимы вновь собирались с силами и продолжали безнадежную борьбу с могучей державой. В последнее время местная знать, поняв бесперспективность столь неравного противостояния, начала переходить на сторону врагов. Но племя бойев не располагало материальными богатствами, а, следовательно, имело — духовные. Большинство граждан, включая и аристократов, пока еще не подозревало, что денежный мешок можно вознести выше своего личностного Я, а потому и не догадывалось торговать честью и достоинством. Нравственная мощь психически здорового народа и на этот раз возродила его физические силы: бойи снова создали войско и встретили римлян во всеоружии. Ныне и стар, и млад взял в руки длинный рыхлый галльский меч, чтобы защитить Родину, но за спиною у воинов остались лишь женщины, да младенцы. Это было последнее войско бойев, в последний раз поднялся с земли жестоко избиваемый упрямец, чтобы наконец-то получить смертельный удар.
Консул, легаты, офицеры и, тем более, солдаты не думали о трудностях противника, они выполняли собственную задачу, а делать это римляне умели. Сципион Назика провел военную кампанию в лучших традициях прославленного двоюродного брата. Он сумел втянуть галлов в генеральное сражение, разгромить их, захватить лагерь и отрезать побежденным путь к бегству. В кровавой сече погибла половина галльского войска, и бойям пришлось сдаться. Назика по своему разумению справил над ними суд, отобрал у них в пользу Республики половину земель и взял заложников. На этом война с бойями прекратилась, и консул, отослав победоносные легионы в Рим, вскоре отправился туда и сам.
Публий Назика возвратился домой, твердо рассчитывая на триумф и благодарность соотечественников, однако в столице его ждали неприятности. Первым делом он узнал, что политические враги, пользуясь его отсутствием в городе, украли по праву принадлежащую ему честь освятить храм Великой Матери богов, символ которой, доставленный из Малой Азии, он принимал в Риме в качестве лучшего гражданина государства. Это сделал за него городской претор Юний Брут. Затем он услышал недовольное брюзжание, направленное против присуждения ему триумфа.
По своему родовому положению и деловой ориентации слишком близок был Сципион Назика Сципиону Африканскому, и слишком походил на него характером, образом мыслей и даже именем, потому он на равных делил с великим родственником направленную против того зависть, однако оказался более уязвимым для нападок. Между прочим, то же самое происходило и с Луцием Сципионом. Недруги победителя карфагенян, преклоняясь поневоле перед самим принцепсом, мстили за свое ничтожество и его значительность ближайшим родственникам. Но дело было не только в этом. Сципион Назика все более проявлял качества выдающегося государственного мужа и обещал в будущем стать вровень со знаменитом братом. Мысль же о том, что к привычному подчинению авторитету Сципиона Африканского добавится зависимость еще от одного Сципиона, приводила в бешенство как Фабиев, Фульвиев, Фуриев, Валериев, Клавдиев, Семпрониев, так и набравших силу Порциев, Лициниев Лукуллов, Теренциев, Юниев, Петилиев и многих других.
И вот, забывая о неравенстве сил перед партией Сципиона, сенаторы оппозиции бросились спасать свои амбиции от авторитета Назики с самоотверженным неистовством матери, защищающей собственных детей. От слабости пред доблестью консула они несли всяческую чушь, каковой разве что необузданное красноречие Катона могло бы придать пробивную мощь, но тот в это время свершал фермопильский подвиг. Очень скоро выяснилась несостоятельность всех возражений против триумфа, и тогда, отказавшись от лобовой атаки, неприятель повел скрытые подкопы. Плебейский трибун Семпроний Блез взял слово в сенате и, вначале расположив к себе слушателей признанием обоснованности триумфа, затем вдруг повернул речь в другую сторону. «Да, триумф нужен, — говорил трибун, — но не теперь. В жажде почестей консул поторопился, а следовало бы вначале помочь Минуцию Терму, который все еще никак не закончит покорение Лигурии. Благо Отечества требует, чтобы консул, отложив торжества, отправился усмирять лигуров. А по завершении последней войны в Италии пусть бы он и получил свою долю славы».
Некоторых сенаторов прозвучавшая забота о благе Отечества заставила призадуматься, они заколебались. Однако для матерых политиков все было ясно: «благо Отечества», в понимании Блеза, состояло в том, чтобы в преддверии магистратских выборов лишить Сципионов мощного эмоционального воздействия на народ, каким является триумф, и вообще удалить из Рима одного из Сципионов, да еще консула на время комиций и тем самым ослабить фронт всей партии. В этой ситуации Публий Назика отстаивал свою позицию грамотно и уверенно, а Сципион Африканский умело создавал ему поддержку в аудитории. Задача Сципионов не представлялась сложной. Согласно сенатскому постановлению и жеребьевке Назике была поручена война с бойями, в то время как в Лигурии продлевались проконсульские полномочия Минуция Терма. Вторгаться в чужую провинцию без специального решения сената законом запрещалось, и за подобные действия излишне ретивые магистраты порою привлекались к ответственности. Кроме того, обстановка в Лигурии никак не требовала чрезвычайных мер, поскольку в прошлом году Минуций Терм разбил основные силы противника и теперь тушил остатки мятежа, внося завершающие штрихи в портрет будущего мира. Собственное задание Назика выполнил с блеском. Он не только разгромил бойев в большом сражении, что делали до него и другие, удостаиваясь триумфа, но и привел галлов к повиновению, выиграл войну в целом. Все это Назика обстоятельно изложил сенату, вполне удовлетворив запросы самых взыскательных оппонентов. А в заключение консул добавил немного эмоций и заявил, что сам он насытился славой еще в тот день, когда сенат доверил ему принять священный камень, символизирующий Матерь богов, признав его лучшим гражданином государства, и потому ни на что более не претендует, но на солдат, доблестно исполнивших свой долг, которым, однако, из-за поползновений зависти должностного лица вместо награды грозит продолжение службы, такой пример может повлиять очень дурно.
После этого выступления даже Фабии и Фурии признали себя побежденными и проголосовали за триумф. Катон был далеко и потрясал Грецию рассказами о фермопильском подвиге, потому заслуженная почесть консулу и его войску была присуждена сенатом единогласно.
19
Итак, в Риме вновь говорили о Сципионах, потому что, чествуя Сципиона Назику, невозможно было не вспоминать Сципиона Африканского, а следом за ним и Луция Сципиона, которому прочили консулат будущего года. Триумф прошел ярко, торжественно и стал значительным событием общественной жизни. Победные празднества всколыхнули и без того великую гордость римлян, возвысили их самосознание и воодушевили на дальнейшие свершения. И весь этот всплеск чувств базировался на обновленной любви народа к Сципиону и Сципионам. На некоторое время мысли о представителях могучего рода, благодарность к ним за прошлые деяния и надежды, связанные с ними на будущее, вытеснили из проникнутого патриотизмом сознания граждан все прочие интересы. Рим бредил Сципионами и ждал от них новых подвигов и небывалых чудес.
В такой духовной атмосфере государство подходило к выборам. Шансы Луция Сципиона выглядели почти как абсолютные. Вдобавок ко всему, комициями должен был руководить Публий Назика, а у магистрата, проводящего выборы, всегда имеется возможность повлиять на мнение избирателей. Единственным, кто мог воздвигнуть препятствие Луцию на пути к консулату, был сам Сципион Африканский, которого многие подговаривали в третий раз воссесть на консульское кресло, чтобы возглавить ожидавшийся поход против Антиоха.
Хотя царь и потерпел поражение в Греции, это никак не отразилось на мощи азиатской державы. Всем было ясно, что Антиоха подвели поспешность и доверчивость. А с возвращением в свое царство, хмельные пары этолийских обещаний в его голове рассеются, и он, несомненно, будет действовать более трезво и грамотно. При этом у него в распоряжении окажутся все наличные силы огромной страны. Поэтому римляне сознавали, что война с Антиохом только начинается. Правда, теперь она отодвинулась за пределы Европы и оттого стала казаться менее грозной для Италии, но в то же время пугала небывалая отдаленность района боевых действий.
