Вера Крыжановская - Светочи Чехии
Отвернувшись от жестокой толпы, потребовавшей, чтобы его поставили лицом на запад, так как еретику, якобы, не подобает глядеть на восток, — Гус обратил свой взор к небу и вдруг его взгляд вспыхнул восторженным счастьем.
Над костром он увидал величавый образ первоучителя Чехии; его глубокие, строгие глаза с любовью смотрели на страдальца, а крестом, который держал в руках, он указывал на небо.
Поглощенный видением, Гус не замечал, что его до шеи обложили дровами; но вдруг чей-то голос вывел его из забытья.
То был великий маршал империи, граф Паппенгейм, прибывший от имени Сигизмунда — в последний раз убедить его отречься ради спасения жизни.
— Зачем смущаете вы великий покой души моей? Отказываться мне не от чего, так как я никогда не исповедовал ересей и не учил ересям, в которых меня лживо обвинили. С радостью запечатлею я своею кровью евангельские истины, которые я возвещал устно и письменно, — кротко, но твердо ответил Гус.
Дрожа всем телом, с широко раскрытыми глазами, следила Анна за казнью; когда затрещал огонь, она пошатнулась и закрыла глаза. Светомир, думая, что она падает в обморок, обнял ее, чтобы поддержать; но Анна уже выпрямилась и лихорадочно блестевшим взглядом смотрела на костер, из пламени которого в этот миг послышался звучный голос, запевший молитву. Это пение, среди ужасных мучений, возвещавшее торжество духа над плотью, подавляюще подействовало на толпу, застывшую в немом изумлении. Взоры всех приковал к себе столб дыма и огня, из которого не раздалось ни стона, ни жалобы, ни крика, а слышался лишь мелодичный призыв к Отцу небесному.
Вдруг голос страдальца затих, — дым хлынул ему в лицо; еще некоторое время видно было, что губы его шевелились, затем голова безжизненно поникла.
Анна опустилась на колени и закрыла лицо руками.
— Пойдем, все кончено, — шепнул Светомир, пытаясь поднять ее.
Но Анна тотчас же встала сама, и молча, с опущенной головой, последовала за своим спутником; по мужественному лицу Светомира катились слезы.
— Спасительный порыв ветра положил конец его мучениям, — глухим, взволнованным голосом сказал Светомир, когда они вышли из толпы.
Анна остановилась и крепко пожала ему руку.
— Да, этот порыв ветра в такую тихую погоду был истинным чудом, — дрожащими губами прошептала она. — Посол небесный явился за душой невинной жертвы этой возмутительной неправды. В то время, как Гус пел, я увидала над костром величавого старца с крестом в руке и блестящего, светлого ангела; он-то взмахом своего могучего крыла и пахнул дымом в лицо блаженному мученику, а затем, разумеется, принял его душу.
Светомир вздрогнул и перекрестился, ни мало не сомневаясь в истинности видения своей спутницы.
Сидя дома одна, так как и граф Гинек был в отсутствии, Ружена внезапно была охвачена тревогой и нигде не находила себе места.
Тщетно пыталась преданная Иитка развлечь ее, рассказывая, что скоро приедет граф Вок, уговаривала сойти в сад, а не то лечь отдохнуть; но ничто не действовало: и в саду, и на постели графиня не чувствовала себя спокойной.
По поводу же приезда мужа нетерпеливо ответила, что Вок приедет еще не скоро и в последнем письме своем жаловался, что все никак не может получить отпуска.
Наконец, Ружена села у открытого окна и задремала, а Иитка примостилась у ее ног и, глотая слезы, глядела на бледное, исхудавшее лицо своей питомицы.
Вдруг Ружена выпрямилась, пристально глядя в пространство, словно видела перед собой что-то ужасное; губы ее полуоткрылись, а руки умоляюще протянулись вперед. Старушка-няня с ужасом взглянула на нее.
— Костер! Костер! А в пламени отец Ян! — диким голосом, порывисто произнесла графиня и рукой схватилась за грудь.
— Ты бредишь, дорогая моя! В саду ничего не видно, — с дрожью в голосе сказала Иитка.
— Нет, это он! Я вижу, что он горит, привязанный к столбу, — прошептала Ружена, откидываясь на спинку кресла и теряя сознание.
В это время несколько всадников, в запыленных плащах и на измученных, покрытых пеной лошадях, остановились у дома. Это был Вок со своей свитой. Соскочив с лошади, он нетерпеливо начал стучать в дверь, но ждать, пока отворят, приходилось долго, так как почти все люди ушли из дому смотреть на казнь.
Рассерженный молодой граф продолжал неистово колотить в дверь, пока, наконец, ему не открыла, с извинением, старая служанка, из бормотанья которой он только понял, что его отца не было дома. Распорядившись, чтоб прибывших с ним слуг разместили и накормили, он велел вести себя в покои жены.
Ружена замертво полулежала в кресле, а Иитка растирала ей ароматическими снадобьями руки и лицо. В этот миг дверь растворилась, вошел Вок и остановился на пороге, как истукан. В немом ужасе глядел он на жену, а потом бросился к Ружене, упал перед ней на колени и, прижимая к себе ее хрупкое, недвижимое тело, покрыл лицо и руки поцелуями.
— Умерла… умерла! Я прибыл слишком поздно! — со слезами в голосе причитал он.
— Нет же, нет, добрый пан, она только лишилась чувств! А теперь, раз вы здесь, с милостью Божьею, все пойдет отлично! — со слезами радости на глазах, успокаивала Иитка, целуя руку Вока.
Она рассказала, что обморок вызвало ужасное видение. У Вока точно гора свалилась с плеч; но страшная перемена в жене сильно его тревожила.
Когда Ружена раскрыла глаза и узнала склонившегося над нею мужа, она радостно улыбнулась и покраснела. Но, видя слезы на глазах и горе, написанное на лице веселого, беспечного Вока, она обхватила руками его шею и прижалась к нему головкой.
— Ты оплакиваешь нашу близкую разлуку? — прошептала она. — Значит, ты меня любишь, жалеешь?
— Люблю ли я? — переспросил Вок, страстно обнимая жену. — Не говори мне о разлуке! Ты должна выздороветь, я этого хочу! — и, подавив свое волнение, он заговорил о другом.
Но этот день таил для молодого графа еще много тяжелого: вернувшиеся отец, Светомир и Анна рассказали ему все подробности гнусного суда над Гусом и его ужасную смерть.
Горько оплакивал Вок свой запоздалый приезд, лишивший его возможности в последний раз повидаться с другом, которого он свято чтил.
Вечером, когда Ружену уложили в постель, оба графа и Светомир сошлись в комнате Гинека, чтобы переговорить о событиях дня. Вернувшийся позже Брода передал несколько эпизодов, которые их возмутили до глубины души.
Желая достать горсточку пепла святого праведника, он остался на месте казни и был свидетелем отвратительнейшего зрелища. Когда сгорели вязанки дров, показалось обуглившееся тело казнённого; тогда палачи повалили столб, вместе с трупом, который и принялись рубить на куски, череп раздробили и затем зажгли новый огонь, чтобы поскорее уничтожить останки несчастного. Сохранившееся нетронутым сердце эти варвары сперва стегали и колотили прутьями, а потом проткнули и стали жарить. Даже платье Гуса было сожжено, по приказанию Палатина, а затем пепел, угли и все, что осталось бросили в Рейн.
Вок, старый граф, Светомир и Брода решили в эту же ночь пойти, взять с места казни хоть горсть земли, освященной кровью мученика, чтобы отвезти ее в Чехию.
Им удалось достигнуть цели и запастись драгоценным для них воспоминанием, раньше чем ненасытные враги Гуса, в издевательстве над священной памятью великого борца за правду, успели закопать на том же месте падаль.
Глава 9
В первое время после приезда, Вок был поглощен двумя обстоятельствами: первым был отъезд графа Гинека из Костница, вследствие привезенных сыном известий, требовавших его возвращение на родину; вторым оказалось неожиданное улучшение в здоровье Ружены.
Сильная воля мужа как будто влила ей поток новой жизни: она набралась сил, на щеках заиграл легкий румянец, и глазки снова заблестели. Вок себя не помнил от счастья, Анна и Светомир воскресли духом; один маэстро Бонелли оставался, по-прежнему, пасмурным и озабоченно наблюдал за больной.
В эти радостные, исполненные надеждой дни, более теплая и полная привязанность установилась между супругами. Вок всецело отдался жене, точно позабыл веселье и искушение, которыми изобиловал в это время Костниц. Тронутая и счастливая такой переменой, Ружена, читая в глазах мужа ту глубокую, до самозабвения, любовь, которой жаждала во все время замужества, не знала, чем выразить ему свою признательность.
Но затем в состоянии больной последовал перелом к худшему и вновь поверг всех в уныние. Однажды, во время веселой беседы, с Руженой сделался обморок и продолжался несколько часов; с этого дня здоровье ее пошло быстро на убыль. Таяла она, как воск; на будущее не было надежды, — приближался конец.
Оторванный от своих мечтаний о счастии, Вок потерял всякое самообладание и, с присущей его страстной натуре пылкостью, то приходил в полное отчаяние и мрачную апатию, то предавался безумной ярости. И Ружена страдала от таких перемен, которые еще более обостряли горечь расставания с жизнью. В вере и молитве искала она поддержки и нежно старалась направить горячую душу мужа к тому же божественному источнику, из которого человечество черпает терпение, смирение и надежду.
