Артур Конан Дойл - Изгнанники (без указания переводчика)
В одно мгновение все бросились к окну; но дю Лю кинулся за ними и сердито стал толкать обратно к двери.
— Что вы, хотите, что ли, умереть раньше предначертанного срока? — крикнул он.
— Да, да, — бормотал капитан, если не поняв слова, то разгадав жест дю Лю. — Надо оставить вахту на палубе. Амос, стань-ка рядом со мной, и будем готовы на случай, если неверным взбредет в башку показаться.
Американец и старый пионер остались у баррикады; остальные пытались разглядеть приближавшуюся лодку. Внезапно из груди оставшегося в живых оброчного вырвался глухой стон.
— Это ирокезская пирога! — крикнул он.
— Невозможно.
— Увы, это так, ваша милость. И как раз ускользнувшая от нас вчера.
— Ах, так женщины, значит, спаслись.
— Вероятно. Но увы, мсье, народу в ней что-то прибыло.
Замирая от тревоги, оставшиеся в живых осажденные следили за лодкой, быстро мчавшейся вверх по реке, оставляя по обеим сторонам полосы пены, а сзади длинную раздвоенную струю. Было заметно, что пирога переполнена, но осажденные припомнили о взятых в нее раненых с затонувшей лодки. Челнок продолжал лететь вперед, пока не поравнялся с усадьбой. Тут пирога повернулась кругом, и гребцы с пронзительным насмешливым криком подняли весла вверх. Даже на таком расстоянии нельзя было не узнать двух лиц — одного нежного, бледного, другого — темного, царственного. То были Адель и Онега.
XXXIX
ДВА ПЛОВЦА
Шарль де ла Ну, владелец "Св. Марии", был человек сдержанный, сильной воли; но и у него вырвались стон и проклятие, когда он увидел свою индианку-жену в руках ее соплеменников, от которых та не могла ждать пощады. Все же даже тут старомодная вежливость не покинула его, и он повернулся к де Катина высказать ему несколько слов сочувствия, как вдруг раздался грохот; что-то заслонило окно — и молодой офицер исчез из столовой. Безмолвно он спустил лестницу во двор и полез вниз с изумительной быстротой. Коснувшись ногами земли, он знаками велел товарищам втянуть обратно лестницу, сам же бросился к реке и поплыл к челноку. У него не было ни оружия, ни обдуманного плана действия, одна лишь мысль, что его место рядом с женой в минуту грозящей ей опасности, наполняла до краев все его существо. Судьба Адели должна быть его судьбою, и, рассекая воду сильными руками, он клялся разделить с ней жизнь и смерть.
Но был и еще один, кого чувство долга заставляло пересиливать опасность. Всю ночь францисканец охранял де Катина, словно купец, стерегущий свои сокровища. Все существо его было переполнено мыслью, что этот еретик представляет маленькое зерно, которое, разрастаясь все более и более, может заглушить вертоград избранной церкви Господней. Когда он увидел, что де Катина спускается с лестницы, из души монаха исчезло всякое чувство страха, кроме опасения потерять свою драгоценную добычу. По пятам исчезающего врага он также спустился с лестницы.
Тогда глядевшие из окна увидели изумительное зрелище. Среди реки стояла пирога, на корме которой темным кольцом теснились воины и среди них две женщины. К последним, обезумев, плыл де Катина, каждым ударом руки выбрасываясь из воды до плеч, а за ним с каждым гребком поднималась голова, украшенная тонзурой, и длинная ряса, тянувшаяся за монахом по воде. Но он в порыве рвения не рассчитал сил. Монах был хорошим пловцом, но неудобная одежда мешала ему, связывая движения. Все медленнее и медленнее становились удары его рук, все ниже и ниже опускалась его тонзура… Наконец, с громким криком: "В руци твои, Господи…" — он взметнул ослабевшие руки кверху и пошел ко дну. Минуту спустя зрители, охрипшие от криков, призывавших его вернуться, увидели, как де Катина втащили на ирокезскую пирогу, тотчас жг повернувшуюся и продолжавшую свой путь по реке.
— Боже мой! — глухо выкрикнул Амос. — Они забрали его. Бедняга погиб,
— Видал я странные дела за сорок лет, но никогда не встречал ничего подобного, — протянул дю Лю.
Де ла Ну взял понюшку табаку из золотой табакерки и смахнул изящным кружевным платком пылинки, упавшие на перед рубашки.
— Г-н де Катина поступил сообразно чести и достоинству французского дворянина, — проговорил он. — Если бы я мог плавать так, как тридцать лет тому назад, я был бы теперь также с ним.
Дю Лю оглянулся вокруг и покачал головой.
— Нас теперь только шестеро, — произнес он. — Боюсь, что они опять задумали какую-нибудь дьявольскую махинацию, ибо странно притихли.
— Они покидают дом! — крикнул оброчный, смотревший в боковое окно. — Что сей сон означает? Пресвятая Дева! Неужели мы спасены? Посмотрите, как они толпами спешат куда-то между деревьев. Они бросились к лодкам, размахивают руками, указывают на что-то.
— Вот серая шляпа того дьявола, — указал капитан. — Я бы пустил в него пулю, если бы не боялся понапрасну истратить заряд.
— Я попадал в цель на этом расстоянии, — сказал Амос, просовывая свое длинное темное ружье сквозь щель в баррикаде, перегораживающей нижнюю часть окна. — Я готов отдать весь барыш будущего года, лишь бы свалить негодяя.
— Это вообще на сорок шагов дальше полета пули из мушкета, — заметил дю Лю, — но я видал, как англичане попадали довольно удачно из таких длинных ружей.
Амос тщательно прицелился, оперши ружье на подоконник, и выстрелил. Крик восторга вырвался из груди оставшихся в живых осажденных. Фламандский Метис упал, но через минуту он был снова на ногах и вызывающе погрозил кулаком по направлению к окну.
— Черт возьми! — с горечью крикнул Амос по-английски. — Пуля попала в него на излете. Все равно что погладил дьявола камешком.
— Не чертыхайся. Амос, а попробуй в другой раз; положи еще побольше пороху, если не разорвет ружье.
Грин засыпал заряд посолиднее, выбрав из мешка хорошую круглую пулю; но когда он поднял голову, то не было ни метиса, ни индейцев. На реке ирокезский челнок летел так быстро, как только могли уносить его двадцать весел; но за исключением этого темного пятна на голубой поверхности не было видно следа врага. Они исчезли как кошмарный сон, дурное сновидение. Остались простреленная ограда, груды мертвых тел во дворе, обгоревшие коттеджи без крыш, а безмолвные леса сияли в лучах утреннего солнца, мирные и спокойные, как будто в них не бушевали в смертельном бою враги, словно вырвавшиеся из ада.
— Честное слово, они, кажется, ушли, — крикнул де ла Ну.
— Берегись, не хитрость ли это какая, — проговорил осторожный дю Лю. — Зачем им бежать от шести людей, когда они победили шестьдесят.
Но оброчный, выглянув в другое окно, тотчас же упал на колени с поднятыми к небу руками и почерневшим от пороха лицом, бормоча слова молитвы и благодарности. Его товарищи подбежали к окну, и радостные восклицания огласили комнату. Верхний плес реки покрывала целая флотилия лодок; солнце играло на дулах мушкетов и на металлических уборах сидевших в лодках людей. Уже можно было рассмотреть белые мундиры регулярных войск, коричневые куртки "лесных бродяг", яркие одежды гуронов и алгонкинов. Все ближе и ближе подплывали они, покрывая реку во всю ее ширь и становясь виднее с каждым мигом, а далеко на южном изгибе ирокезский челнок казался маленьким движущимся пятнышком, подлетевшим вдруг к дальнему берегу и исчезнувшим под тенью деревьев. Минуту спустя оставшиеся в живых уже были на берегу, махая в воздухе шляпами, а косы лодок спасителей уже шуршали по песку. На корме передней лодки сидел морщинистый человек в большом русом парике, а на коленях у него лежала рапира с позолоченным эфесом. Он выскочил из лодки, как только киль коснулся дна, побрел по воде, разбрасывая ее своими высокими сапогами, и бросился в объятия старого вельможи.
— Мой милый Шарль, — крикнул он, — вы защищались геройски. Как, вас только шестеро? Ай! Ай! Кровавое было дельце!
— Я знал, что вы не оставите товарища в беде, Шамбли. Мой сын убит. А жена — вон в том ирокезском челноке.
Комендант форта Сан-Луи с молчаливым сочувствием пожал руку приятеля.
— Остальные доехали благополучно, — произнес он спустя несколько времени. — Захватили только одну эту лодку, потому что у них сломалось весло. Трое утонули, а двух забрали. Как я слышал, кроме вашей супруги там находилась еще какая-то дама, француженка.
— Да; ее муж также в плену.
— Ах, бедняги. Ну, если вы с товарищами чувствуете в себе достаточно сил, чтобы плыть с нами, то мы, не теряя ни минуты, погонимся за разбойниками следом. Десять человек я оставлю здесь, в доме, а вы можете взять их в лодку. Садитесь скорее, и вперед: от нашей поспешности может зависеть жизнь или смерть этих пленников.
XL
КОНЕЦ [12]
Ирокезы обошлись вовсе не грубо с де Катина, втащив его из воды в пирогу. Так непонятны были для них побуждения, заставившие этого человека покинуть безопасное убежище и отдаться в их руки, что они сочли офицера сумасшедшим, а эта болезнь внушала индейцам страх и уважение. Они даже не скрутили ему рук: не будет же он пытаться бежать, коли сам добровольно приплыл к врагу. Два воина обыскали его с целью убедиться, нет ли у него оружия, а затем бросили на дно между двумя женщинами, пока подплывали к берегу, чтобы передать весть о приближении гарнизона форта Сан-Луи. Затем она отчалила и быстро понеслась по середине реки. Адель была смертельно бледна, и рука, за которую схватил ее муж, была холодна как мрамор.
