Тим Северин - Слон императора
– Мой переводчик… он поможет вам всем, что в его силах, – пообещал я, и Сулейман вдруг зашелся мелким смехом:
– Не он… она!
Я лишь растерянно заморгал.
Моряк расхохотался еще пуще, так, что даже повалился навзничь.
– Так вы еще ничего не знаете?! Ваш переводчик – женщина, да еще какая женщина! – И он закатил глаза.
– С нетерпением жду встречи с нею, – холодно произнес я. Мне действительно не было ничего известно о такой затее Джафара, и услышанное выбило меня из колеи.
Но старик корабельщик вдруг сделался серьезным:
– Я не хотел сказать ничего непочтительного или непристойного. Лишь надим Джафар в его великой мудрости мог разыскать такого переводчика. Очень мало кто свободно говорит на языках побережья… – Он сделал продолжительную паузу. – И она обошлась ему в изрядную толику золота.
Я решил, что пора вернуть разговор к практической стороне нашего путешествия:
– И насколько далеко за Зиндж ты намерен нас отвезти?
– Я поклялся надиму Джафару, что не поверну назад, пока мой корабль не уйдет на юг от Зинджа настолько же далеко, насколько Басра удалена от Багдада.
– И как же ты это узнаешь? – спросил я. – Насколько мне известно, еще никто не рисовал карты тех мест.
Корабельщик запустил руку в карман своего поношенного халата и извлек оттуда маленькую прямоугольную дощечку размером примерно два дюйма на дюйм, к середине которой был привязан тонкий шнурок:
– Мне скажет вот это.
Он зажал кончик шнурка в зубах, а прямоугольник отвел на расстояние вытянутой руки и прищурил один глаз. Пробыв в таком положении несколько мгновений, он выплюнул шнурок и улыбнулся мне, показав корявые бурые зубы:
– За пределами Зинджа нужно будет отыскать другую звезду, вероятно, Фаркадан.
Видимо, у меня был совсем растерянный вид, потому что, намотав шнурок на дощечку и убрав непонятное устройство в карман, Сулейман сказал:
– Проще будет объяснить, что это такое и для чего нужно, когда мы окажемся в море, под огромной звездной чашей.
* * *Утром накануне того дня, когда Сулейман и его сотоварищи-корабельщики намеревались поднять якоря, мы с Озриком решили посетить гавань и удостовериться в том, что нам не грозит какая-нибудь непредвиденная задержка. Но стоило нам выйти из дома, как мы увидели одного из слуг Джафара. Я узнал его, хотя и видел всего один раз, в освещенном волшебными фонариками чудесном саду главы тайного сыска.
– Надим Джафар всей душой сокрушается, что столь долго заставил вас ждать в неизвестности, – сказал слуга, после того как мы обменялись приветствиями. – Он повелел мне сказать, что доверяет вам самый драгоценный цветок из всех своих цветников.
Я перевел взгляд за его плечо и, наконец, обратил внимание на стоявшую в нескольких шагах позади него маленькую фигурку, полностью закрытую одеяниями. Лишь после этого я оценил изысканный каламбур Джафара: название «зайнаб» носил ароматный садовый цветок и в то же время это было распространенное женское имя.
– Прошу войти в дом, – сказал я и первым направился обратно. Гости следом за мной и Озриком вошли во двор. Лишь после того, как я закрыл дверь на улицу, посланец Джафара дал своей спутнице знак убрать вуаль, закрывавшую ее лицо. Сулейман уже намекал на то, что наша переводчица представляет собой что-то особое, но я совершенно не был готов к тому, что Зайнаб окажется столь очаровательной. Это была темноглазая молодая женщина с красиво очерченным ртом и изящным заостренным подбородком. Ее волосы полностью прикрывал платок, и на виду оставалось лишь ее лицо, и вот его-то цвет и привлек прежде всего мое внимание. Ее кожа цвета той самой корицы, которую римский номенклатор показывал нам несколько месяцев назад в Риме, не имела ни малейшего изъяна.
Я безуспешно пытался что-нибудь сказать, но язык у меня словно присох. Озрик, стоявший рядом со мной, тоже утратил дар речи.
– Надим Джафар повелел мне быть помощницей в вашем странствии, – сказала наша гостья, прервав затянувшееся молчание. Ее голос, хоть и мелодичный, звучал несколько хрипловато, а то, как она построила фразу, сразу выдавало в ней невольницу.
Я заставил себя оторвать взгляд от ее лица:
– Насколько я понимаю, ты говоришь на языках Зинджа.
– Лишь на нескольких из них, – негромко ответила женщина, стоя в совершенно спокойной позе, сложив перед собой маленькие руки.
– Наш корабельщик, Сулейман, надеется, что ты также окажешь ему содействие в торговых делах, – продолжил я.
– Если будет на то ваша воля, – отозвалась переводчица.
Посланец Джафара сделал мне знак:
– Могу ли я поговорить с вами наедине?
– Конечно. – Мы с ним пересекли двор и вошли в комнату, в которой наш хозяин держал свои конторские книги. По пути туда я слышал, как позади меня Озрик завел вежливый разговор с нашей новой переводчицей.
– Надим Джафар отправляет с вами Зайнаб, повинуясь прямому повелению халифа, – сказал посланец, когда мы остались вдвоем.
Он немного помялся, видимо, решая, стоит ли ему выходить в своем объяснении за пределы данных ему указаний, и затем добавил:
– Один из вождей Зинджа прислал Зайнаб в дар повелителю правоверных.
Эти слова вызвали у меня в памяти толпу несчастных рабов, которых я видел в Каупанге. Для того чтобы приравнять их к красавице, находившейся сейчас во дворе, требовалось очень развитое воображение.
– За возможность получить Зайнаб под свой кров мой господин был готов заплатить любую цену. Халиф согласился уступить ее за тридцать тысяч дирхемов, – продолжил мой собеседник.
Я чувствовал, что чего-то недопонимаю. А слуга визиря глядел мне в глаза, несомненно, ожидая, когда же я пойму его намек.
И тут меня осенило: это тоже проделки наследника! Мохаммед предложил отцу приказать Джафару, чтобы тот отправил Зайнаб в путешествие с нами. Джафар был не только наставником его брата-соперника, но и ведущей фигурой среди сторонников Абдаллаха. Заставив главу тайного сыска отослать любимую невольницу, за которую тот заплатил целое состояние, наследник повернул в ране уже воткнутый туда кинжал.
– Я позабочусь о том, чтобы Зайнаб невредимой вернулась к надиму Джафару, – пообещал я с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. Из своего прежнего – и немалого – опыта я знал, насколько жизнь путешественников подвержена опасности. За дни, проведенные в Аль-Убулле, я посвятил много времени напряженным раздумьям о несчастьях, которые пришлось нам перенести на пути из Ахена в Багдад, и о всяких трудностях и задержках. В конце концов я пришел к выводу, что многие из этих событий, если не все они, были специально направлены на то, чтобы не дать мне исполнить мое поручение, и имел сильное подозрение о том, кто стоял за всем этим, хотя мотивы этих деяний были мне совершенно непонятны.
Глава 17
Африка
Плавание в Зиндж походило на сладкий чудесный сон. Каждый следующий день не отличался от предыдущего, как будто время по собственной воле раз за разом оборачивалось вспять. С восходом солнца появлялся резкий, четко вырисованный и бесконечно далекий горизонт, из-за которого солнце поднималось в небо, по которому стайками плыли пухлые облачка, неизменно направлявшиеся в ту же сторону, что и наши корабли. А далеко под ними по сверкающему густо-голубому морю бежал торговый караван из полудюжины кораблей. Благоприятный ветер, ровно, с умеренной силой дувший с северо-востока, благосклонно наполнял огромные паруса, сотканные из обычного в покинутых нами местах хлопка, и корабельщикам почти не приходилось прикасаться к снастям. Ветерок разгонял полуденную жару, так что палуба никогда не раскалялась настолько, чтобы к ней трудно было прикоснуться, а воздух оставался приятно теплым еще долго после заката. Закаты же здесь были поистине великолепными. Могучее золотисто-оранжевое сияние заливало все небо, но потом сменялось на цвет блеклого пергамента, который, в свою очередь, вытесняла наступавшая с востока тьма. Затем поднималась луна, прокладывавшая по черной волнующейся морской поверхности серебристо-белую дорожку. Если же поднять голову, то открывалось небо, оживленное мириадами ярких звезд.
В этих идиллических условиях я влюбился в Зайнаб.
На третье утро плавания, вскоре после рассвета, я в компании Вало стоял около главной мачты и ждал, когда же повар подаст нам завтрак – финики, хлеб и воду. Тут я услышал легкий хлопок, как будто что-то ударилось о парус и упало на нос, туда, где возле покоившихся на палубе якорей сидела наша переводчица. Что-то забилось и запрыгало на досках. Вало побежал вперед, и я увидел, что он поднял что-то, похожее на небольшую рыбку. Он повернулся к Зайнаб и, наверно, задал ей вопрос, она же отодвинула плат, закрывавший ее голову, и наклонилась, чтобы взглянуть на то, что он ей показывал. Поскольку невольница не говорила по-франкски и не могла понять речи Вало, мне пришлось подойти к ним и переводить.
