KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Нина Молева - Ошибка канцлера

Нина Молева - Ошибка канцлера

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Нина Молева, "Ошибка канцлера" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Кузнецкий мост, сооруженный в середине XVIII века по проекту учителя „архитектурии гезелем“ Семеном Яковлевым, тяжело поврежден при недавней прокладке теплоколлектора и снова скрыт под землей без проведения остро необходимых восстановительных работ. Удастся ли его когда-нибудь еще увидеть москвичам? О восстановлении Красных ворот вопрос стоит вместе с восстановлением Сухаревой башни. Сегодня и вовсе не понять, кому они могли помешать на площади, которой возвращено их имя. И только стремительно-радостный взлет колокольни Троице-Сергиевой лавры в Загорске позволяет представить меру одаренности архитектора.

Ухтомский – по-настоящему московский, и только московский, зодчий. Родившись в 1719 году, он учится сначала в Славяно-греко-латинской академии, равно далекой от инженерного искусства и архитектуры, но с четырнадцати лет переходит учеником к Ивану Мичурину. Мичурина сменяет приехавший в старую столицу Иван Коробов, у которого князь проходит все ступени профессионального искуса – от ученика до помощника и прямого сотрудника. После смерти Коробова он занимает должность, в смысле неограниченных прав и возможностей подобную той, которую занимал Растрелли. Но вот в 1742 году Ухтомский не мог претендовать на заказ петербургского вельможи, а Бестужев-Рюмин ни за что бы не доверил ему своего Климента. Именно этим годом отмечено получение Ухтомским звания „гезеля“ – первой ступени в самостоятельной работе архитектора. Представительная комиссия из пяти зодчих осуществила необходимое испытание знаний своего младшего коллеги.

Начинающему двадцатитрехлетнему строителю никто бы не поручил заказа на десятки тысяч рублей. Другое дело, что в то же самое время Ухтомский создает свои знаменитые Красные ворота. Собственно, известность приходит к ним много позже. Сначала это всего лишь деревянные триумфальные ворота, одни из многих, которые было принято сооружать по поводу самых разнообразных государственных и придворных событий. Тем не менее они запомнятся Елизавете Петровне, и, когда через пять лет их уничтожит пожар, императрица распорядится восстановить постройку, и притом в камне.

В течение 1753–1755 годов Ухтомский выполняет свой „каменный вариант“. Именно вариант, потому что новые условия, изменившийся материал, тенденции моды подсказывают зодчему иное решение. То, что сначала увлекло Елизавету, имело больше отношения к живописи и скульптуре, чем к архитектуре, – огромные аллегорические картины, эмблемы, роспись всех стен под мрамор и, наконец, венчавший всю композицию портрет императрицы на троне. А еще кругом стояла позолоченная скульптура. Ухтомский собирался расставить по ярусам портретные статуи и портреты царствующих особ.

Зодчему пришлось самому постепенно отказаться от многих деталей, и только этот „успокоенный“ вариант производил впечатление известного сходства с Климентом. И не менее существенный довод против авторства Ухтомского. Ни достигнутые его школой успехи, ни возводимые учениками по всей Москве постройки не смогли отвести от зодчего рокового удара, нанесенного ему Сенатом. По подозрению в неправильном или неточном ведении денежных дел – никогда и ни в чем не оправдавшемуся – Ухтомский в 1763 году был отстранен от руководства „архитектурной командой“ и всех остальных своих должностей. За полуопальным архитектором была сохранена единственная работа – над лаврской колокольней. Сразу же переселившийся в Троице-Сергиев посад, Ухтомский больше никаких заказов в Москве брать не стал, перестал и вообще появляться в старой столице. Колокольня, возведению которой он посвятил двадцать лет, была закончена одновременно с освящением Климента – в 1770 году. Конец же жизни самого Ухтомского остался неизвестным.

Петербург

Дом цесаревны Елизаветы Петровны

Цесаревна Елизавета, Лесток и М. Е. Шувалова

– Ваше высочество, правительница получила из Бреслау письмо, где ее остерегают против вас и советуют арестовать меня.

– Откуда узнал о нем, Лесток?

– Оно побывало в моих руках раньше, чем было прочитано принцессой.

– И что принцесса? Не иначе слезу пустила?

– Вызвала Бестужева и долго с ним толковала. Долго, если иметь в виду ее привычки. Даже свидание с Линаром оказалось отложенным на целый час. Граф и даже фрейлина Менгден теряются в догадках.

– Неужто у Аннушки нашей к политике вкус объявился?

– Не шутите, ваше высочество. Дело не в принцессе. Это означает, что бразды правления отныне начинает брать от ее имени другой человек, с которым шуток в политике не будет, смею вас уверить.

– Алешка Бестужев? Смертник-то наш недошлый?

– Вы снова шутите, а я прошу обратить внимание, что далеко не каждому смертнику, приговоренному к четвертованию, удавалось не просто избежать казни, но и через несколько месяцев оказаться во дворце того самого правителя, который был убежден в его немаловажных винах. Бестужева не умели ни по-настоящему оценить в России, ни дать ему поля деятельности – по счастью для европейских государств. До нынешнего времени он тратил свои силы по мелочам. Кто знает, не даст ли ему принцесса настоящих возможностей для его совершенно незаурядных дипломатических способностей. Надо было принять все меры, чтобы он не смог доехать до столицы, тогда бы правительница вскоре забыла о своем мудром решении пользоваться его советами.

– Бог мой, давненько ты меня речами-то такими цветистыми не баловал, Лесток. Вон какой дифирамб Бестужеву наговорил – семь верст до небес, да все лесом. А дел-то пока за ним никаких нет. Впрок тревожишься, себя не бережешь.

– Не впрок, цесаревна, а в самый раз, если только наше время уже не прошло: гвардейским полкам подписан указ выступить из Петербурга.

– В лагеря, что ли, зимой-то? Ведь ноябрь на исходе.

– Не в лагеря – в Финляндию, чтобы занять их на шведском театре. Вот и решай теперь, что делать, кончилось наше ожидание – уйдет гвардия, прощайтесь, ваше высочество, со своей свободой.

– Когда им выступать?

Граф П. И. Шувалов.


– Завтра.

– Выходит, нам сегодня. Один вечер да ночь остались – немного.

– А много ли надо? Миних с Бироном в час управился.

– Не забывай, Лесток, с ним был Манштейн и почти сотня солдат Манштейнова полка. Ты-то стольких не наберешь. Вдвоем нам с тобой, что ли, на приступ ехать? Если в крепость, на плаху бояться опоздать, то в самый раз.

– Почему же вдвоем, ваше высочество, нам будет достаточно двух карет, а для них-то люди найдутся.

– Смотри, не подвели бы.

– А чего подводить-то? Если, не дай господь, с вами что случится, ваше высочество, им виселицы не миновать, а обо мне и толковать нечего. Люди все к вам приговоренные, значит, верные.

– И то правда. Значит, Петр и Александр Шуваловы, Михайла Ларивоныч Воронцов, ты. Еще кто?

– Алексей Григорьевич, надо полагать.

– Разумовского не тронь, пусть дом сидит сторожит. Толку от него все равно не будет – он в домашнем обиходе, за чаркой тоже хорош, а в деле заробеет. Морока с ним одна будет, да и к оружию непривычный. Вот если Салтыкова Василия Федоровича.

– Этот пойдет. За вами, ваше высочество, куда велите, пойдет – больно принцессу не любит, да на принца Антона зол.

– Еще бы кого… Разве Маврушку в мужское переодеть, она драться не шпагой, так кулаком сумеет.

– Располнела Мавра Егоровна для мужских костюмов. Глядишь, в дверцах кареты не развернется. Я хочу вам предложить, ваше высочество, еще одного верного человека – гвардейца Шварца.

– Это которого – учителя музыки, что ли?

– Его. Шпагой владеет, пистолет в руках держать умеет, при случае не промахнется.

– Да с чего ему с нами идти?

– Честолюбив и беден, ваше высочество. Далеко ли с его музыкой-то зайдешь, хоть весь двор скрипотчиками сделай. Он за место капельмейстерское во дворце кого прикажете голыми руками задушит.

– С тобой семеро выходит.

– Есть у меня еще один гвардеец на примете – Грюнштейн. Может, слыхали?

– Узнать, поди, узнала бы, а так не вспомню. Да чего здесь вспоминать: поедет, и ладно. Теперь с кучерами.

– Никаких кучеров, ваше высочество. Наши же и на облучках сядут, и на запятках встанут – так вернее.

– Тоже верно. Выезжать-то ближе к полуночи, пожалуй, надо. А сейчас позови мне, Лесток, Мавру, она сама со всеми перетолкует, все что надо одним махом спроворит. Сколько лет ждала, покою мне не давала.

– Мавра Егоровна, Мавра Егоровна! Вас цесаревна кличет.

– Да тут я, тут, матушка, все слышала, слезами от радости захлебнулась, так голосу сразу и не подала. Будет наконец и на нашей улице праздник!

Петербург

Дом английского посланника. 1741 год

Дорогая Эмилия!

Я поняла, что самодержцев отличает от простых смертных самая отчаянная храбрость в критические минуты, когда им надо стать самодержцами. Они поступают вопреки расчетам, логике, здравому смыслу простых людей – и выигрывают!

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*