Патрик О'Брайан - Капитан первого ранга
Несколько дней спустя в дневнике появилась следующая запись: «Начиная со среды Д. О. вновь стал себе хозяином; до этого дня, как мне кажется, он злоупотреблял своими полномочиями. Насколько я понимаю, формирование конвоя было закончено еще вчера, если не раньше: капитаны торговых судов прибыли на борт корабля за получением инструкций, ветер был благоприятный и течение попутное, однако отплытие было отложено. Он идет на ненужный риск, отправляясь на берег, и каждое мое замечание встречает в штыки. Нынешним утром черт меня дернул задержать его. Он принялся приводить уйму убедительных доводов, главным образом альтруистического характера, упомянул и про честь, и про долг, позабыв разве что патриотизм. В какой-то степени Д. О. догадывается о моих чувствах; привезя от нее повторное приглашение на обед, он стал говорить о том, что „снова случайно встретился с ней", и принялся распространяться на тему случайности, вызвав во мне прилив нежности, несмотря на животную ревность. Он самый неумелый и самый уязвимый лжец из всех, кого я только встречал, хотя ложь его сложна и запутанна. Обед был подходящий; я убедился, что, заранее предупрежденный, смогу вынести больше, чем предполагал. Мы говорили по-приятельски о былых временах, с удовольствием ели и играли — ее кузен оказался одним из самых талантливых флейтистов, каких мне приходилось слушать. Я знаю очень мало о Д. В., но мне кажется, что ее гостеприимность (она удивительно щедра) преодолела все ее более темные чувства. Мне также кажется, что она испытывает определенную привязанность к нам обоим; хотя, в таком случае, не понимаю, как она может столько требовать от Д. О. Она проявила себя с лучшей стороны — вечер был восхитительный, но как же я жду завтрашнего дня и попутного ветра. Если ветер задует с юга и Джек застрянет на неделю или десять дней, он пропал. Его надо увезти».
Глава девятая
«Поликрест» оставил свой конвой в точке с координатами 38°30′N широты и 11° W долготы при ветре от зюйд-веста и пеленге на Лиссабонскую скалу S87E при расстоянии до ориентира 47 лье. Он выстрелил из пушки, обменялся семафорами с купцами и с трудом совершил поворот таким образом, чтобы ветер дул с левой раковины, а нос смотрел на север.
Семафоры были вежливы, но кратки; суда пожелали друг другу счастливого плавания и таким образом расстались. Не было длинных, зачастую неточно набранных сигналов, которые оставались на реях благодарных конвоев до тех пор, пока они не скрывались за выпуклостью горизонта. И хотя предыдущий день был погожий и спокойный, с плавной зыбью и теплыми переменными ветрами от веста и зюйда, торговые капитаны не пригласили королевских офицеров на обед: это был неблагодарный конвой, да и не было у него причин рассыпаться в благодарностях. Из-за «Поликреста» задержался его отход, в результате чего суда упустили и прилив, и благоприятную погоду. Шлюп задерживал их не только медлительностью, но и привычкой уваливать под ветер, в результате чего суда конвоя, обладая хорошими мореходными качествами, были вынуждены постоянно приводиться к ветру. Ночью шлюп навалился на «Трейд Инкрис», который пытался лечь в дрейф близ мыса Лиззард, и снес ему бушприт. Когда же «Поликрест» встретился с крепким зюйд-вестом в Бискайском заливе, то потерял бизань-мачту. Вместе с ней сломало и грот-стеньгу, из-за чего судам конвоя пришлось ждать, пока на шлюпе установят временное парусное вооружение. Ничто не угрожало их безопасности, разве что люггер, маячивший на горизонте, так что у «Поликреста» не было возможности показать зубы. Купцы с отвращением отвернули от такого эскорта и последовали своим маршрутом гораздо быстрее, наконец-то поставив брамсели и бом-брамсели.
Конвой скрылся за горизонтом в четверг, а по четвергам было положено проводить общее построение. Едва «Поликрест» лег на новый курс, как пробило пять склянок утренней вахты и послышался барабанный бой. Экипаж поспешно кинулся на ют и выстроился на левом борту позади грот-мачты. Хотя матросы-новобранцы уже начали набираться опыта, их приходилось не раз перестраивать: некоторые из них были настолько бестолковы, что без пинков и тычков не могли найти свое место в строю. На этот раз все матросы были облачены в чистые синие форменные рубахи и белые штаны. Уже ни у кого не было на лице мертвенной тюремной бледности или той бледности, которая появляется при морской болезни. Благодаря принудительной чистоте, морскому воздуху и появившемуся в последнее время солнцу большинство матросов обрело здоровый вид. Этому способствовало и флотское питание: оно было не хуже домашнего, но более обильное. Получилось так, что большая часть команды «Поликреста» носила фамилии, начинающиеся с букв первой половины алфавита. В их числе были и грубые скоты, вроде беззубого Болтона, но в большинстве это были длиннорукие, с энергичными лицами, кривоногие парни с косицами, которые при перекличке отвечали: «Есть, сэр!», прикладывая ладонь ко лбу, и с бодрым видом проходили мимо капитана к продольному мостику на правом борту. Они придавали этой части корабля вид «Софи», превосходного судна, служба на котором была сплошным удовольствием, где даже матросы со шкафута могли стоять на вахте, брать рифы и править судном… Как повезло тогда Джеку с лейтенантом, его старшим помощником. Но, боже мой, как мало теперь у него настоящих моряков! После буквы «Г» таких было не больше двух. В большинстве своем это были сущие заморыши, внешне немногим отличавшиеся от подростков. И у каждого был угрюмый или опасливый вид, подчас и угрюмый и опасливый одновременно: при перекличке ни один из них не улыбнулся, переходя на другой борт корабля. Они с лихвой хватили порки, на них сыпалось слишком много угроз, но как можно было обойтись без этого в чрезвычайно опасных обстоятельствах? Олдфилд, Парсонс, Понд, Куэйл… жалкие, мелкие людишки. Последний был весьма склонен к доносительству, и его дважды изгонял круг столующихся из одного бачка. Причем это было еще не самое отребье.
Команда насчитывала всего восемьдесят семь мужчин и юношей, поскольку до комплекта недоставало тридцати трех человек. Из общего числа, пожалуй, лишь три десятка знали, как выполнять свои обязанности, некоторые учились. По существу, большинство чему-то научились; таких, благодаря которым в первые дни жизнь казалась капитану кошмаром, уже не было. Теперь Джек изучил все еще недавно новые для него лица: некоторые заметно изменились к лучшему, иные стали хуже, чем прежде, — слишком тяжелой оказалась для них служба. К числу таких принадлежали тупые, не способные к обучению умы, а их все равно заставляли из-под палки учиться трудному ремеслу, да еще в такой невероятной спешке. Существовало три категории матросов: четверть из них составляли крепкие, толковые моряки; затем шла приблизительно половина людей со средними способностями, которые могли стать как лучше, так и хуже, в зависимости от атмосферы на корабле и от того, как с ними обращались. Затем шла последняя категория, среди которых был ряд отъявленных негодяев — грубых, глупых или откровенно злых. Когда назывались имена последних по английскому алфавиту матросов, на душе у него стало нехорошо: Райт, Уилсон и Янг относились к числу отпетых подонков. Таких, как они, в самый разгар мобилизации можно было найти на борту любого военного корабля, и сплоченный экипаж легко переваривал отбросы общества. Но на «Поликресте» сплоченного экипажа не было, а отбросов было слишком много.
Писарь закрыл судовую роль; старший офицер доложил о том, что перекличка окончена, и Джек Обри, перед тем как распустить экипаж, еще раз посмотрел на него.
Посмотрел очень внимательно: возможно, этих самых людей он поведет завтра на абордаж… Кто из них последует за ним?
«Что же, — подумал он, — довлеет дневи злоба его» — и, приняв свой крест, взялся за первую задачу — переоснастку корабля. Он ясно сознавал, что задача будет не из легких, учитывая странную конструкцию корпуса шлюпа и сложность расчетов сил, действующих на него, но, по сравнению со сколачиванием экипажа из имевшегося у него в распоряжении сброда, она казалась ему простой и понятной. Ему помогали хорошие офицеры и унтер-офицеры: мистер Грей, плотник, досконально изучил свое ремесло; боцман, хотя и давал волю рукам, был деятелен, старателен и компетентен, когда речь шла об оснастке; штурман же обладал тонким пониманием характера судна. Теоретически адмиралтейские правила запрещали настолько перемещать бакштаги, но это сделал Бискайский залив, а с него взятки гладки. У Джека Обри были развязаны руки: тихая погода и целый день впереди. Он рассчитывал выполнить за это время большую часть работ.
Для проформы он пригласил Паркера к участию в их планах, но старшего офицера покраска и отделка корабля листами сусального золота занимали больше, чем стремление сделать его быстроходнее. Похоже, он не понимал, чего они добивались, и вскоре все забыли о его существовании, хотя и выслушали вежливо его просьбу об установке анапути больших размеров, чтобы натянуть двойной тент:
