Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела
— Куда ты так торопишься? — спросил ее Леонардо.
— Ой, господи! — воскликнула девушка. — Ну и напугали же вы меня!
— Я видел, что ты собираешься задать стрекача, — сказал молодой человек, прибегая к языку темнокожего простонародья.
— Ну уж и стрекача! Скажете тоже! Это совсем не в моем обычае, а тем более если я уважаю человека.
— Если уважаешь? А меня ты уважаешь?
— Больше всех на свете!
— Так я тебе и поверил!
— Кабальеро сомневается?
— Сомневаюсь? Да я просто не верю тебе. Зря, что ли, говорит пословица: «не красна любовь словами — красна делами».
— Чтобы такое говорить, надо иметь основание.
— Оснований у меня достаточно. Да вот — за примером ходить недалеко. Ну хотя бы в тот день, помнишь, когда я прощался со своей приятельницей возле дома, где я сейчас был, — кто привел тогда Селию и подстроил, чтобы она меня увидела? Ты. Не кто другой, как ты. Так что из-за тебя мы и поссорились.
— Кто это вам наплел?
— Никто. Просто у меня тогда мелькнуло такое подозрение. А теперь я в этом уверен. Ты — злодейка, голубушка, злодейка хуже самого Апонте, как говаривала моя бабушка.
— Право, кабальеро ошибается, — промолвила Немесия, кусая губы, чтобы не рассмеяться. — Честью клянусь, все это чистая случайность. Я шла за шитьем в мастерскую к сеньору Урибе, а Селия вздумала меня проводить.
— Конечно, конечно. Теперь будешь из себя святую невинность строить. Но я другое скажу: грех тебе на меня ополчаться. Если ты думаешь, что у меня любви хватает только для Селии, так ты ошибаешься. Хватит у меня любви и для нее и для той, что в деревню уехала. Да еще и для таких вот неблагодарных, вроде тебя, останется.
— Так я вам и поверила! Уж я — то теперь могу это по праву сказать.
— Но ты обязана мне верить, во-первых, потому, что это говорю тебе я, а во-вторых, потому, что ты — самая очаровательная из всех мулаточек, чьи ножки когда-либо топтали землю.
— Ах вы, льстец! Ах, ветреник! — воскликнула Немесия, явно польщенная комплиментом. — И какие же мужчины нехорошие! Но только вот что: делиться я ни с кем не желаю, и вторым блюдом я быть не привыкла.
— Не все ли равно, душенька, вторым или первым, быть бы только блюдом! Ох и жалко же тех, из которых и вовсе никакого блюда не вышло, а вышли одни только божьи невесты да чужим деткам тетушки, потому как, видать, ни на что другое они не сгодились. Давай заключим с тобой договор: против меня ты больше не воюешь.
— Далась вам эта война! Да никогда я против кабальеро ничего не затевала.
— И затевала и затеваешь. Я ведь вижу и знаю. Селия меня отшила, а причина этому — ты. Но если ты задумала нас разлучить, то я тебе скажу: не с того ты конца начала, только масла подлила в огонь. — И, прижимая обе руки к сердцу, он добавил: — Здесь хватит места и для Селии и для ее милой подружки!
— Нет, — возразила Немесия, — уж если бы я там у вас поселилась, так только одна, одна-одинешенька. Коли я кого полюблю, мне у него в сердце вдвоем с другой тесно будет!
— Эгоистка! — молвил Леонардо, метнув на нее нежный взгляд.
На этом они расстались. Немесия направилась в сторону улицы Вильегас, неподалеку от которой, в тупичке Бомба, стоял ее домик, а Леонардо пошел прямо на улицу О’Рейли.
Немесия, без памяти влюбленная в Леонардо, ушам своим не поверила, когда услышала из его собственных уст, что занимает в его сердце такое же место, как Сесилия. Но, возможно, то были всего лишь льстивые речи галантного кавалера? Да, пожалуй, дело обстояло именно так. Единственным намерением Леонардо было расположить Немесию к себе, слегка польстив ее женскому тщеславию и поманив надеждой на то, что когда-нибудь ее любовные мечтания, быть может, и сбудутся. Однако Немесия полагала, что если уж она проникла к Леонардо в сердце, то теперь самое трудное позади, и что вскоре это сердце, куда она вошла вместе с подругой, будет принадлежать безраздельно ей одной. Сделав это открытие и несказанно ему обрадовавшись, Немесия окончательно утвердилась в намерении привести в исполнение замысел, с недавнего времени усиленно ее занимавший. Ее лукавый ум ясно представлял себе также и средства, которые приведут ее к успеху. Хорошо зная, что Сесилия по свойству своего характера склонна к безрассудной ревности, а в гневе часто переходит всякую меру, Немесия совершенно справедливо рассудила, что, играя на этих ее двух слабостях, она если и не сумеет вытеснить соперницу из сердца Леонардо или добиться, чтобы та с ним порвала, то, во всяком случае, сможет побудить Леонардо покинуть Сесилию.
Главную роль в этой комедии Немесия отвела своему брату, Хосе Долорес. Она отлично знала, что брат ее никогда не сможет внушить Сесилии нежного чувства, но это не смущало ее: она надеялась, что, поссорив влюбленных между собой, ей нетрудно будет вызвать у Леонардо ревность, и Сесилия сама ей в этом поможет, так как в отместку своему белому возлюбленному, конечно, станет кокетничать с мулатом. Ниже мы увидим, к каким роковым последствиям привел этот замысел.
Выйдя на улицу О’Рейли, Леонардо Гамбоа повернул к дому Сесилии и в ту же минуту заметил, что от ее окна отошел какой-то человек, как две капли воды похожий на брата Немесии. Это возбудило в юноше любопытство, и, быстро подойдя к окошку, но ничем не выдавая своего присутствия, он осторожно приподнял кончиками пальцев край белой занавески. Сесилия сидела у окна, поставив локоть на подоконник и опершись щекой на ладонь руки. Узнав в незнакомце, приподнявшем занавеску, своего возлюбленного, она не выразила ни удивления, ни радости.
— Притворщица, — проговорил Леонардо, глубоко уязвленный и тем, чему он сейчас только был свидетелем, и холодностью оказанного ему приема. — Нет, какая притворщица! Будто она сейчас ни с кем и не говорила. Тихоня! Скажешь — воды не замутит. Что ты здесь делаешь?
— Ничего, — сухо ответила Сесилия.
— Бабушка дома?
— Нет, она пошла к вечерне. Сюда, напротив.
— Так впусти же меня. Открой дверь.
— Это невозможно.
— Так строго? С чего бы это вдруг?
— Вам лучше знать.
— Я знаю только то, что сейчас отсюда вышел мужчина.
— Вы ошибаетесь. С тех пор как ушла Чепилья, здесь никого не было.
— Но я видел его своими собственными глазами.
— Ваши глаза ввели вас в обман. Вам просто показалось.
— Показалось, показалось… Какого черта! Я видел его, понимаешь? Видел! Ясно как днем.
— Что ж, стало быть, вас посещают видения.
— Оставь свой высокомерный, пренебрежительный тон. Терпеть не могу этой манеры, да и не к лицу она нам с тобой. И перестань притворяться и уверять меня, будто никто сейчас не отходил от вашего окна. Твой безмятежный вид меня не обманет. Я его видел, и это был не бесплотный дух, а самый обыкновенный мужчина из плоти и крови.
— Ах, это совсем другой разговор. Вы, должно быть, имеете в виду человека, который недавно стоял там, где теперь стоите вы? Этого я и не отрицаю. Но я отрицала и отрицаю, что отсюда кто-то выходил. Этот человек не переступал порога нашего дома.
— Как бы там ни было, он шел отсюда, и ты с ним говорила. Я хочу знать, кто он и что ему здесь нужно.
— Я хочу знать! — передразнила Сесилия. — Ишь какой прыткий! Уж не силком ли вы меня говорить заставите? Так ведь я и силком ничего не скажу.
— Силком не силком, но ты мне сейчас все скажешь, а не то мы с тобой поссоримся и ты меня больше никогда не увидишь.
— Любопытно посмотреть, как это у вас получится.
— Что ж, и посмотришь. Так скажешь ты мне, кто он?
— Нет, не скажу.
— Ты это что — в шутку или всерьез?
— Зачем же в шутку, я всерьез говорю.
— Полно. Открой дверь и дай мне войти, стыдно мне тут стоять на виду у прохожих. Подумают еще, что мы с тобой бранимся.
— Что ж, они угадают.
— Ну, к чему все эти фокусы?
— Какие фокусы? Я вам говорю то, что думаю.
Леонардо устремил на девушку пристальный взгляд, желая уразуметь тайный смысл ее слов, а потом попытался взять ее за руку, но Сесилия отдернула руку и, когда Леонардо потянулся к ее лицу, резко отодвинулась. Видимо, Сесилия твердо решила держаться принятой линии. Неужели она способна предпочесть ему кого-то другого? Быть может, тот, кто сейчас отошел от окна, это и есть его, Леонардо Гамбоа, счастливый соперник? «Попробуем поразузнать еще немного», — подумал он, а вслух спросил:
— Можешь ты мне объяснить, что с тобой произошло?
— Со мной?
— Ничего.
— Ну, если ты решила все время тянуть эту волынку и твердить «ничего» и «не скажу», тогда, я думаю, самое лучшее будет мне отсюда уйти, и делу конец.
— Это как вам угодно.
— Я, кажется, разучился тебя понимать. И все же, сдается мне, ты сейчас говоришь совсем не то, что думаешь. Я убежден — прими я на веру твои необдуманные речи и уйди я отсюда, ты тотчас пожалеешь об этом и станешь проливать горькие слезы. Что же ты молчишь? Скажи хоть словечко. Отвечай же.
