Джеймс Купер - Моникины
— Позвольте мне сказать вам, мистер Прямодушный, что вы сейчас высказываете взгляды, прямо противоположные взглядам всего мира, считающего добродетель неотъемлемой принадлежностью республики.
— Мир — я все время подразумеваю только мир моникинов — очень мало знает о настоящей политической свободе, кроме как в теории. Мы, жители Низкопрыгии, единственный народ, которому по существу приходится иметь с ней дело, и я сейчас делюсь с вами итогом моих наблюдений за тем, что происходит в моей собственной стране. Если бы моникины были безукоризненно добродетельны, не нужно было бы никакого правительства. Зная же, каковы они в действительности, мы считаем самым разумным, чтобы они следили друг за другом.
— Но ведь у вас существует самоуправление, которое подразумевает и самоограничение, а самоограничение — одно из названий добродетели.
— Если бы достоинства нашей системы зависели от самоуправления в вашем значении этого слова или же от самоограничения в любом значении, нам с вами, сэр Джон Голденкалф, не о чем было бы и спорить. Это всего лишь утешительная ложь, при помощи которой неумные моралисты пытаются подвигнуть моникинов на добрые дела. Наш образ правления основан на прямо противоположном принципе: на том, чтобы мы следили друг за другом и друг друга сдерживали, а вовсе не полагались на нашу способность к самоограничению. Как раз недостаток ответственности, а не ее постоянное и действенное присутствие, требует добродетели и самоконтроля. Никто не стал бы добровольно ограничивать себя в чем бы то ни было, но все очень охотно ограничивают своих ближних. Таковы основные и необходимые законы общежития и установления прав, а что до нравственности как таковой, то юридические законы весьма мало способствуют внедрению ее правил. Чистые нравы обычно проистекают из воспитания, а когда политическая власть находится в руках у всех, то правильное воспитание становится гарантией, которую ищут все.
— Но когда все голосуют, то у каждого может возникнуть желание использовать свое право для личной выгоды, и следствием этого будет политический хаос.
— Такой результат невозможен, если только личная выгода каждого не совпадает с общей выгодой. Общество в целом не может таким способом купить само себя, как не может моникин съесть самого себя, как бы он ни остервенел от голода. Пусть даже все кругом мошенники, но и они по необходимости вынуждены будут прийти к соглашению.
— Ваши теории звучат весьма убедительно, и я не сомневаюсь, что у вас я найду самое мудрое, логически мыслящее и последовательное общество, какое мне приходилось видеть. Но -еще одно слово: почему наш друг судья дал своему заместителю столь двусмысленные инструкции и в особенности почему он настаивал на применении таких средств, которые опровергают каждое ваше слово?
Тут бригадир Прямодушный погладил себя по подбородку и заметил, что ветер, кажется, должен перемениться. Он также начал вслух гадать, когда же мы доберемся до гавани. Впоследствии мне, однако, удалось заставить его признать, что моникин остается моникином, пользуется ли он благами всеобщего избирательного права или живет под игом деспота.
ГЛАВА XXIV. Прибытие. Выборы. Архитектура. Скалка и патриотизм чистейшей воды
Вскоре с левого борта показались берега Низкопрыгии. Мы так неожиданно достигли этой новой и своеобразной страны, что чуть не сели на мель, еще не успев даже разглядеть землю. Однако искусство капитана Пока выручило нас и здесь, и вскоре с помощью искусного лоцмана мы уже благополучно встали к причалу в гавани Бивуака. В этой счастливой стране не оказалось никакой регистрации, никаких паспортов — «ровным счетом ничего», по решительному выражению мистера Пока. Необходимые формальности вскоре были выполнены, хотя, как я уже имел повод упоминать, в мире гораздо легче устраивать дела при помощи порока, нежели при помощи добродетели. Взятка, предложенная таможенному чиновнику, была отвергнута, и единственная неприятность, с которой я столкнулся при высадке, возникла именно из-за этого неожиданного пробуждения совести. Затруднение, однако, было преодолено — хотя и не с такой легкостью и быстротой, как это произошло бы, будь куртаж здесь в моде, — и нам позволили сойти на берег со всеми нужными нам вещами.
Когда я впервые направил свой путь по улицам Бивуака, город являл собой необычайное зрелище. Дома были все увешаны огромными плакатами, которые я сперва было принял за торговые объявления, обычные в этом сугубо торговом городе, но при ближайшем рассмотрении они оказались просто предвыборными воззваниями. Читатель легко поймет мое удивление и удовольствие, когда на первом же плакате я прочел:
«ГОЛОСУЙТЕ ЗА ГОРИЗОНТАЛИСТОВ!
Вниманию горизонтально-систематически неуклонных республиканцев!
Ваши священные права в опасности, над вашими возлюбленными свободами нависла угроза, ваши жены и дети на краю гибели! Враги открыто и нагло проповедуют бесстыдную, антиконституционную идею, будто солнце светит днем, а луна ночью. Вам представляется единственный и, возможно, неповторимый случай пресечь заблуждение, чреватое обманом и внутренними волнениями. Мы предлагаем вашему вниманию самого подходящего защитника дорогих вашему сердцу интересов в лице
ДЖОНА ГОЛДЕНКАЛФА,
прославленного патриота, известного законодателя, глубочайшего философа и неподкупного государственного деятеля. Нам незачем рекомендовать мистера Голденкалфа нашим натурализованным согражданам, ибо он воистину один из них. Коренным гражданам мы скажем только: испытайте его, и вы будете более чем довольны!»
Этот плакат оказался мне очень полезен, так как из него я впервые узнал, чего ожидают от меня на приближающейся сессии Национального Собрания — всего-навсего доказать, что луна дает нам свет днем, а солнце— ночью. Конечно, я тут же принялся подыскивать в своем уме аргументы, которые могли бы убедительно поддержать эту серьезную политическую гипотезу.
Следующий плакат призывал:
«ГОЛОСУЙТЕ ЗА НОЯ ПОКА,
опытного мореплавателя, который приведет корабль государства в гавань процветания; астронома-практика, знающего по многочисленным наблюдениям, что луну в темноте не увидишь! Вертикалисты, не зевайте и кладите врага на обе лопатки!»
Затем я наткнулся на такой плакат:
«ДОСТОПОЧТЕННЫЙ РОБЕРТ СМАТ
с полным доверием рекомендуется согражданам комитетом противопоказанно-возвышенно-политических касательных в качестве истинного джентльмена, зрелого ученого note 18, просвещенного политика и стойкого демократа».
Но если бы я захотел перечислить хотя бы десятую часть всех похвал и поклепов, предметом которых все мы стали в городе, где нас по сути дела еще никто не знал и не видел, в рукописи не осталось бы места ни для чего другого. Достаточно одного примера:
СВИДЕТЕЛЬСКОЕ ПОКАЗАНИЕ
Явившись собственной особой передо мною, Джоном Справедливым, мировым судьей, и будучи должным образом приведен к присяге на святом евангелии, Питер Правдивый и проч., и проч. свидетельствовал и показал нижеследующее: что он был близко знаком с неким Джоном Голденкалфом на родине последнего и может подтвердить как факт, что у вышеназванного Джона Голденкалфа три жены и семеро незаконнорожденных детей и что сам он банкрот с самой скверной репутацией и был вынужден эмигрировать, совершив кражу овцы, что и показал под присягой и т. д.
Подписал: Питер Правдивый».
Естественно, что я был возмущен этим наглым заявлением и готов был обратиться к первому встречному, чтобы узнать адрес мистера Правдивого, но тут кто-то схватил меня за полу моей шкуры, я увидел одного из членов горизонтального комитета, и на меня посыпались поздравления по случаю моего счастливого избрания. Успех — превосходный пластырь для любых ран, и я забыл заняться вопросом об овце и семи незаконных детях, но все-таки заявляю, что, не будь фортуна столь благосклонна ко мне, негодяй, распространивший эту клевету, поплатился бы за свою дерзость. Менее чем через пять минут настала очередь капитана Пока. Его горячо поздравляли, ибо оказалось, что «иммигрантские интересы», как их назвал Ной, действительно обеспечили большинство одному кандидату и в том и в другом списке. Я был только рад. Я столь долгое время делил кают-компанию с достойным охотником на котиков, что готов был заседать с ним и в парламенте Низкопрыгии. Но мы оба весьма удивились и, правду сказать, вознегодовали, когда вскоре нам навстречу попался моникин, который нес плакат с программой церемониала на приеме, подготовляемом в честь «достопочтенного Роберта Смата».
Оказалось, что горизонталисты и вертикалисты подали такое множество подложных и фиктивных голосов за список касательных с целью умиротворить последних и обмануть друг друга, что этот юный мошенник в результате собрал наибольшее число голосов! Впрочем, подобные политические курьезы, как я впоследствии узнал, не редкость в истории периодических выборов лучших и достойнейших представителей народа Низкопрыгии.
