Лев Демин - Михаил Черниговский
А тем временем ростовский баскак Бурхан не спешил выезжать в Сарай-Бату. Человек он был трусоватый. Его пугали слухи о бесчинствах ушкуйников - разбойников, грабивших проплывавшие мимо суда, особенно на Волге. Потеря дани, собранной с ростовской земли для пополнения ханской казны, могла стоить Бурхану головы. Ушкуйники не гнушались ни внушительным купеческим судном, ни скромным рыбачьим челноком.
Бурхан уговаривал управляющего при ростовском князе, именитого боярина, дать ему в дополнение к его людям и двум дощаникам еще пару дощаников и к ним четыре десятка дружинников. Управляющий нашел требования баскака чрезмерными и начал упрямо спорить с ним:
- Ас чем мы останемся, любезный Бурхан? По твоей милости у нас окажется в наличии всего-навсего пятнадцать дружинников, если я уступлю тебе моих сорок человек. Выдержим ли мы нападение шайки ушкуйников? Узнают они о нашей слабости и легко разграбят, а то и сожгут Ростов.
Управляющий умышленно прибеднялся. Кроме определенной дружины, была наготове запасная команда, официально не числившаяся дружинниками, но как бы составлявшая резерв. Князь Михаил стал свидетелем спора Бурхана с княжеским управляющим и вмешался в пререкания:
- Не забывай, Бурхан, что у меня имеется десять дружинников, которые в твоем распоряжении. Зачем тебе перегружать дощаники?
- Ладно, уступлю вам, - согласился Бурхан. - Сократим число твоих людей на десять человек. - Эти слова были обращены к управляющему.
- Дам тебе не четыре, а два десятка дружинников, - настаивал управляющий.
- Мало мне этого. Дай хотя бы два с половиной десятка.
Спорили до умопомрачения. В конце концов Михаил поддержал управляющего. Бурхан сдался и согласился на участие в его плавании двух десятков дружинников, не считая десятка людей князя Михаила, сумевшего расхвалить своих спутников.
- Сражались отменно с поляками.
- А не врешь, князь? - с сомнением спросил Бурхан.
- Если бы ты был человеком нашей веры, сказал бы: "Вот тебе истинный крест".
Формирование охранной дружины, сопровождавшей ханскую дань, было наконец завершено. Но в последний момент вышла загвоздка. Бурхан неожиданно обратился к Михаилу и к управляющему ростовского князя.
- А еще мы должны решить, кто же нам оплатит дорогу. Дорога-то предстоит дальняя. Что вы на это скажете?
- Ты же человек денежный, Бурхан, - возразил Михаил.
- Денежный-то денежный - это верно, да деньги-то теперь не мои, а ханские. Пусть дружинники кормятся за свой счет или за княжеский. Аль мало денег в вашей княжеской казне?
После долгих споров и пререканий все же урегулировали и эту проблему. Охранников снабдили сухими запасами продуктов, солониной, сухарями, ржаной мукой, сушеными фруктами и небольшой суммой денег из княжеской казны для закупок в дороге.
Накануне дня отплытия Михаил решил провести время с дочерью в ее монастырской келье. Боярину Феодору, своему ближайшему помощнику, он поручил тщательно проверить все содержимое обоих дощаников, продовольственные припасы и подарки хану и его родственному окружению.
Мария встретила отца в своей келье заплаканная и еще более постаревшая. Лицо ее было осунувшимся, обострившимся.
- Над чем трудишься, доченька? - спросил ее Михаил.
- Да вот, пишу о Ситской битве, сражении русского войска с Батыевыми полчищами. Горестное и трагическое событие.
- Ты уже писала об этом.
- Решила, что надо бы внести в мое повествование больше трагизма. Сколько же русичей в этом сражении полегло! И князья некоторые. А мой супруг Василько, тяжело раненный, был пленен, по приказу Батыя подвергался мученическим истязаниям и потом умерщвлен. Сперва хан предлагал Васильку служить ему и перейти с остатками своего войска к монгольским полчищам. Василько с негодованием отказался и за это поплатился жизнью.
- Откуда тебе известны такие подробности?
- Сему был свидетель один из воинов Василька. Хан отпустил этого израненного воина, чтоб он известил о гибели Василька меня и наших сыновей. С нами укрывался в Белоозере и наш ростовский владыка. Он и отправился на место бывшей ханской ставки, где был предан земле Василько. Его тело удалось извлечь из временного захоронения и погрести в Ростове со всеми почестями.
- Грустную историю ты мне рассказала, доченька.
- Думаю, как бы более правдиво передать ее летописным языком и заслужить одобрение владыки.
Монахиня протянула отцу книгу с исписанными крупным почерком листами. Это был черновик, который монахи-писцы должны были переписать начисто. Михаил углубился в чтение, попутно похвалив дочь:
- Вижу, кропотливый твой труд, матушка. Похвально твое старание.
- Да уж как надоумил Господь.
- Похвально, доченька, зело похвально. Кто-нибудь еще знакомился с твоими рукописями?
- Владыка читал. Услышала от него полезные советы. Еще прочитала свои наброски сынкам. Слушали с вниманием, особенно старший. Задавали множество вопросов, особенно о судьбе отца, Василька.
- А если отца твоего постигнет та же горькая участь, что и супруга?
- Ну вот еще… Надейся, батюшка, на лучший исход поездки в ханское логово.
- Кто же может предвидеть благополучный исход! Кто может предугадать, что в мыслях хана, чем я ему не угодил!
- Усерднее молись и надейся на лучшее, батюшка, - повторила Мария.
- Хватит ли молитв?
Оба помолчали. Разговор на грустную тему встревожил обоих. Переменили ее и заговорили о детях, старшем Борисе и младшем Глебе, их уроках и наставниках. Мать давала сыновьям уроки по русской истории. Борис уже прошел обучение по этому предмету и теперь в основном осваивал конную езду, преодоление препятствий на коне, стрельбу из лука под руководством старого дядьки-наставника. В летние месяцы княжич упражнялся в плавании в водах озера Неро. Младший, Глеб, еще продолжал заниматься кабинетными науками, хотя приобщался и к верховой езде.
- Жалко покидать ваш гостеприимный дом. Неведомо, что ждет меня в Сарае, - невольно вырвалось у Михаила.
- Оставь тревожные мысли, батюшка, - пыталась успокоить его дочь.
- Сие превыше моих сил. Кто знает, что ждет меня в ханском логове…
И Михаил тяжело вздохнул.
Чтобы отвлечь отца от горьких мыслей, Мария вызвалась познакомить его с новой росписью в монастырском храме. Он был небольшим, рассчитанным на проживающих в обители. Его украшал временный иконостас, сооруженный наспех. Теперь над ним работали искусные иконописцы, в просторечии богомазы, выписанные из Белоозера. Этот старинный город не пострадал так, как пострадали от Батыева нашествия города волжско-окского междуречья. Здесь сохранились опытные иконописцы. Теперь они трудились в ростовской земле, а потом собирались перебраться во Владимир-на-Клязьме.
В монастырском храме работали три иконописца, люди уже немолодые и, как видно, знающие. При каждом состоял подмастерье, растиравший краски, наносивший цветовой фон на икону и выполнявший второстепенные детали. А основную фигуру иконописного образа тщательно выписывал сам пожилой иконописец. Иконостас был задуман как трехъярусный. Верхний, третий ярус упирался в потолочное перекрытие. Образа нижнего яруса писались укрупненно и воспроизводили Иисуса Христа, Богоматерь и ведущих апостолов.
Михаил с интересом рассматривал незавершенные работы иконописцев и обменивался впечатлениями с дочерью.
- Коли вернусь в Киев живым и невредимым, займусь восстановлением собора Святой Софии, - мечтательно произнес он.
- Разумное желание, батюшка, - поддержала его дочь.
- Если бы ты видела, доченька, как этот главный собор на Руси был захламлен, загажен ворогами! Сколько сил и стараний пришлось затратить моим людям, чтобы привести его в божеский вид, навести в нем чистоту! Ордынцы жгли в соборе костры, держали лошадей.
- Трудно представить себе такое.
- А представь. Я тебе правду говорю. Все же собрали киевлян и с потугами навели порядок в соборе. А иконостас так и не удалось восстановить.
- О грустных событиях сообщаешь, батюшка.
- Иконостасные иконы выломали и сожгли тут же в храме на кострах. Драгоценные камни, кои украшали их, тоже выломали и разворовали.
- Можешь не рассказывать мне, батюшка, сию печальную историю про судьбу киевского храма. Такое нам ведомо. И здешние храмы весьма пострадали.
- Остается лишь вздохнуть, доченька.
- А я бы сказала - неистово трудиться на благо возрождения.
Посетив монастырский храм, инокиня с отцом возвратились в келью. Заговорили о делах семейных.
- Борисушке приглядели невесту, - произнесла Мария. - Муромская княжна.
- Слышал уже об этом, - отозвался Михаил.
- Посылали в Муром сваху, вдовую боярыню. По ее словам, княжна хороша, но еще слишком юная.
